— Это самая важная сцена, — сказал он. — Эмоциональное ядро фильма. Здесь Петя переживает катарсис. Он отпускает прошлое, открывается будущему. Нужно смонтировать так, чтобы зритель это почувствовал.

Катя подвинулась ближе, всматриваясь в кадры.

— Вот что я предлагаю, — Володя начал раскладывать плёнку в определённом порядке. — Начинаем с общего плана. Скамейка, парк, старик с гармонью, Петя садится. Три секунды. Зритель видит место действия. Потом крупный план гармони — руки старика, клавиши. Две секунды. Зритель слышит (мы наложим звук) и видит, как рождается музыка. Потом крупный план Пети — он слушает, лицо напряжённое. Три секунды. Потом снова общий — оба сидят, музыка связывает их. Четыре секунды. Потом Петя начинает петь — крупный план, лицо, губы шевелятся. Держим долго — секунд десять. Пусть зритель услышит голос, прочувствует слова. Потом крупный план старика — он слушает, кивает. Три секунды. Потом снова Петя — слёзы на лице. Держим долго, секунд семь. Это кульминация. Потом общий план — оба сидят, песня заканчивается. Пять секунд. Тишина. Конец сцены.

Катя записывала в блокнот, рисовала схему.

— Видишь логику? — спросил Володя. — Мы начинаем с широкого, сужаемся до деталей, потом опять расширяемся. Это как дыхание. Вдох-выдох.

— Понимаю. Это же... это музыкальная структура.

— Точно! — Володя обрадовался. — Монтаж — это музыка. У него есть ритм, темп, кульминация. Ты же музыку любишь?

— Очень люблю, — Катя кивнула. — Мать играла на пианино, меня учила. Я не стала музыкантом, но чувство ритма осталось.

— Вот и используй его. Монтируй как музыку. Чувствуй, когда нужен быстрый темп, когда медленный.

Они начали монтировать сцену. Катя резала плёнку точно по кадрам, склеивала. Володя сидел рядом, подсказывал. Через час сцена была готова.

— Давай посмотрим, — Володя перемотал плёнку на катушку, зарядил в проектор.

Погасили свет. Проектор затарахтел. На стене появилось изображение — чёрно-белое, немного дёргающееся. Скамейка. Старик. Петя. Гармонь. Лицо Пети. Слёзы.

Володя смотрел, затаив дыхание. Сцена работала. Ритм был правильный, эмоция нарастала, кульминация била точно. Даже без звука, только с изображением, сцена трогала до глубины души.

— Стоп, — он выключил проектор. Включили свет.

Катя сидела, вытирая слёзы:

— Это... это невероятно. Я не думала, что монтаж может так влиять. Те же самые кадры, но склеенные в таком порядке...

— Вот именно, — Володя сел рядом с ней. — Монтаж создаёт смысл. Одни и те же кадры можно смонтировать по-разному, и получатся разные истории.

— А можно попробовать по-другому? — неожиданно спросила Катя. — Для сравнения?

Володя удивился:

— Хочешь поэкспериментировать?

— Да. Хочу понять, как это работает.

— Давай. Попробуй сама смонтировать эту сцену. По-своему. Посмотрим, что получится.

Катя взялась за работу. Володя отошёл, дал ей свободу. Она работала сосредоточенно, резала, склеивала, примеряла. Через полтора часа позвала:

— Готово. Посмотрим?

Они снова зарядили плёнку в проектор. Катина версия отличалась — она начала не с общего плана, а сразу с крупного — руки старика на гармони. Потом лицо Пети. Потом общий. Ритм был другой — более резкий, рваный.

— Интересно, — Володя задумался. — У тебя получилось более тревожно. Беспокойно. Как будто Петя на грани срыва.

— Я хотела показать его внутреннее состояние, — Катя объясняла. — Не просто грусть, а... отчаяние.

— Это работает. Но для нашей истории, думаю, первый вариант лучше. Там больше светлой грусти, примирения с прошлым. А твой вариант темнее.

— Согласна, — Катя кивнула. — Но было интересно попробовать.

— Это правильно. Хороший монтажёр должен пробовать разные варианты. Искать лучший.

***

Четверг и пятница ушли на монтаж остальных сцен. Володя и Катя работали как единый механизм. Он предлагал, объяснял, она выполняла, дополняла своими идеями. Постепенно фильм собирался — сцена за сценой, кадр за кадром.

В субботу смонтировали финал. Танцплощадка, оркестр, вальс. Володя хотел, чтобы эта сцена была лёгкой, воздушной, наполненной счастьем.

— Катя, здесь не нужны резкие склейки. Всё должно течь, как музыка. Длинные кадры, мягкие переходы.

— Понял. Как сон?

— Именно. Как счастливый сон.

Они монтировали финал долго, кропотливо. Катя предложила неожиданное решение:

— Владимир Игоревич, а что если в конце, после танца, мы вставим короткий флешбэк? Вспышку — вот их первая встреча, лужа, взгляд. Секунда. И обратно к танцу. Чтобы зритель вспомнил, с чего всё началось.

Володя задумался. В прошлой жизни такой приём использовался часто в клипах и фильмах. Флешбэк, врезка воспоминания. Это работало.

— Гениально, — сказал он. — Давай попробуем.

Вставили короткий кадр — полсекунды — вот Петя и Катя встречаются первый раз. Вспышка. И обратно к танцу. Получилось пронзительно — зритель в последний момент вспоминал, как всё начиналось, и это делало финал ещё более трогательным.

— Катя, это твоя идея. И она блестящая.

Она засмеялась от радости:

— Правда? Я просто подумала, что так будет сильнее.

— Так и есть. Ты настоящий монтажёр. Не просто техник. Творец.

***

К воскресенью черновой монтаж был готов. Володя и Катя сидели в полутёмной монтажной, перематывая плёнку на большую катушку — весь фильм, от начала до конца, тридцать минут.

— Мы сделали это, — прошептала Катя. — Фильм собран.

— Черновой вариант, — уточнил Володя. — Теперь нужно тонкая настройка. Подрезать где-то по паре кадров, где-то добавить. Наложить звук. Проверить синхронность. Но основная работа сделана.

Они сидели молча. Усталость навалилась разом — неделя интенсивной работы, по десять часов в день в полутёмном помещении, вглядываясь в маленькие кадры.

— Владимир Игоревич, — Катя заговорила тихо, — спасибо вам.

— За что?

— За то, что научили. За то, что объясняли, а не просто командовали. Я за эту неделю узнала о монтаже больше, чем за три года работы.

— Это ты молодец. Быстро училась, схватывала на лету.