— Всё равно мерзко, — буркнула та, дрожа. — Вон, смотри! Все свечи погрызли!
Она вытащила ящик из буфета. Внутри лежали парафиновые свечи, на которых виднелись крошечные следы зубов.
— Ладно, — сказал я, — свечи всё равно гореть будут. Им без разницы, если фитиль цел. Берите их, да пойдемте в зал.
Мы зажгли свечи и воткнули их в кружки, в бокалы. Подсвечников почему-то не нашлось, но и так получилось неплохо.
Тьма уступила место полумраку. Зал окутали призрачные блики, тени двигались по стенам, растягивались, изгибались. Вся обстановка выглядела зловеще.
Вернулись вахтовик с Речкиным, притащили охапку дров.
— Ну что там с генератором? — спросил я.
— Труба, начальник, — сказал Антон, стряхивая снег с плеч. — Как я и говорил, кончилась соляра. Тупо кончилась.
— Так залей новую, — сказал я.
— А нету, — пожал он плечами. — Канистры стояли рядом, следы от них остались, теперь нет ничего. Кто-то стырил топливо.
— Погодите, — встрепенулась Ирина. — А там же, у Артёма в машине, тоже были канистры какие-то!
— А ты откуда знаешь? — нахмурился Антон, подозрительно глядя на жену.
— Ой, Антон, не начинай, — отмахнулась она. — Просто, когда мы ехали, пахло горючим. Я спросила, что это, а он сказал: «Солярка для генератора».
— А я никакого запаха не почувствовал, — с подозрением глядя на жену, проговорил Антон.
— Да потому что у тебя вечно шары залиты. Ты с этой бутылкой не расставался. Есть там у него канистры.
— Ладно, — сказал Антон, — Сейчас проверим, только мне что-то, Ирка, подозрительно, что ты знаешь, что в машине этого загорелого находится. Может, вы там катались с ним раньше, а? В тачке.
— Дурак, — воскликнула Ирина, ее щеки вспыхнули.
— Или рогатый дурак, — подтрунивал ее муж, — Я же вижу, как ты на него смотрела.
— Уймись, Антоша, — воскликнула Ирина. — Вот вообще сейчас не к месту. Артем пропал, его, наверное, может, уже и в живых-то нет. А ты начинаешь свою песню.
Буровик набычился. Ответ жены ему не понравился.
— Меня по несколько месяцев нет дома. Хер его знает, чем ты тут занимаешься.
— А ты сам виноват. Я говорила: найди работу здесь, в городе. Нет же, тебе обязательно надо в тайгу. А я одна…
— Так все-таки ты трахалась с ним! — воскликнул нефтяник и залепил жене хлесткую пощечину.
Та упала на диван, зарыдала. На этом вахтовик не успокоился и хотел схватить ее за волосы. Я дернул Антона за плечо сзади. Он скинул мою руку, развернулся, замахиваясь уже и на меня.
Я резко пригнулся и сделал короткий резкий удар ему под дых. Тот с шумом выдохнул, теряя воздух, а обратно вдохнуть не смог из-за спазма диафрагмы. Схватился за живот и повалился рядом с плачущей супругой.
— Так, Плотниковы, — сказал я, глядя на обоих. — Семейные разборки прекращаем. Санта-Барбара сейчас вообще не к месту. А ты, Антоша, лапы не распускай. Иначе надену на тебя браслеты и посажу в карцер. Ну, то есть в сортир, потому что карцера у нас нет. Или в кладовку. Понял?
— Да понял я, понял, — пробурчал он, держась за живот.
— Вот и славно. А теперь одевайся. Сейчас сходим до машины Артёма и посмотрим, есть ли там солярка.
— Елки… ты мне так врезал, что я ни вздохнуть, ни пернуть, — пробормотал вахтовик. — Сходи с кем-нибудь другим, ладно?
— Ну смотри, не балуй тут, — сказал я и обернулся. — Так, кто со мной?
Даниил вновь превратился в мебель, втянул голову в плечи, уставившись в пол.
— Тимофей, пойдёшь?
— Да пошли, Макс, сходим, — пожал плечами Речкин.
Его ждать не пришлось, он ещё куртку не успел снять после похода за дровами.
Я надел пуховик, натянул шапку поглубже.
Мы вышли. Ветер сразу ударил в лицо ледяной крупой. Снег валил стеной, склеивал ресницы и лез в нос и рот. Под ногами скрипели сугробы, а за десять шагов уже почти ничего не было видно, сплошная белая пелена скрывала всё вокруг.
Речкин схватил лопату, что стояла прислоненной к стене дома.
— Боишься? — спросил я, перекрикивая ветер.
