— Они какие-то ненастоящие.

А вот те, кто сидел в засаде у кромки леса, переглянулись и хмуро покачали головами.

— Мы ничего не видели, Владимир Васильевич. Ни движения, ни света.

Морозов почесал затылок, явно обдумывая услышанное. Ветер тронул его волосы, и на мгновение он замер, будто прислушиваясь к чему-то далёкому, едва уловимому.

— Ладно, — протянул он наконец.

Он оглядел луг. Я тоже осмотрелся. Трава переливалась золотом от первых солнечных лучей, будто действительно недавно здесь кружился чей-то хоровод. А может, и мерещится после долгой ночи.

— Прочесать луг, — распорядился воевода. — От этой точки до оврага.

— Что мы ищем? — спросил я, чувствуя, как сердце всё ещё стучит чуть быстрее, чем нужно.

Морозов посмотрел на меня и слегка усмехнулся.

— Скажу если найдем, — произнёс он и зашагал осторожно, будто боялся спугнуть то, что и без того почти растаяло в утреннем воздухе.

Дружинники растянулись цепочкой по лугу, аккуратно, с привычной сноровкой прочёсывая траву шаг за шагом. Утро уже вступало в свои права: солнце пробивалось сквозь туман, подсвечивая росу на стеблях, и, казалось, будто всё вокруг искрится мелкими осколками стекла.

Мы с Морозовым шли следом, не вмешиваясь, но наблюдая пристально.

— Ну что, княже, — хмыкнул он, — если это и правда были русалки, то одна из них вас заметила. Теперь держитесь — как поймает, как защекочет…

Я не успел ответить, из-за небольшого пригорка донёсся возглас:

— Владимир Васильевич! Здесь… камень какой-то!

Мы подошли. В траве, словно небрежно брошенный, лежал округлый серый валун, с гладкой отполированной поверхностью. На первый взгляд — обычный, таких на лугах полно. Но стоило солнцу блеснуть под нужным углом, как по камню пробежала мягкая волна света, и перед нами вновь вспыхнули призрачные силуэты. Те самые девы — стройные, прозрачные, в развевающихся лентах — закружились в танце, как и прежде, только в уменьшеной версии.

— Вот тебе и русалки, — пробормотал Морозов, опускаясь на пятки. — Камень-память. Старый, редкий… но штука дорогущая. Работает, как линза. Записывает изображение, а потом показывает, когда луч падает под нужным углом.

Он тронул камень пальцем, и видение тут же исчезло, будто его и не было.

Я невольно выдохнул. Всё объяснилось. Без магии, без чудес. Просто старое устройство. Казалось бы, я должен был радоваться. Но почему-то вместо облегчения внутри осталось какое-то досадное разочарование.

Морозов заметил выражение моего лица и тихо засмеялся:

— А ведь вы, княже, расстроились! Надеялись, что к вам сама природа с приветствием явилась, а оказалось — просто кто-то кино снял на камне.

— Может, и так, — признался я. — Но признаюсь честно, видение было… красивее объяснения.

— Ха! — фыркнул воевода. — На мой век и без иллюзий девиц хватает. А эти хоть и красивые, да холодные — попробуй обними, простудишься.

Он выпрямился и оглядел дружинников, которые теперь столпились вокруг находки.

— Скорее всего, — продолжил Морозов, — кто-то из местных умников это установил. Чтобы рыбаки сюда не совались. Жёны, узнав про «русалок», на это место ни одного мужика больше не пустят.

— И рыбное место достанется только ему, — догадался я.

— Точно. — Воевода довольно кивнул. — Хитро придумано. Вот кто-то и купил себе покой на годы вперёд. Пока остальные боятся нечисти, он ловит щуку под носом у всех.

— А линзу?

— Конфискуем, — без тени сомнения сказал Морозов. — Уж больно хорошая вещица, пусть теперь хранится при Управе. И выясним, кто из ближайшего села в город ездил недавно. Не каждый такую покупку потянет.

Он уже повернулся к дружинникам и добавил с ленивым юмором:

— А заодно гляньте, кто у нас снасти новые прикупил и щеголяет свежими сапогами. Гарантирую тот и есть наш «приручитель русалок».

Я усмехнулся.

