Это старое корыто называлось «Гордость Тарга»! Чего Лео никак не мог понять, так это навязчивое желание «поплавков» называть свои посудины витиеватыми и изысканными названиями, как будто они не контрабанду через Челюсть таскают, а на светском балу комплиментами обмениваются.

«Гордость Тарга» снаружи представляла из себя старую посудину, которой самое место на дне морском, а не в открытых водах. Изнутри — всё та же старая посудина, только вдобавок тесная, скрипучая и провонявшая насквозь. Запах въелся в каждую доску, в каждый канат, в каждую щель между досками палубы — густой, многослойный, неистребимый. Пахло просмолённым деревом и дёгтем, которым конопатили щели. Пахло солью и гниющими водорослями, что налипли на днище ниже ватерлинии. Пахло прогорклым жиром из камбуза, где кок — беззубый старик с вечно красными глазами — варил что-то мутное в закопчённом котле. Пахло потом дюжины мужчин, которые спали вповалку в кубрике, и мочой из деревянной бадьи, что служила гальюном для тех, кому лень было свешиваться за борт. И в те редкие моменты, когда ветер затихал можно было лишь надеяться на то, что Триада отобьет у грешников, вынужденных путешествовать на «Гордости Тарга» чувство обоняние раз и навсегда.

Лео лежал в крошечной каюте на корме, вернее даже не лежал, а висел, втиснутый между переборкой и, храпящим Альвизе — тот вчера изрядно принял на грудь, прогнав тоску двумя бутылками красного вина. Каюта, пожалуй, слишком громкое слово для чулана размером с собачью конуру. Четыре койки-гамака в два яруса, сундук для вещей, который одновременно служил столом, и крошечное окошко-иллюминатор, затянутое мутным бычьим пузырём вместо стекла. Сквозь него сочился серый утренний свет, и Лео видел, как за окном покачивается горизонт — вверх-вниз, вверх-вниз, в такт волнам. Верхние гамаки пустовали, значит Беатриче так и не ложилась спать, у нее было до смешного острое обоняние, говорят такое помогало ей отслеживать врагов и обнаруживать засады, даже в полной темноте и тишине. Но сейчас это же чувство обернулось против нее, Лео видел, что она так и не спустилась вниз.

Он подумал о том, что за те деньги, которые им платят, можно было бы потерпеть и не такое, подумаешь воняет. Тарг всегда был торговым городом на морском берегу, а в портовых кварталах всегда воняло пропавшей рыбой и… лучше даже не знать, чем еще.

А всего от щедрот святошей со странным грузом он уже получил двадцать пять золотых… и это без учета трофеев, снятых с псов Инквизиции в Катакомбах. И Беатриче тоже получила столько же… и была вынуждена терпеть.

Он поднялся, вылез из гамака, чувствуя, как болит спина, все же не сумел натянуть веревки как положено вечером, а ведь Альвизе вчера все уши ему прожужжал что «если не натянул как следует — будешь спать скрюченным, с утра — будет ныть спина». Он потянулся, стараясь не разбудить Альвизе и не доставить ему удовольствия лицезреть свидетельства его правоты. Действительно, если никогда не натягивал гамак с вечера — с первого раза не натянешь. Ладно, подумал он, все равно осталось полдня, и они подойдут к выходу из Челюсти, а там их высадят на мыс… и оттуда есть нормальная дорога, можно с оказией доехать домой в Тарг, деньги в кармане есть, можно даже карету нанять. Поехать с комфортом.

Он осторожно надел пояс с кинжалом и выбрался на палубу.

Утро было пасмурным — небо затянуто низкими облаками, солёный ветер бил в лицо, заставляя щуриться. Паруса «Гордости» — латаные, выцветшие до грязно-серого цвета — были надуты попутным ветром. Корабль шёл ходко, рассекая носом невысокие волны, и за кормой тянулся белый пенный след.

Команда уже была на ногах. Матросы сновали по палубе, проверяя снасти, подтягивая канаты, драя швабрами доски. Работали молча, без обычных для моряков шуток и перебранок. Лео заметил, как двое у грот-мачты переглянулись, когда он прошёл мимо, — быстро, воровато, и тут же отвели взгляды.