— Ну, странная фигня творится, Макс, — ответил Речкин, держа под мышкой лопату. — Лучше быть готовым. У тебя-то, вон, пестик есть.
Мы обошли дом и шагнули под навес. Тут ветер уже не так задувал. Под навесом стояли две машины: внедорожник Ланского и легковушка Кожевникова. Их кузова были припорошены снегом, несмотря на крышу.
— Только как мы достанем канистры, если машина заперта? — пробурчал Речкин.
— Как-как… по стеклу лопатой на, — ответил я.
Мы обошли внедорожник, подошли к багажнику. Я посветил фонариком, и Речкин ахнул:
— Ёпта мать… Уже кто-то приложился по стеклу. И, по ходу, вот этой самой лопатой, что у меня в руках.
Задняя, пятая дверь машины была разбита. Осколки стекла лежали на плитке, а на металлической обшивке красовалась вмятина, ровно такая, как будто ударили штыком лопаты.
— В багажнике пусто, — сказал я. — Только стекло да снег.
— Сука… сука… — выдохнул Речкин. — Кто-то явно хочет, чтобы мы тут подохли. Надо кочегарку охранять, Макс. Не дай бог, эта мразь что-то с отоплением сделает… и всё, кирдык. Замёрзнем. Пешком отсюда не уйдёшь ведь, да еще в такую погоду.
— Согласен, — кивнул я. — Выставим охрану у кочегарки. Дай-ка лопату сюда.
Я взял инструмент, поднял к фонарику. На черенке, чуть ниже рукояти, торчала щепка, так она могла отойти от удара. И там, в зазоре, что-то застряло.
Я посветил, чтобы приглядеться внимательнее, но пока промолчал.
— Пошли назад, — сказал я.
Вернулись в дом. Камин уже разожгли, в комнате стало теплее и светлее.
— Канистры украли из багажника, — сказал я, показывая лопату. — Разбили стекло вот этой штукой. И интересный момент: на черенке щепочка отошла. А в ней — вот это.
Все придвинулись ближе. Я поднял лопату к свету камина.
— Что это? — спросила Мария. — Волоски? Пух какой-то?
— Шерсть, — сказал я. — Похожа на собачью. Но чтобы точно сказать, нужна экспертиза.
Я перевёл взгляд на вахтовика.
— Скажи-ка, Антоша, ты этой лопатой пользовался?
— Э… Максим, ты чё на меня бочку катишь? — нахмурился Плотников. — Ну, брал я, и что? Я же говорю, до ветру ходил.
— А лопату ты на хрена брал? — прошипел на него Речкин, в упор глядя в глаза.
— Ну… ссыкотно было, — пробормотал Антон. — Как-то с голыми руками идти. Там же сортир деревянный, старый, вокруг темень, хрен пойми кто. Вот и взял лопату, типа как оружие. А чё такого-то?
Он осёкся, перевёл взгляд с меня на Тимофея, потом на остальных.
— А, вон чо… я понял. Вы думаете, что это я расхерачил машину загорелого? И канистры из багажника спёр, да?
— Мы ничего не думаем, — сказал я ровно.
— Да я чё, больной? — Антон уже почти кричал. — Чтобы нас без света оставить? Сейчас холодильник встанет, пиво тёплое будет! Я же не дебил совсем, так делать!
— Ты не дебил, — тихо проговорила Мария, глядя на него внимательно. — Мне кажется, ты гораздо умнее, чем хочешь казаться. Все твои шуточки, бравада… А внутри злость так и кипит, так и прет говно. Обиделся на Артёма, да? Вот и решил его тюкнуть, пока он в проруби был. Ведь тебя тогда в комнате не было.
Она поднялась, дрожа, и продолжала:
— А потом, чтобы сбить след, решил нас всех разыграть. Мол, тут убийца ходит. Канистры похитил, генератор вырубил. Только ты один знал, где генератор стоит. Я — нет, например. Я даже не знаю, как он выглядит, этот чертов, мать его, генератор!
— Да ты чё, курица рыжая, несёшь⁈ — возмутился Антон. — Ирка, скажи ей! Твоя же подружайка, что она гонит?
Но Мария не собиралась замолкать, да и на Плотникову она не смотрела. Она повернулась ко мне.
— Максим! Мне кажется, это он всё! Ну точно он! И вот, волоски на лопате от его варежек!
— Э-э, не гони-на! — загудел нефтяник, подняв руки. — А то и схлопотать можно!
— Он меня пугает! — визгливо вскрикнула Мария. — Вы все видели, он мне угрожает! И если меня убьют, знайте, что в моей смерти он виноват!