— Магистр Шварц? Знакомое имя… — звучит голос старшей монахини, ей явно перевалило за пятьдесят, и седые пряди пробивались в тёмных волосах, убранных под чёрный платок. Но двигалась она с лёгкостью и уверенностью, которые приходят только с годами постоянных тренировок, а в её осанке читалась несгибаемая сила характера. Глаза у неё были странного цвета — светло-серые, почти белые, как лёд на замёрзшем озере, и такие же холодные: — откуда оно мне знакомо?

— Отвечай «да» или «нет», отвечай быстро и четко. — тем временем говорит Сестра Дознания, стоящая перед ним: — если будешь медлить, то мы оставим тебя здесь. Тебе понятно, Леонардо Штилл?

— Да! Но…

— Ты верующий?

— Да.

— Ты веришь в Триаду и Архангела?

— Да.

— Ты магикус?

— Да.

— Ты когда-либо убивал?

— … да.

— Ты когда-либо крал?

— … да.

— Ты когда-либо насиловал женщин?

— Нет.

— Ты воздействовал на людей ментальной магией?

— Нет.

— Ты заключал договора с демонами или их прихвостнями?

— Нет.

— Ты хочешь убить меня?

— Нет.

— Ты хочешь убить отца Северина или того, кто выдает себя за него?

— Да. Еще как.

— Только «да» или «нет». Ты хочешь спасти своих товарищей?

— Да.

— Ты любишь эту дейну Гримани?

— … нет!

— Снова врешь.

— Сестра Клара, думаю, что последний вопрос лишний… — морщится Старшая Сестра: — с ним все понятно. Вор и убийца, наемник без грана совести. Оставить ему флягу с водой и пусть идет куда хочет.

— Мать Агнесса, — произносит стоящая рядом Сестра с еле заметным поклоном. — Этот человек может быть полезен. Он знает Северина лично, был внутри каравана, видел то, что скрывает Пелена. Возьмем его с собой. Времени на длительный допрос у нас нет, пока мы стоим, Вестник Возвращения продолжает идти! Возьмем его с собой и допросим по дороге!

— Любопытство сгубило кошку, сестра Клара. Впрочем, ладно. — Преподобная Мать Агнесса выпрямилась в седле: — спроси у него самое важное. Готов ли он умереть за Господа Нашего?

Отряд не стал останавливаться. Мать Агнесса отдала короткий приказ, и колонна двинулась дальше, оставляя за собой одну из Сестер и десяток солдат. Лео всё ещё стоял на коленях посреди стеклянной пустыни, чувствуя слабость и боль в израненных ступнях. Солнце поднималось быстро, безжалостно, и он уже чувствовал, как жар начинает прожигать кожу на плечах и спине.

— Не двигайся, — сказала Бенедикта, спешиваясь. Она вытянула руки перед собой, развела ладони в стороны и произнесла несколько слов на древнем языке — певучих, странно звучащих посреди мёртвой пустыни. Воздух над ними дрогнул, пошёл рябью, как вода в потревоженном пруду, и Лео увидел, как что-то полупрозрачное, едва заметное глазу, разворачивается над их головами — словно гигантский зонт соткался из ничего.

Тень накрыла их мгновенно. Не прохлада — до прохлады было далеко — но убийственный жар солнечных лучей вдруг отступил, сменившись терпимым теплом.

— Полог, — сказала Бенедикта, опускаясь на колени рядом с ним. — Продержится минут двадцать, нам хватит.

Лео хотел спросить что-то, но она уже взяла его левую руку, осматривая распухший, неестественно вывернутый палец. Её пальцы — сухие, прохладные, неожиданно сильные — прощупали сустав.

— Криво вправил, — сказала она без осуждения, просто констатируя факт. — Кость сместилась. Сейчас исправлю, будет больно.

Она не стала ждать ответа. Резкий рывок, давление, хруст — Лео стиснул зубы, но не издал ни звука. Мир качнулся, в глазах потемнело, а когда зрение вернулось, палец уже торчал под правильным углом, и Бенедикта шептала над ним что-то, обхватив его ладонь обеими руками. Тепло потекло от её пальцев в сустав, и боль начала отступать.

— Ступни, — скомандовала она, отпуская руку. Лео сел на стекло, вытянул ноги вперёд, и Бенедикта быстро осмотрела изрезанные, окровавленные подошвы. Её лицо осталось бесстрастным — очевидно, она видела и не такое.

