— Думаешь, это точно нужно? В своё время Николай I запретил крепостным в гимназии ходить, потом запрет сняли. Иностранцам въезд запрещал, потом разрешил. Жителям выезд, потом, глядишь, и разрешат. Всё это указы, их можно отменить. А вот то, что промышленность России сейчас в худшем положении, чем когда-либо, это катастрофа. Её указом не исправишь. В Европе революция уже заканчивается, а мы только начинаем. Всё, что можем — сырьё продавать. А всё остальное покупаем за рубежом.

Горчаков посмотрел на меня с великим неодобрением.

— Ты с Луны свалился? Решил, что, если сделал что-то полезное для государства, оно тут же прибежит и расцелует? И пряник даст? Большинство так и умирают незамеченными. А у трона подхалимы да лизоблюды. Им твои новшества ну никак не нужны. Их нужно заставить увидеть пользу!

Лицо его потемнело. Я вздохнул.

Горчаков бросил взгляд на стены, где в массивных рамах висели уже другие портреты — я прикидывал, какие можно будет продать Тариэле и её подругам.

— Шикарно живёшь, — вздохнул он. — Главное, свободно.

— Я простой барон, — напомнил я. — От меня ничего не зависит. А ты сын верховного канцлера. На тебя все смотрят, оценивают, на тебя равняются.

Он вздохнул.

— В том-то и дело, — сказал он несчастным голосом. — Я понимаю, что равняться пока не на что. Разве что на мои идеальные костюмы, но это заслуга портных.

В этот момент дверь распахнулась, и Любаша внесла ещё один поднос с двумя большими чашками дымящегося кофе и тарелкой с горкой мелких, румяных пирожков.

— Хорошо у тебя, — сказал Горчаков с завистью. — И лопать можешь где угодно, и не по расписанию, как у нас…

Я довольно хмыкнул.

— В положении простого застоличного барона есть и преимущества! Ну так что, готовить мне речь для канцлера?

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Ты уже готов ехать на аудиенцию к моему отцу?

Я покосился на большие напольные часы.

— Что, вот так сегодня?

— Завтра в двенадцать дня, — сообщил он. — Знаю тебя, так что заеду за тобой, проверю.

— Тогда подъезжай к дому на Невском, — попросил я. — Мне там надо быть…

— По семейным делам? — уточнил он. — Тётушка наседает?

Я лишь многозначительно поднял бровь, давая понять, что тема неприятна.

Горчаков понял без слов и лишь покачал головой, с наслаждением быстро хватая пирожки и забрасывая в рот, они по размеру не крупнее пельменей, и запивая их кофием. Только у меня и может так сладострастно нарушать строгие правила этикета и вообще правила, что регламентируют каждый шаг. Здесь, в этой комнате, он мог позволить себе быть просто Сашей, а не сыном светлейшего князя. И это было его маленьким, тайным бунтом.

— И, думаю, надо бы и Сюзанну пригласить на эту аудиенцию. — сказал он, насытившись.

Я удивился:

— А её зачем?

Он посмотрел на меня с лёгким недоумением, потом улыбнулся.

— Ты лучше расскажешь о сути, но именно она точнее ответит на все вопросы о финансировании, окупаемости и логистике. Без неё твои дирижабли так и останутся в глазах отца красивой игрушкой.

Я сдвинул плечами, осознавая правоту его слов.

— Ладно-ладно, тебе виднее. Она в доме, сейчас позову.

Стелс–режим жрёт слишком много энергии. А после последнего апгрейда, когда все дроны пришлось увеличить почти вдвое, «тёмных кристаллов» требуется тоже вдвое больше. Единственный вариант — замаскировать их как-то иначе, чтобы можно было обходиться без стелса. Вообще-то в Петербурге никто на небо не смотрит, оно даже летом затянуто неопрятными тучами, но на всякий случай я покрыл дроны снизу специальной краской, чтобы терялись на фоне облаков. Вдруг кто задерет голову? Верх трогать не стал — пока ещё никто не смотрит вниз из окон самолётов.