Нервничают, понял он. Вся команда на взводе. Вообще-то «поплавки» Тарга — ребята не из робких, они ходят в любую погоду, не боятся ни бога, ни черта, всегда готовы к встрече с красными мундирами гвардии герцога и голубыми штандартами морских пехотинцев королевства. И если встреча с первыми обычно оканчивалась взяткой и скрипом зубов от потери груза, то встреча с Королевской Береговой Охраной вполне могла закончиться и танцем «Веселого Вилли» в веревочной петле на рее грот-мачты. Береговая Охрана не подчинялась Серому Ворону, как называли в Тарге ленного владыку города, герцога де Вальмера, она подчинялась напрямую Короне, а в период, когда страна была расколота войной между двумя претендентами на трон — не подчинялась вообще никому, кроме самого Бернадо Коста, капитана Охраны по прозвищу «Бешеный Берни» или просто «Крюк». Бешеный Берни ненавидел контрабандистов, считал уничтожение их своим персональным долгом и если мог привести в исполнение Указ Старого Короля о «пресечении беспошлинной торговли путем контрабанды» — то не мешкал лишний раз.

Злые языки, впрочем, поговаривали что Бешеный Берни лютует так не только потому, что он исполняет Указ и даже не потому, что в свое время именно Янис Контрабандист сдал его Короне, и палачи Старого Короля обезглавили всю его команду, предоставив Бернардо нехитрый выбор между топором палача и службой на благо страны. Говорили, что все дело в том, что Бешеный Берни сам использовал корабли Береговой Охраны чтобы доставлять контрабанду в Тарг и лишних конкурентов рассматривал как тех, кто ворует прямо у него из кармана. Так что вздергивая «поплавков» на рее в исполнение Указа Бернардо Коста по прозвищу «Крюк» и «Бешеный Берни» — не только исполнял свой долг и тешил душу местью, но и преследовал собственную финансовую выгоду.

И «Бешеный Берни», и красные мундиры гвардии Серого Ворона и акулы за бортом — все это было лишь малой частью опасностей, что преследовали «поплавков» Тарга. Если увидеть корабль Береговой Охраны заранее — почти всегда можно было успеть избавиться от груза, да, черт возьми, потери, затраты… но все равно лучше, чем на рее болтаться. Красные мундиры Серого Ворона — это уже опасность, грозящая на суше, тоже потери, тоже затраты… эти опасности хоть и явные, но все же «поплавки» могли хоть как-то попытаться предотвратить их. А вот яростные шторма в сезон дождей, волны высотой с башню доброго замка, водовороты, неожиданно появляющиеся на гладкой поверхности моря и утягивающие вниз даже большие корабли… вот это и была настоящая опасность. И ведь «поплавки» всегда ходили в такую погоду и такими маршрутами, где эти опасности были наиболее вероятны… это если у тебя все в порядке с грузом и пассажирами, тогда ты можешь плыть безопасным маршрутом, а если ты «поплавок», то у тебя впереди самый опасный путь. В ночь, в дождь, в шторм…

И эти люди, просоленные морем, дубленные ветром — прятали свои глаза. Репутация Альвизе и «Ослепительной» Беатриче — опережала их… а все то дело о монастырском вине. Как на его взгляд, все конечно же преувеличили, но спорить с людской молвой бесполезно. Наоборот, будешь отрицать — убедятся в обратном. С другой стороны, та же Беатриче и в самом деле была пугающей со своим бзиком глаза вырезать… все-таки что-то ненормальное в этом есть…

Он нашел взглядом неподвижную фигуру дейны Гримани, она стояла на корме, сложив руки на груди и глядя вдаль. «Поплавки» ускоряли шаг, проходя мимо нее, старались не задерживаться рядом, хотя с размерами посудины это было затруднительно.

— Хэй. — сказал он, вставая рядом. Обычно бы он мимо прошел, но на «Гордости» они втроем были сами по себе, команда явно избегала общения, а монахи — спрятались в трюме со своим драгоценным грузом.

— Штилл. — проронила Беатриче, не оборачиваясь: — выспался?

— Выспишься тут. Терпеть не могу море. И корабли. — отзывается Лео.

— Ты ж в первый раз на море.

— Этого достаточно. — говорит он. Наступает тишина. Они молча смотрят за корму, туда, где исчез Город-Перекресток.