— Северск — город изобретательных людей. Одни записывают на камни дев, другие верят, что они настоящие.

— Ну, — протянул Морозов, поднимая находку и оборачиваясь ко мне, — кто во что вкладывает душу. Одни в мечты, другие в улов.

И, подмигнув, добавил:

— А вы, княже, лучше всё же не разочаровывайтесь. Пусть в следующий раз и вправду явится кто-то, ради кого стоило мёрзнуть на этом ветру. Только желательно, чтобы у этого «кого-то» не было хвоста.

Туман уже почти рассеялся, и луг выглядел так, будто ничего особенного здесь никогда и не происходило. Лишь трава была примята и воздух ещё хранил странный, свежий запах, как после грозы.

Я вдохнул глубоко, чувствуя, как возвращается тепло, как солнце, наконец, добралось до нас, пробираясь сквозь влажный прохладный воздух. Где-то вдали запел жаворонок, и весь этот мир снова стал обыкновенным, земным.

— Ну что, князь, едем домой? — уточнил Морозов, — Или хотите ещё посидеть, вдруг танцоры вернутся на бис?

— Достаточно, — сказал я, открывая пассажирскую дверь. — Спектакль был весьма убедительный.

Воевода занял место за рулем и завел двигатель. Машина мягко тронулась. Вскоре, утренний луг остался далеко позади. Дорога запетляла между полей, залитых солнцем. Трава колыхалась под ветром, и от бликов на лобовом стекле я невольно прищурил глаза. В салоне стоял запах чая и трав, которым, казалось, пропиталось всё вокруг.

Некоторое время между нами царило молчание. Которое по традиции нарушил воевода:

— О чём задумались? — не отводя взгляда от дороги, уточнил он.

— О «Бастионе», — ответил я. — Прием заявок скоро закончится, и если они не больше не предпримут никаких шагов, то зачем было начинать эту возню?

Воевода повернулся ко мне и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в это время в кармане моего пиджака зазвонил телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался номер Климова. В груди кольнуло чувство чего-то нехорошего. И я нажал на кнопку, принимая вызов:

— У аппарата.

— Доброе утро, мастер Медведев, — послышался в динамике голос главы мастеровых.

— Я уже начинаю сомневаться, что оно доброе, — хмуро произнес я и уточнил. — Что-то случилось?

— В канцелярии начали регистрировать заявки на «приземление» от артелей. Из списка, которые вы привозили, — сказал мастеровой.

— А вот и ответный ход, — пробормотал я. — Какой максимальный период для рассмотрения заявок?

— Две недели.

— Вот и отлично, — довольно заключил я. — Значит, эти самые две недели все эти заявки должны пролежать в канцелярии. Дальше у «Бастиона» будет три дня на подачу жалобы, а потом суд. Но до суда, думаю, дело не дойдет. Потому что к тому времени срок приема уже закончится.

— Хорошо, Николай Арсентьевич, — весело ответил мастеровой.

— Если это все…

— Все, мастер-князь, — заверил меня Климов и добавил. — Пока все.

— Если будет что-то еще — держите меня в курсе, — попросил я.

— Обязательно, — ответил собеседник, и я завершил вызов. Убрал телефон в карман пиджака, откинулся на спинку сиденья и задумчиво посмотрел в окно.

— Что-то случилось? — уточнил Морозов.

— «Бастион» зашевелился, — ответил я.

— Долго они, — фыркнул воевода, и я кивнул:

— Они сильно затянули время регистрации, и теперь, скорее всего, не успеют на участие в конкурсе. Либо начальство не согласовало действия с юристами, либо это тоже часть их плана.

Морозов только пожал плечами. Телефон в кармане снова зазвонил.

— Ни минуты покоя, — пробормотал я, вынимая аппарат. Взглянул на экран и не смог удержаться от улыбки. На дисплее высвечивался номер Соколовой.

— Слушаю вас, Вера Романовна

— Николай Арсентьевич, к вам приходили лесники из угодий мастера Дубова, — начала секретарь. — Лесничий просит вас о встрече.

— Хорошо, — растерянно ответил я. — Они не сказали, зачем хозяин меня искал?

— Сейчас…

Девушка замялась, и я услышал, как она торопливо листает страницы ежедневника.