Но с тёмными кристаллами скоро придётся что-то решать. На первом уровне Щели я уже почти всё выбрал из легкодоступного, а на уровень ниже… там был уже не уголь, а нечто, для чего у меня просто не было названия. К счастью, человек двадцать первого века — это не человек девятнадцатого, для которого плоская Земля покоится на спинах трёх слонов. И если уж на то пошло, никому даже в голову не приходит спросить: если черепаха, на которой всё стоит, может на ходу ловить и жрать рыбу, то кто кормит слонов?

Если я хочу найти новые залежи, нужно искать другую, нетронутую Щель. Благо, при всей безобразности системы картографии России, удалось отыскать старые карты с их обозначением. Я в очередной раз подивился косному мышлению — люди обходили эти места стороной, как болота: «опасности нет, если не лезть, но утонешь, если полезешь». Вот и перестали лезть. Разве что спьяну, но такие обычно не возвращались.

Те Щели, где мы с суфражистками охотились на динозавров, я решил пока оставить. А вот новые могли скрывать и залежи угля побогаче, а в них — и новые запасы кристаллов.

— Мата, — отдал я мысленный приказ, — просканируй окрестности. Найди новую Щель. Желательно, с репутацией самой опасной и нетронутой. — Там уже были, — почти тут же отозвался её голос в сознании.

— Не наши. Совсем новые. Самые гиблые места.

— Щас всё сделаю!.. Мы ведь тоже опасные? — в её «голосе» был намёк на гордость.

— Любой человек опасен, — подтвердил я. — А уж то, что он вытворяет… так вообще.

— Когда выдвигаемся?

— Завтра у меня собеседование у канцлера, — ответил я с сожалением. — Но как только закончу — сразу в путь.

Рассвет ещё чуть забрезжил, а Горчаков уже приехал. Я не думал, что он, как потомственный аристократ, способен вставать так рано. Видимо, очень уж хотел представить меня своему отцу, светлейшему князю, канцлеру Российской империи. И заодно лишний раз напомнить о величии своего рода, что издревле верой и правдой служит России.

Я вышел на крыльцо, поправляя манжеты. Горчаков, свежий и энергичный, уже ждал у автомобиля.

— Ну что, барон, готов к аудиенции, что определит будущее твоих дирижаблей? — бросил он с улыбкой.

— Как никогда, — буркнул я. — Только вот не понимаю, зачем мне вообще это надо. Ваш батюшка, насколько я помню, сейчас больше о Крыме печётся, чем о моих прожектах.

Горчаков помрачнел.

— Именно поэтому и надо! Он должен видеть, что будущее не только в пушках, но и в умах. Мы можем ехать? Нехорошо заставлять канцлера ждать.

Я только собрался напомнить, что нам еще надо заехать к Дроссельмейерам, но Горчаков уже распахнул дверцу автомобиля, и оттуда, к моему величайшему изумлению, вышла Сюзанна. Она была в строгом, но элегантном деловом костюме, с портфелем в руках и выражением полной готовности на лице.

— Не ждал? — улыбнулась она. — Саша заехал за мной первым делом. И по дороге к тебе мы с ним весь план презентации обсудили.

Я лишь развёл руками, смирившись с неизбежным. Эта «аудиенция» обещала быть куда более интересной, чем я предполагал.

На дороге начали попадаться фонарные столбы, первые разбиты неизвестными вандалами, остальные в исправности, а когда пошла мощёная камнем дорога, сразу же появились крупные дома из каменных глыб. Чем ближе к центру, тем дома крупнее и выше, хотя, конечно, выше пятого никто не строит, захэкаешься из колодца воду носить.

Народ на улицах спешит по делам, огибая лужи, служащие торопливо проскальзывают под стенами, прижимая к груди портфели, казенные сапоги промокли, уличные торговцы шагают прямо по лужам, тулупы нараспашку, жарко, видите ли, мальчишки уже пускают по ручейкам кораблики из коры, кричат взрослым, что если не дадут копеечку, то кораблик утонет. Вон идут изящная барышня с гувернанткой, барышня как раз чуть подобрала платье и перепрыгнула ручеёк, а гувернантка цапнула её за руку с протестующим воплем, я даже услышал: «Mademoiselle, это неприлично!»

— Отец говорит, — продолжал рассказывать Горчаков, — большой проблемой становится подобрать работника, чтобы работал, а не рассказывал, сколько в его Роде было великих деятелей…