— Поверхностные порезы. Даже инфекции нет. Вся дрянь на этом стекле дохнет. А ты… жить будешь.

Она положила ладони на его ступни, и снова зашептала на древнем языке. Лео почувствовал знакомое покалывание — тысячи крошечных иголок под кожей, сшивающих разорванную плоть. Странное ощущение, но не неприятное.

Вблизи она выглядела моложе, чем ему показалось вначале — двадцать пять, может быть, двадцать семь. Круглое лицо с мягкими чертами, которое больше подошло бы дочери булочника, чем Сестре-Дознавательнице. Только глаза выбивались из образа — тёмные, внимательные, с особым выражением, которое Лео уже встречал раньше. Так смотрели люди, которые видели слишком много смертей, чтобы бояться ещё одной.

— Готово, — она убрала руки и достала из складок одеяния маленький флакон. — Теперь Покров Странника, иначе сваришься заживо раньше, чем мы проедем милю.

Бенедикта откупорила флакон, обмакнула в него пальцы и коснулась лба Лео, рисуя какой-то знак. Прохлада разлилась от точки прикосновения, потекла вниз по лицу, по шее, по груди, словно невидимый плащ из горного воздуха накрыл его с головой. Лео вдохнул — и воздух, который секунду назад казался раскалённым, вдруг стал свежим, почти прохладным.

— До заката продержится, — Бенедикта поднялась, убирая флакон. — Пить всё равно нужно, но не умрёшь.

Она коротко кивнула одному из солдат. Тот молча подвёл Лео запасную лошадь — невысокую гнедую кобылу с умными глазами. Животные в отряде наверняка тоже были под Покровом Странника, иначе они бы и десятка миль не прошли по такой жаре. Лошади много пьют, много едят, а тут ни воды, ни травы вокруг.

— Ехать можешь? — задала она вопрос.

— Могу. — ответил он. Лео поднялся, проверил залеченные ступни. Боли не было, только лёгкое онемение. Забрался в седло, стараясь не показать, как кружится голова.

— Догоняем, — скомандовала Бенедикта своим людям.

Полог над ними растаял, и солнечный жар обрушился снова — но теперь Лео почти не чувствовал его. Покров Странника работал, окутывая тело невидимой прохладой.

Несмотря на слова Сестры Бенедикты небольшой отряд двинулся не в галоп, а неторопливой рысью. Опытные путешественники сказали бы что галопом можно загнать лошадей, впереди еще много миль, а потом нужно еще возвращаться, лошадь тут — как сама жизнь. Лео вдруг вспомнил что говорит «преподобный отец» Северин — о его «лошадях». Как люди могут тащить повозку через этот раскаленный ад? Днем — духовка, ночью — холод.

— Вы… вы давно преследуете отца Северина? Я так понял, что вы знаете кого преследуете… — спросил он, начав чувствовать себя лучше и приблизившись на своей гнедой кобыле чуть ближе к Сестре Дознания.

— Еще один из тех, кто готов прислуживать Врагу Человечества. — ответила Сестра, не поворачивая головы: — еще один из тех, кто продал душу дьяволу.

— Это правда? Всегда считал, что это россказни… — пробормотал Лео себе под нос. Да, на воскресных обеднях священники клеймили Врага Человечества и его приспешников, но он, как и большинство вокруг считал это бреднями. Зачем Князю Тьмы заключать договор с какой-нибудь знахаркой, живущей в хижине на краю города? Зачем соблазнять какого-то купца? Самое главное, что ни у кого из сжигаемых не было ни богатств, ни власти, ни красоты особой. Хотя какая уж красота после пыток?

Сестра Дознания повернула к нему голову и окинула взглядом.

— Ты такой же невежда. — сказала она и покачала головой: — вы все невежды. Короли, герцоги, бароны, торговцы, воины, наемники, белошвейки, нищие и лавочники. Вы продолжаете ненавидеть инквизиторов за то, что у вас в селе какую-нибудь бабку-травницу арестовали? Вы все глупцы. Самая важная война — это война между Архангелом и его Врагом! Человечество здесь лишь поле битвы. Когда-то и я была такой же как ты, Леонардо, не верила в сказки церковников, думала плохо про людей в черных рясах. Но однажды баба Ксеня, которая обычно тихо варила травы в своей избушке — призвала демона. Старая хотела, чтобы тот проучил козу соседей, которая повадилась на ее огородик ходить и лечебные травы есть, а что не съест — то повытопчет.