— Хорошо, — ответил я и направился в сторону кабинета.

Дверь кабинета была чуть приоткрыта. Достаточно, чтобы я заметил мягкое движение занавески и услышал лёгкий шелест бумаги внутри. Я подошел к двери, немного постоял, словно собираясь с мыслями, а затем толкнул створку.

Вера сидела за столом. Перед ней лежали два аккуратных ряда бумаг, а возле них стояла чашка с отваром, который уже успел остыть. Девушка перебирала бумаги, но едва я вошел в кабинет, не отрываясь от своих дел, уточнила:

— Как прогулка, Николай Арсентьевич?

— Отлично, — ответил я, входя в кабинет. — Нашли оленя.

— То есть, вы помогли пареньку? — глядя на меня, лукаво уточнила секретарь.

— Гавриле? — переспросил я и чуть усмехнулся. — Ревизор нам помог не меньше. Провел все исследования и уехал в столицу. Но обещал вернуться.

Секретарь улыбнулась:

— Хорошие люди тянутся к вам, Николай Арсентьевич, — сказала она тихо.

Я тяжело опустился в кресло:

— Как и плохие. Иначе промышленники уже давно бы поехали по своим делам.

Вера аккуратно поправила стопку бумаг. Через окно тихо прошелестел ветер. На мгновение показалось, что где-то вдали снова каркнула та самая ворона. Я вздрогнул, взглянул через окно в сад. Но никого там не было. Только ветер шевелил листья.

Вера удивленно посмотрела на меня и с тревогой уточнила:

— Что-то случилось, Николай Арсентьевич?

— Что? — переспросил я. — А, нет, ничего. Просто задумался. Простите, что взвалил на вас разбор заявок…

Вера покачала головой:

— Все хорошо. Просто…

Она замялась, словно подбирая слова, а затем продолжила:

— Пришли последние три заявки из окраинных волостей, — сказала она и разложила листы веером. — И у двух из них… проблемы.

— Какого рода? — уточнил я.

— Неполные данные, — пояснила девушка, пододвигая листы мне. Вот здесь, например, отсутствует подпись мастера. Я звонила по указанным номерам, но там никого нет на месте.

Я склонился над листами. Бумага была серая, плотная, шероховатая. Чернила легли слишком бледно, будто человек, который заполнял бумаги, сильно торопился.

Подписи действительно не было. Лишь аккуратное пустое место.

— Я… не хотела вас тревожить, — тихо продолжила секретарь. Её тонкие пальцы с чуть чернильными подушечками, осторожно коснулись бумаги. — Да только…

Я склонил голову и поинтересовался:

— А что нужно делать, если комплект неполный?

— Вернуть на доработку, — глядя на меня, как по инструкции отчеканила Вера. — Но про такое обязательно нужно сообщить начальству и получить подтверждение. Мало ли что.

— Тоже верно, — согласился я и еще раз взглянул на лежавшие передо мной бумаги. — Эти можно отправить, чтобы все доделали.

Секретарь кивнула и переложила их в правую стопку:

— Заявки, которые не соответствуют правилам, — пояснила она. — Те, которые не заземлились, или допустили другие нарушения.

— Хорошо, — ответил я и добавил. — Давайте я вам помогу.

Вера подняла глаза — быстрые, ясные, чуть удивлённые.

— Поможете? — мягко переспросила она, будто проверяя, правильно ли услышала.

— Конечно, — подтвердил я и придвинул к себе вторую стопку.

Секретарь чуть улыбнулась. Коротко, почти незаметно, но я заметил, что взгляд у неё потеплел. И мы принялись за работу.

Мы сидели в кабинете до позднего вечера. Свет лампы ложился тёплым кругом на стол, растворяя углы, оставляя лишь нас двоих: меня и Веру, окруженных шелестом бумаги. За окном сгущались сумерки, сад понемногу погружался в синеву, а в доме воцарилась тишина.

Вера работала сосредоточенно, аккуратно перекладывая бумаги из стопки в стопку. Иногда она слегка хмурила брови, и тогда над столом словно бы нависало маленькое облако обеспокоенности. В таком случае она обращалась ко мне за помощью, и я растолковал, как правильно все делать. Секретарь кивала, и бумаги перекладывались в нужную стопку.

