Я развел руками.

— Ну да, конечно. Кроме того, что неправильно, но кому до этого дело? Для человечиков этот вообще-то правильный обычай. Это когда-то с распространением личных свобод станет неприемлемым и даже незаконным, но сейчас что может быть в решениях рода неправильным?.. Во главе самые старые, самые умные, всё повидавшие Гильгамеши.

Он буркнул.

— Но ты считаешь, что есть и неправильное? Я так понял твою интонацию?

— Всё правильно, — сказал я, — когда род роднится с другим Родом. Старшие деловито и умело подбирают кандидатуры, обсуждают их достоинства, после свадьбы устанавливается эта крепкая связь, основанная на родстве. Таким образом оба рода становятся сильнее. Но сейчас в обществе свежий ветер перемен, начали замечать и желания самих человечиков, что, оказывается, тоже имеют свои интересы, чувства, предпочтения.

Он сдвинул плечами.

— Интересы Рода важнее.

— Пока что, — ответил я. — Да и то не во всех. Идёт великая ломка, Саша!.. Личные интересы уже становятся важнее, чем интересы Рода. Новый мир уже на пороге!.. И построит ли он больше, чем разрушит? Не знаю, но мы с тобой будем стараться, да?

Он грустно усмехнулся.

— А что мы сможем?

— Да таких как мы, — сказал я, — миллион! Ну хоть тыща. А тыща умных да деятельных легко поведут за собой сто миллионов, которые думать не любят и легко доверят это неприятное дело нам!

Он снова вздохнул, поинтересовался:

— Ты говорил, глава рода Долгоруковых предложил встретиться?

— Да, — сообщил я. — Уже выбрано местечко, но пока не сообщаю, пусть потомятся. Мяч на моей стороне.

— Охрану дать? — предложил он. — Гвардейцы моей семьи могут оцепить весь район. Да и жандармский корпус можно привлечь, повод серьёзный, государь император заинтересован.

— Спасибо, Саша, ты хороший друг, но я должен сам. Чтобы они воспринимали меня всерьёз.

— Если что, — сказал он встревожено, — только дай знак.

— Спасибо, — сказал я ещё раз. — Ладно, не томись, иди говорить комплименты Сюзанне. Тем более, есть повод обрадовать.

— Какой? — спросил он опасливо.

— А насчет тайных и секретных служб! Проверишь её реакцию. Если что, кричи громче. Я спасу.

Интересно, почти всегда застает Сюзанну за работой и в то же время слушающей музыку, как сложные оперы и симфонии, так и лёгкие пьески, но так и не заинтересовался, что это и откуда, мужчине не должно быть любопытно то, чем увлекается слабая и глупая по определению женщина.

Да и что музыка, ею сражение не выиграешь, выплавку стали не удвоишь, а прокладывать железные дороги только помешает.

Вижу, он всерьёз встревожен насчет моей безопасности, я ощутил всеми фибрами, как он хотел бы уберечь меня, но видит, что я, как баран, ослеплён некими принципами, те не позволяют поклониться и засунуть язык в задницу, хотя оппонент знатнее и у него длиннее родословная.

Всем всё понятно, только мне никак, для меня почему-то важно, чтобы оппонент был выше меня по уровню знаний, умений, можно и по возрасту, хотя это не главное.

— С Долгоруковыми никому не тягаться, — сказал он безапелляционно. — Это знатнейший боярский род. Может быть, не самый первый, но многие считают, что всё-таки первый по власти и влиянию. Это как старинное дерево, что проросло корнями во все сферы власти, политики, экономики и промышленности. Смирись, дружище! Плетью обуха не перешибить.

— Смотря какая плеть, — пробормотал я. — Дружище, я ни с кем ни хочу ссориться. Даже с дураками! Особенно с дураками. Но когда тебя втаптывают в грязь просто так, потому что могут, извини, я в самой изысканной форме выражу несогласие.

Он сказал со вздохом:

— Да-да, знаю твою изысканность.

— Ни с кем не тягаюсь, — повторил я. — Но отбиваться… что, тоже нельзя?

— Можно, — сказал он со вздохом, — но долго ли продлится твое отбивание?

— Пока не уроем последнего, — сказал я.

У него глаза уже как у совы, которую поднесли к глобусу.

