От этих слов остатки тревоги, которые ворочались в груди, отпустили окончательно, и я довольно вздохнул:

— Отлично. Спасибо.

— Да не за что, — хохотнул Зубов. — Ох и устроил он прятки по городу, скажу я вам. Ну, нет худа без добра. Зато ознакомится с княжеством и его нравами.

— Это точно, — согласился я.

— За номером будет присматривать агентура. Так что если он куда-то направится, я дам вам знать, — сообщил собеседник и завершил вызов. Я же убрал телефон в карман и откинулся на спинку сиденья, уставившись в боковое окно.

— Что сказал жандарм? — не отрывая взгляда от дороги, поинтересовался Морозов.

— Что наш блудный ревизор выбрался с Рабочей стороны целым и невредимым, — ответил я.

Воевода повернулся ко мне:

— И его там даже не ограбили? — удивленно уточнил он.

Я открыл было рот, чтобы поинтересоваться, почему вдруг гостя из столицы непременно должны были ограбить, как Морозов рассмеялся:

— Да шучу я. Говорил же, что уровень преступности в Северске очень низкий. Так и где теперь этот проверяющий?

— Заселился в гостиницу «Павловская» и безвылазно сидит в номере, — ответил я.

— Вот и отлично, — довольно подытожил Владимир.

Дальше мы ехали в молчании, глядя, как за холмами медленно гаснет солнце, уступая место первому звёздному свету, а где-то впереди, за линией леса, уже ждал дом, с огнём в окнах, запахами настоявшегося отвара и свежеиспеченного хлеба. Двигатель машины ровно урчал, и этот звук, вместе с шелестом шин и редким стрекотом цикад, казался убаюкивающим. Где-то далеко, за лесом, глухо прогремел гром. Отголосок грозы, что, может быть, завтра придёт с запада.

Машина плавно повернула и выехала на дорогу, ведущую к поместью.

— Скоро будем, — сказал Морозов, расправляя затекшую спину.

Воевода был прав. Вдалеке мелькнули огни особняка, спокойные, ровные, домашние. Они всегда казались мне маяками. Сигналами, что пока в окнах горит свет, всё будет хорошо. Или хотя бы терпимо. И я вдруг почувствовал, как расслабляются плечи. Очередной день позади.

— Никифор, наверное, уже накрыл стол, — мечтательно произнёс Морозов.

— Хорошо бы, — пробормотал я, чувствуя, как сильно хочется есть.

Мы въехали под кованую арку ворот. Вспыхнули уличные фонари, отмечая въезд на княжеские земли. Свет ложился на траву тёплыми жёлтыми пятнами. Колеса зашелестели по гравию.

Морозов затормозил у крыльца и заглушил двигатель. Обернулся ко мне:

— Мне нужно еще поговорить с дружинниками.

— Но вы же придете на ужин? — уточнил я, и воевода кивнул:

— Не пропущу, можете не сомневаться.

— Отлично.

Я открыл дверь и вышел из салона. За углом мелькнула низкая тень, а через мгновение, из-за дома выскочил Аргумент. Сперва пес обозначил своё присутствие коротким предупредительным рыком, затем, узнав нас, завилял хвостом и обошёл кругом.

— Молодчина, — вполголоса произнес я и потрепал его по голове. Пёс удовлетворённо фыркнул, будто принимая оценку как само собой разумеющееся.

Двор был тих. Только один из фонарей покачивался от лёгкого ветра, бросая на землю рваные тени. Где-то наверху в окне мелькнул свет. Скорее всего, Вера, возможно, проверяла бумаги перед ужином.

Морозов хлопнул дверью, обошёл капот и задержал взгляд на силуэтах леса. А затем неторопливо направился в сторону дома дружины. Аргумент побежал за ним. Я же поднялся по ступеням, и у самого порога я обернулся.

Небо над лесом было темно-бордовым, и в глубине тучи уже вспыхивали первые нити молний: тихие, далёкие, рассекающее темное небо и словно рисующие на нем огненные трещины.

— Завтра будет тяжёлый день, — пробормотал я и потянул на себя дверь.

И первым делом почувствовал запахи, которые сообщали о скором ужине. Теплый хлеб, тушёное мясо, чуть пряный аромат лаврового листа и перца. Где-то вдали звякнула посуда, и стало ясно: Никифор, скорее всего, даже накрыл стол.

В гостиной царил полумрак, единственным источником света был камин, который уже разгорелся и ровно потрескивал, словно мурлыкал. Я прошёл к очагу, вытянул ладони к огню. После сырого воздуха дороги тепло ощущалось почти физически — как тяжёлое, толстое одеяло, которым накрывают уставшего ребёнка.

— Ох и долгий же выдался денёк… — донёсся ворчливый голос Никифора. — … только вернулись.

— Никифор, — тихо позвал я.

Домовой выглянул из столовой, держась за края передника, будто тот был боевым щитом.

— О! Вернулись наконец! — с улыбкой произнес он. — Сейчас всё будет.

С этими словами Никифор исчез в столовой. А уже через мгновение дом наполнился густым ароматом мяса, томлёного в травяном соусе.

Я отступил от камина, уселся в кресло и позволил себе вытянуть ноги. Дверь наверху тихо скрипнула, и на лестнице появилась Вера.

— Вы прибыли, — сказала она, подходя ближе. — Никифор ещё полчаса назад объявил на кухне, что «князь скоро вернётся, и нужно, чтобы стол выглядел прилично».

Я тихо рассмеялся.

— Как поездка? — спросила она, садясь в кресло напротив.

— Всё прошло спокойно. Приезжий на контакт не идет, но Зубов за ним присматривает. Так что подождем, пока он сам объявится.

Вера кивнула. А через мгновение хлопнула входная дверь и за спиной послышались тяжелые шаги. Настолько знакомые, что мне не нужно было даже оборачиваться.

— Вы вовремя, — не отрывая взгляда от горящего камина, произнес я. — Никифор как раз готовится подать ужин.

— Тогда пошли, пока он не передумал, — серьёзно произнёс воевода, и мы направились в сторону столовой.

И в тот момент, когда мы переступили порог, Никифор поставил на стол большую кастрюлю, расправил передник, упёр руки в бока и горделиво объявил:

— А теперь можно и есть. Тысяча трудов, но всё для вас.

Я усмехнулся, переглянулся с Верой и Морозовым. И вдруг поймал себя на тихой, неожиданной мысли. Что все здесь держится на людях, которых я знаю пусть и недолго, но с которыми я успел сродниться.

И пока эти люди рядом, я могу быть спокойнее за Северск, и за княжество. И даже за одного слишком самостоятельного ревизора, который завтра, возможно, снова попробует бросить вызов нашему спокойствию. Но это будет завтра. А сегодня меня ждет уютный домашний вечер, дом, тепло и ужин.

— Прошу к столу, — подбоченившись, произнёс Никифор. — Ешьте, пока горячее. Я вам такое приготовил…

Он театрально отложил половник и отступил на шаг назад. Морозов поднял крышку с кастрюли, и помещение мгновенно наполнилось новым, ещё более плотным ароматом. И от этого запаха, воевода на мгновение даже прикрыл глаза.

Внутри был густой гуляш, с крупными кусками мяса, разваренными до мягкости, которая видно была даже невооружённым глазом. Там же плавали картофель, морковь, лук, ломтики корня сельдерея. Бульон был настолько плотным, что почти тянулся за половником.

— Чудо, — уважительно выдохнул Морозов. — И как он успевает это готовить?

— Магия, — резко сказал Никифор, разливая гуляш по тарелкам.

— Не иначе, — согласился Морозов и сел в кресло.

Домовой передал мне порцию. Я с благодарностью принял ее, взял ложку и зачерпнул, попробовал. И на миг довольно прикрыл глаза, чувствуя, как по телу расплывается тепло. Словно Никифор добавлял в еду какой-то особый ингредиент, который снимал усталость.

Вера попробовала блюдо осторожно, маленькой ложкой — но я заметил, как на её лице мгновенно появилась тень удовлетворения.

— Невероятно, — тихо сказала она.

— Да знаю, — фыркнул Никифор, но уголки губ у него дрогнули.

Я макнул кусок хлеба в соус гуляша — и корочка мгновенно пропиталась бульоном, впитав травяной аромат.

За столом установилась тишина — та добротная, домашняя, когда никто не говорит лишь потому, что еда слишком вкусная, чтобы отвлекаться. Ложки мягко стучали о тарелки.

Было слышно, как потрескивает в гостиной камин. За окном шелестел вечерний ветер.