— Ты «поплавков» пугаешь. — говорит он: — стоишь тут как статуя. Они, наверное, думают, что ты проклинаешь кого…

— Ветер в корму дует. — отвечает она: — я уже привыкла к этой вони, но все равно так легче.

— Так ты тут стоишь, потому что…

— Заткнись, Штилл. — роняет Беатриче: — не вздумай трепаться. У меня тут репутация. Зловещая и пугающая репутация. Если тебе на свою все равно, то мне нет. Я — безжалостная убийца, скрывающаяся в каждой тени у тебя за спиной, не надо мне образ разрушать.

— Зачем тебе образ? Ты и так достаточно страшная и вполне себе долбанутая. Ты у трупов глаза вырезаешь и в баночку складываешь. Как можно после такого репутацию испортить? Она у тебя и так хуже некуда. — говорит Лео и зевает: — все-таки не выспался. Как в этих гамаках можно спать вообще?

— Не складываю я их в баночки, что ты за бред несешь. — Беатриче оборачивается к нему: — я что, совсем что ли? Зачем мне глаза в баночках держать⁈ Это какой нужно долбанутой быть чтобы так поступать?

— Честно говоря я думал, что ты как раз такая. — признается Лео: — мы тут с Альвизе поспорили зачем ты глаза вырезаешь. Я сказал, что ты их в банках солишь. Или маринуешь.

— Чего⁈ Зачем?

— Откуда я знаю, ты же странная.

— … ты… — Беатриче отворачивается: — если кто тут и псих, так это ты, Штилл. Со мной все в порядке. И знаешь что? Иди-ка ты в жопу.

— О. А ты в настроении с утра…

— И позови капитана этой посудины оттуда. — Беатриче прищуривается: — это же парус на горизонте?

— Где? — Лео прищуривается и приставляет ладонь ко лбу: — точно парус? Ничего не вижу.

— Ты слепой крот. Слепой, глухой и с отшибленным чувством обоняния. Как ты выживаешь до сих пор — ума не приложу. — говорит Беатриче: — вон, видишь? И знак Триады на весь парус.

— Капитан! — крикнул Лео, обернувшись: — есть кто с подзорной трубой? Или заклинанием дальновиденья?

— Чего там? — капитан «Гордости» — жилистый мужик с обветренным лицом и шрамом через всю левую щёку — подошёл к ним, на ходу вытирая руки о засаленную тряпку. За ним ковылял штурман, низенький толстяк с бритой головой и серьгой в ухе — Лео ещё вчера заметил, что тот носит на шее амулет Гильдии Навигаторов, а значит магией владеет.

— Чего орёшь? — буркнул капитан, щурясь в указанном направлении, но встав на приличном удалении от Беатриче: — парус? Где?

— На корме, за горизонтом почти, — сказала Беатриче: — Я вижу черное пятно и что-то, похожее на знак Триады.

— Дейна Гримани… — вздохнул капитан: — извините, но там почти пять морских миль. Вы владеете магией дальновиденья?

— У нее зрение очень острое. — говорит Лео: — и слух тоже. Я бы у нее за спиной шептаться не стал. Интересно… — он задумывается: — может быть ты потому глаза выковыриваешь? Чтобы твое зрение стало острее? Ты их все-таки ешь⁈

— Конечно. С солью и острым соусом. Если скажем там с овощами и под красное вино — самое то.

Капитан только головой покачал, но спорить не стал. Кивнул штурману:

— Гюнтер. Глянь.

Толстяк вздохнул, пробормотал что-то про «и без того пустой резерв», но послушно полез за пазуху и вытащил оттуда небольшой кристалл на кожаном шнурке — мутный, желтоватый, с трещиной посередине. Дешёвый фокусирующий камень, какие продают на рынках по серебряному за штуку. Лео видел такие у деревенских знахарок и бродячих фокусников.

Гюнтер поднёс кристалл к глазу, забормотал что-то на старом языке — слова сливались в монотонный речитатив, и Лео почувствовал лёгкое покалывание в затылке, какое всегда бывает рядом с работающей магией. Кристалл засветился тусклым жёлтым светом.

— Ну? — нетерпеливо спросил капитан.

Штурман убрал фокусирующий камень и взглянул на Беатриче по-другому.

— Гюнтер!

— Дейна права. — сказал он нехотя: — Трёхмачтовик. Идёт на всех парусах, курс — прямо на нас. Главный парус чёрный… нет, не чёрный… тёмно-красный.