— Вадбольский!.. Вернись в реальность!

— А это и есть новая реальность, — сказал я жестко. — Не самая приятная, но нам жить в ней. Потому чем скорее примешь, тем больше шансов выжить и пробиться в лидеры.

Шаляпин, получив новые инструкции, прощупывал со всех направлений защиту здания Дипломатического корпуса, Военного министерства и прочих мест, где принимаются решения. Не для того, чтобы бросать бомбы, а чтобы вытаскивать полезную для меня информацию.

Слабее всех оказался защищён кабинет канцлера Российской империи светлейшего князя Горчакова. Возможно потому, что он находится на пятом этаже, по стене здания не подняться, а охрана на входе и на всех этажах порвёт чужака, как Тузик тряпку.

Сегодня Шаляпин засёк интересный разговор, когда среди дня в кабинет канцлера ввалились великий князь Александр, он же цесаревич и наследник императора, а с ним глава его службы безопасности глава охранной службы великого князя Ренненкампф, всё такой же волчистый, даже запах от него, как от волка в старом диком лесу.

— Александр Михайлович, — провозгласил великий князь с порога, — время обеда, а вы всё пашете наши целинные земли! Прервитесь и нас угостите! У вас кофий почему-то слаще!

Горчаков устало улыбнулся, глядя на их весёлые лица.

— Что такие довольные, кому-то пакость сделали?

Великий князь хохотнул.

— Да всё некому, все такие противно правильные!.. А из меня то ли француз, то ли социлист наружу рвётся… Александр Михайлович, у нас тут маленькая нестыковочка в одном вопросе, поможете?

Канцлер ответил с некоторой настороженностью:

— Если в моих силах…

Великий князь опустился в кресло у стола, Ренненкампф остался стоять неподвижно, а Горчаков взял крохотный колокольчик на краю стола и потряс им.

Распахнулась дверь, Горчаков отдал распоряжение заглянувшему офицеру:

— Три чашки кофе и булочки. Но только не французские, у меня в гостях патриоты!

Дверь захлопнулась, великий князь взял из руки Ренненкампфа тонкую папочку, вытащил листок и опустил на стол перед канцлером. Шаляпин, рискуя быть обнаруженным, приблизился к самому окну и сделал быстрый снимок.

На листке надпись: «Вадбольский Юрий Васильевич». Строчка ниже уже буквами помельче: «барон, владелец имения в землях Белоозерья, кадет первого курса Лицея. Учится чуть выше, чем средне, физическая подготовка — средняя, умение с холодным оружием — средние, стрельба — средне. Общительностью не отличается, как и нелюдимостью, но друзей всё ещё нет. Общается с двумя соседями по комнате, в некоторой дружбе с княжичем Горчаковым, что странно.»

Горчаков прочёл, поднял на великого князя взгляд.

— А чем могу помочь я?

Дверь приоткрылась, боком вошёл офицер с подносом в обеих руках, быстро переставил на стол чашки с кофе, большой кулич, разрезанный на три части, и торопливо исчез.

Великий князь тут же на правах старшего по титулу взял чашку, в другую руку кулич, мы же не какая-то сраная Франция, и сказал с хищной улыбочкой:

— По наблюдению моих людей, он дружит только с вашим сыном.

Канцлер ответил холодновато:

— Не думаю, что это преступление.

Великий князь приподнял вверх ладони.

— Нет-нет, мы по другому поводу. Много лакун в его деле, ваш сын мог бы их заполнить. Или вы, Александр Михайлович, ваш сын вам же всё рассказывает? Я знаю, вы его держите в надлежащей строгости, чтоб не стал французом!

Канцлер ответил ровным голосом:

— Как и принято в нашей семье. А что странного, что мой сын с ним дружит?

Ренненкампф кашлянул, взоры обратились к нему, поклонился и произнёс подобострастно:

— Напротив-с, напротив!.. Ваш сын сразу выделил его, как… отличающегося от остальных. Отличаться же можно в ту и другую сторону… Ваш сын наделён завидной наблюдательностью.

Канцлер сказал нетерпеливо:

— Давайте поконкретнее, а?.. Было бы что-то важное, мне бы доложили.

Великий князь, отпивая кофе мелкими глотками, повёл глазом на Ренненкампфа, тот сказал виновато: