Тадэуш, что и ростом на полголовы выше и силой втрое, с готовностью ухватил графа за шиворот, выволок в коридор. Я услышал удаляющийся визг, Тадэуш охотно демонстрирует силу, всё во имя великого господина.

Сюзанна, наблюдавшая за происходящим с крыльца, спросила обеспокоенно:

— Ты не слишком… вадбольствуешь?

Я покачал головой.

— Не думаю, что его прислал Максим Долгоруков. Тот осторожен и не хочет спугнуть хрупкое перемирие.

— А-а, ты имеешь в виду тех в Роду, кто с ним не согласен?

— Да. Уверен, это работа той группы, что желала бы подвинуть Максима с главы рода и усадить своего человека, несогласного с политикой примирения.

Она посмотрела на меня очень внимательно.

— Ты очень быстро учишься. И в интригах уже разбираешься с лёгкостью.

— А что в интригах сложного? Это не лампочку накаливания изобрести.

Загордившись, можно бы возомнить, что я род Долгоруковых чуть ли не разгромил, хотя на самом деле потеря двадцати-тридцати человек из рода, в котором не меньше тысячи членов, если считать и боковые ветви, это как слону дробина.

И торговля насчёт совместного выпуска винтовок лишь финт в серьёзной войне, где я обязательно должен потерпеть поражение. Потому я, с кем бы ни общался в ближайшие дни, распустил слух, что половина их клана перебита, что все в панике, не такие уж они и мощные…

Когда я вернулся в кабинет, Сюзанна на диване торопливо подобрала под себя задние лапки, словно я обязательно грызану.

— Сюзанна?

Она в некотором изумлении взглянула на меня из-под приспущенных ресниц.

— Вадбольский, мне кажется, я вижу перед собой Талейрана?

Я ответил победным голосом, перед женщинами мы, хотим или не хотим, но павлиньи хвосты распускаются сами.

— Мы и без Талейрана можем поталейранить. Пусть как можно больше родов узнают, что сила Долгоруковых не такая уж и сила. И если кому-то очень надо, то как раз хороший момент что-то от них откусить, отщипнуть или урвать.

Она вздохнула.

— Вадбольский, вы то прямой, как котляревская сосна, то хитрый, как старый лис Рейнеке. Какой вы на самом деле?

— Какой вы захотите, — ответил я пылко. — А эти старорежимные кабаны, привыкшие стенка на стенку, пусть учатся современным методам ведения боевых действий. Я у вас чему только не научился!

— У меня-я-я?

— Ну да. Долгоруковы — клан мужчин, прут напролом, а кто общается с женщинами, особенно красивыми, как мой финансовый директор, тот научиться побеждать, даже не вынимая меч из ножен!

— Какие-то у вас комплименты….

Через двое суток прибыл нарочный, принёс письмо с извинениями от Максима Долгорукова. Всё оказалось, как я и предположил, с той лишь разницей, что графа послал он, сам по себе этот Флорестан хороший специалист, но пока собирали в путь, другие члены Рода успели дать инструкции, как себя вести, как держаться и что настоятельно требовать.

Долгорукому ответил суховато, так правильнее, дескать, понимаю ситуацию, но это прокол с его стороны, потому впредь буду настороже.

К вечеру, когда никого не ждал в гости, прибыл Мак-Гилль. Едва открыв дверь, он поинтересовался с порога:

— Что у тебя там за сарай строят?.. Для летающего кита?

Я удивился, посмотрел очень внимательно.

— Откуда знаешь?.. Роман Романович, ты меня удивил, просто не знаю, как. В столовую или в мой кабинет?

Он отмахнулся.

— А что в столовой такого, что нельзя принести в кабинет?.. Пойдем, по дороге расскажешь.

В кабинете он сел в «своё» кресло, всегда выбирает его, хотя вроде бы все одинаковы, потребовал:

— Рассказывай!..

— Долгая история, — ответил я со вздохом. — Живет моя отрада в высоком терему, а в терем тот высокий нет хода никому. В смысле, сверхсекретный проект.

Он спросил с обидой:

— Что, и мне не покажешь?

Я развел руками.

— Ты же мой партнёр, как не покажу? Мы же всё строим вместе!.. Там под этим сараем небольшой такой подпол, пять таких сараев поместятся. И то будет не самый большой дирижабль, а так, средний. Даже ближе к мелкому.

Он сказал задумчиво:

— Так вот куда деньги уходят в последнее время… И когда думаешь закончить?

— Не раньше лета, — сказал я. — Но это планы человека, который никогда дирижабли не строил. Потому бери зиму, а ещё лучше — следующее лето. А так вообще-то хорошо, если получится.

Он сказал хмуро:

— Может не получиться? И вся деньга на ветер?

— Получится, — ответил я со вздохом, — только сам знаешь, всё дольше и дороже, чем планируем.

От Мак-Гилля всегда хорошо пахнет, зимой — крепким сухим морозцем, взбадривающим и заставляющим двигаться быстрее, весной — свежестью воздуха, а сегодня почему-то жареным мясом с подливкой из тертого перца и зелёного горошка.

Я принюхался, поинтересовался:

— По дороге заскочил в харчевню?

— Успел, — согласился он, — но от твоих пирогов не откажусь, если не пожалеешь усталому страннику!

Я пригласил его в столовую.

— Лучше расскажи, как там наша интеграция?

Он поморщился.

— Какая на хрен интеграция?.. Хорошо, что я вел переговоры, ты бы уже всех там поубивал!.. А я вот такая лапочка, со всеми ласков, только договора проверяю по пять раз, а потом ещё моему юристу даю, пусть ищет подводные коряги.

— Аванс получил?

— Да, пять миллионов. Курам на смех, но нам любая копеечка в дело, одна железная дорога чего стоит, акционеры уже воют!.. Кое-кто уже продаёт свою долю, я быстренько скупаю. Ещё Долгоруковы просят продать им секрет бездымного пороха, как думаешь?

Я махнул рукой.

— Продавай.

Предупреждать, чтобы не продешевил, не стал, Мак-Гилль точно не продешевит, да и Сюзанна, чувствуя азарт от стремительно расширяющейся нашей маленькой империи, вцепляется в каждый пунктик договора, выжимая для нас прибыль даже из того, из чего на мой взгляд получить деньгу ну никак невозможно.

По моему настойчивому совету Сюзанна взяла двух помощников, оба недавние выпускники финансовой академии, но сперва устроила придирчивый экзамен, где проверила не только знания, но и способность безропотно подчиняться начальству несмотря на то, что начальство — женщина. Да и сыграли роль рекомендации из окружения отца, там знают всех, кто связан с финансами, и кого-то могут порекомендовать, а от кого-то предостеречь.

От обеда Мак-Гилль отказался, обычно ему достаточно большой чашки крепкого кофия и десятка пирожков, что так умело наловчились готовить у нас на кухне.

И сейчас, с каждым глотком кофе ухомякивая по пирогу, он оживал на глазах, наконец откинулся на спинку стула, порозовевший, сытый и довольный.

— К тебе приезжаю, как к родной бабушке на пирожки, царство ей Небесное!.. Хорошо ты устроился, хотел бы я тоже так, но мозги у меня не такие, не могу придумывать всякую хрень, как ты.

Да и я не придумываю, мелькнула мысль, пользуюсь чужими работами, даже стыдно малость, оправдываюсь тем, что не для себя любимого, а стараюсь на пользу общества, для него и украсть можно.

Он перестал улыбаться, посерьёзнел, спросил доверительно:

— Как с Долгоруковыми?

— Сейчас ты с ними общаешься, — напомнил я. — Ко мне пока не суются.

— Общаюсь, — подтвердил он с довольством. — На какой только козе не стараются подъехать!

— Ну-ну, и как результат?

— Всё стараются о тебе выведать, — сообщил он заговорщицки, — а я твержу, как попугай, что я только партнёр по заводской линии! Даже о Сюзанне выспрашивают, да и вообще, что и как у нас тут, что за гвардейцы, откуда набрал, правда ли, что совсем малыми силами разгромил двух графов, Гендриковых и Карницких.

— Много непоняток?

— Ну да, у тех же были не отряды, а целые армии!

Я кивнул, понимаю, все хотят узнать о нас побольше, но гвардейцы связаны Клятвой, а у слуг дорога от печи до порога, им запрещено ходить в сторону казарм или закрытых строений, где я провожу химические опыты.