— Кто? Береговая Охрана? Купцы? Гильдия?

— Белый треугольник. Глаз посередине. Инквизиция. — Гюнтер потер кристалл: — Я узнаю эти паруса. Корабль Священного Трибунала, капитан. «Молот Веры», если я не ошибаюсь. Или один из его близнецов. «Щит Триады» или «Карающая Длань».

На палубе стало очень тихо. Даже ветер, казалось, притих.

— Ты уверен? — спросил капитан севшим голосом.

— У меня брата эти сожгли, — сказал Гюнтер. — Прямо на палубе, вместе с кораблём. За «пособничество еретикам», во время осады Триполиса. Он им соль вёз. Обычную соль. Я этот парус во сне вижу, капитан. Каждую треклятую ночь.

Лео переглянулся с Беатриче. Та едва заметно кивнула — мол, «я же говорила».

— Как быстро они нас догонят? — спросила она.

Гюнтер снова поднял кристалл, пошевелил губами, что-то высчитывая.

— При таком ветре… часа четыре. Может, пять, если ветер переменится. Они идут быстро, слишком быстро для такой посудины. — Он нервно облизнул губы. — У них маг на борту. Хороший маг. Ветер им в паруса гонит.

— А я говорила, что не стоило с Инквизицией связываться. — пробормотала Беатриче: — особенно с этими фальшивыми монахами…

— С фальшивыми? — капитан обернулся: — дейна Гримани! Не могли бы вы… поделиться своими соображениями?

— Чего там делиться. — Беатриче не сводя взгляда с горизонта достает из кармашка на кожаной перевязи один из своих метательных ножей и проворачивает его между пальцев: — вон у Ножа спросите, он знает.

— Дейн Штилл? — капитан повернулся к нему. Лео вздохнул.

— Знаки Триады. — объясняет он: — слишком яркие, новенькие совсем, не потертые. Монастырские свои знаки не меняют, всю жизнь с ними ходят, какой тебе выдали, с таким и помрешь. Это у них как особый шик — когда медь, потертая так, что изображения не видно. Они же когда молятся — прикасаются к знаку. То, что высеченные словеса на меди стерлись совсем означает что посвященный давно в Ордене. А у нашего старшего святоши знак как бы не новее чем у его бугаев. И… ну по мелочам, мясо он ест, а вчера пост был, день Святого Августина Безкостного. На большом пальце мозоль сбоку… такая от пользования мечом с кольцом бывает, монахи порой берут в руки оружие, но все такое, чтобы крови не пускать, палицы там или булавы… я как-то раз одного с удавкой видел. Но чтобы мечом махать… — он отрицательно качает головой: — хотя какая нам разница… была.

— До того, как этот парус на горизонте появился — никакой. — кивает капитан, соглашаясь с ним: — но теперь, когда выяснилось, что Инквизиция по их душу целый корабль отправила…

— Надо паруса обрасопить, капитан. — говорит штурман: — под углом ходче пойдем. Может выиграем часок-другой. Глядишь маг у них выдохнется, а мы…

— Сам-то в это веришь? — хмурится капитан: — на таких кораблях может несколько магов быть. Кроме того, с последней чистки уже год прошел, у нас днище ракушками обросло, не вытянем. Дейна Гримани, дейн Штилл, насколько вы своему контракту верны? У вас же написано «доставить груз», верно? Будете святош защищать? Они вас обманули.

— Извини, старина. Контракт есть контракт. — качает головой Лео, сразу понявший к чему клонит старый морской волк. Сдать святош и груз Инквизиторам, вымолить себе прощение. Но ни у него, ни у Беатриче с Альвизе такой возможности нет, сдаться в руки Инквизиторам после того, как они в Катакомбах целого Квестора с его людьми убили — это подписать себе смертный приговор с предварительными пытками.

— Нельзя им сдаваться, капитан. — говорит штурман: — никого не отпустят. Я же говорю, брат просто соль вез…

— Демоны вас забери. — вздыхает капитан и поворачивается к Лео с Беатриче: — дейна Беатриче, дейн Штилл, я надеюсь, что ваша репутация заслуженна и правдива. Потому что через четыре часа нас возьмут на абордаж.

— Абордаж⁈ Прекрасно! — на палубе появляется Альвизе, в одной руке он держит початую бутыль с вином: — Беа! Штилл! А вы не хотели плыть!

— Позови-ка мне этих «монахов» из трюма, — говорит капитан своему помощнику: — интересно что он на это скажет…