Я же то и дело отвлекался, глядя на девушку. И ловил себя на том, что смотрю на неё чуть дольше, чем обычно. Может быть, оттого что день выдался длинным и насыщенным. А может, потому, что тишина кабинета делала всё вокруг острее.

— Вы устали? — не поднимая головы, тихо спросила Вера, когда висевшие на стене часы показали восемь вечера, а на столе лежала еще половина неразобранных заявок.

— Нет, — произнес я, хотя спина уже ныла.

Она кивнула, будто и ожидала такого ответа, и продолжила работу.

С кухни донесся приглушённый стук посуды. Скорее всего, Никифор приводил дом в порядок. Иногда я замечал в коридоре небольшую тень, которая пробегала по своим делам. И только когда количество заявок сильно поубавилось, секретарь нарушила воцарившуюся в кабинете тишину:

— Знаете… — произнесла она, аккуратно помечая верхний лист карандашом. — Мне кажется, сегодня вы поступили очень по-северски.

— Это как? — удивился я.

Она подняла взгляд. В полутьме её глубокие, задумчивые глаза казались темнее обычного.

— Честно. И по-своему справедливо.

Я покачал головой, давая понять, что не понимаю. И Вера пояснила:

— Не давили на этого бедного ревизора. Не пытались ставить себя как чиновник, наделенный властью и полномочиями. Наоборот, дали ему почувствовать, что к нему относятся как к человеку. Пусть и такому…

Она замялась, подбирая слово:

— Летящему, — подсказал я и пояснил. — Человек, который витает в своих мыслях.

— Хороший термин, — согласилась девушка, перекладывая бумаги в нужную стопу. — Гавриле очень подходит.

Я слегка улыбнулся.

— А по-вашему я обычно давлю?

И заметил, что щеки девушки чуть покраснели.

— Нет. Просто… — она опустила голову, перебирая бумаги, — Но вы не северский, а прибыли из столицы. Там люди любят говорить сверху вниз. Как с подчиненными. Вы же ведете себя со всеми, как с равными. И неважно, кто перед вами: дворянин или мастеровой.

— Порой мастеровые бывают куда человечнее высокорожденных, — отметил я. — Особенно столичных.

Вера промолчала. И мы продолжили работать. Сумерки за окном перетекли в вечер, который, в свою очередь, превратился в плотную тишину ночи. И когда мы закончили последнюю заявку, Вера с облегчением выдохнула и потерла переносицу.

— Всё, — сказала она. — Остались только отчёты, но ими я займусь завтра утром.

Я кивнул и откинулся на спинку кресла. Плечи приятно затекли, как бывает после правильно прожитого дня.

— А я позвоню Осипову и отвезу заявки. Пора собирать заседание и голосовать.

— Спасибо вам, Николай Арсентьевич, — тихо произнесла Вера, складывая бумаги в аккуратную стопку.

— Это и моя работа, — напомнил я.

Секретарь мягко, но уверенно покачала головой, но промолчала.

Я хотел сказать что-то простое, чтобы разрядить атмосферу. Но слова почему-то застряли в горле. Вера поднялась, собрала бумаги в две идеальные стопки и добавила:

— Вам нужно отдохнуть, Николай Арсентьевич. День был длинным и непростым. А завтра нас ждут новые заботы.

Она уже направилась к двери, но, оказавшись рядом со мной, задержалась на секунду. Чуть повернулась, тихо сказала:

— И… если что-то тревожит вас — дайте знать. Я рядом.

— Хорошо, — ответил я.

Секретарь ушла, тихо прикрыв за собой дверь. И оставив меня в кабинете одного.

Я вышел на крыльцо, на секунду застыл, осматривая окрестности. После тепла гостиной, прохладный вечерний воздух показался особенно свежим. Тени уже начинали собираться под деревьями, и сад открывался с другой стороны. Сейчас он виделся мне мягким, задумчивым, наполненным влажными запахами травы, которую еще не коснулась роса.

Я спустился с крыльца, ступени под подошвами ботинок тихо отозвались сухим скрипом. Воздух пах сосновой смолой, ещё тёплой после дневного солнца, и ароматом цветов. Где-то в траве стрекотали кузнечики. Припозднившийся шмель облетел двор и направился к пышной клумбе, где наверняка облюбовал себе ночлег.