Катя слушала, раскрыв рот:
— А я думала просто склеить последовательно...
— Нет, — Володя качнул головой. — Монтаж — это не просто склейка кадров. Это ритм. Это музыка. Ты когда музыку слушаешь, чувствуешь ритм? Вот и в монтаже так же. Каждый кадр должен длиться ровно столько, сколько нужно, чтобы зритель успел считать эмоцию, но не заскучал.
— Как понять, сколько нужно?
— Интуиция. И опыт. Давай попробуем. У нас есть все дубли на катушках?
— Да, вот они, — Катя показала на стеллаж. Десятки катушек с плёнкой, каждая подписана — сцена, дубль, дата.
— Отлично. Начнём с начала. Первая сцена — встреча. Давай вытащим все дубли, разложим, посмотрим, что и как склеивать.
Они провели весь день, разбирая первую сцену. Володя объяснял, Катя внимательно слушала, записывала в блокнот.
— Смотри, вот тут Петя идёт. Мы держим кадр три секунды. Почему три? Потому что за три секунды зритель успевает увидеть: улица, утро, человек идёт. Если держать дольше — заскучает. Если меньше — не поймёт, что происходит.
Катя кивала.
— А вот здесь, когда они смотрят друг на друга после того, как Катя наступила в лужу. Это важный момент. Держим дольше — секунд пять. Пусть зритель увидит эту химию между ними, эту искру.
— Понял. Длинный кадр — для эмоции, короткий — для действия.
— Точно! — Володя обрадовался. — Ты быстро схватываешь.
Катя засмущалась:
— Я просто люблю монтаж. С детства любила разбирать вещи, смотреть, как они устроены. А монтаж — это же конструктор. Берёшь кусочки плёнки и собираешь историю.
— Именно так, — Володя улыбнулся. — Монтаж — это конструктор. Только очень сложный.
Они работали до вечера. Катя резала плёнку специальными ножницами — аккуратно, точно по кадру. Потом склеивала специальным клеем. Руки у неё были уверенные, движения точные.
— Ты долго этому училась? — спросил Володя.
— Три года на студии работаю, — Катя не отрываясь резала плёнку. — Сначала помощницей была, за старшими смотрела. Потом сама начала монтировать. Первый фильм год назад смонтировала — документальный, про восстановление заводов.
— И понравилось?
— Очень. Только там режиссёр не объяснял, зачем что склеивать. Просто говорил: вот так делай. А вы объясняете. Я понимаю логику.
— Хороший монтажёр должен понимать логику, — Володя придвинул стул, сел рядом. — Ты не просто техник, который режет и клеит. Ты соавтор фильма. От тебя зависит, как зритель воспримет историю.
Катя подняла глаза, и в них читалось удивление:
— Соавтор? Правда?
— Абсолютная правда. Я могу снять прекрасные кадры, но если ты их неправильно смонтируешь — фильм развалится. А если смонтируешь гениально — фильм заиграет.
Катя молчала, переваривая сказанное. Потом тихо:
— Никто никогда так не говорил. Все думают, монтажёр — это просто технический работник.
— Те, кто так думают, не понимают в кино, — Володя положил руку ей на плечо. — Ты талантливая, Катя. У тебя чувство ритма, понимание эмоции. Продолжай учиться, развиваться. Станешь отличным режиссёром монтажа.
Она улыбнулась — застенчиво, но радостно.
***
Вторник. Продолжили работу. Володя принёс с собой блокнот, где расписал весь фильм по сценам с хронометражем.
— Смотри, у нас тридцать минут хронометража. Значит, нужно уложиться ровно. Сейчас у нас отснято около сорока минут материала — всех дублей вместе. Нужно вырезать десять минут.
— Как понять, что вырезать?
— Всё, что не работает на историю. Смотри, вот эта сцена — Петя заходит в магазин, спрашивает продавщицу. Хорошая сцена, но она дублирует другую — где он спрашивает на улице. Нужна только одна. Выбираем ту, что сильнее эмоционально.
Они пересматривали сцены, решали, что оставить, что вырезать. Катя быстро училась, начала сама предлагать решения:
— Владимир Игоревич, а вот эта сцена — Катя дома штопает. Может, её можно сократить? Мы держим минуту, а достаточно тридцати секунд?
Володя пересмотрел сцену, кивнул:
— Правильно. Эмоция считывается за тридцать секунд. Дальше повтор. Режь.
Катя резала плёнку уверенно. Володя наблюдал — она работала с каким-то особым благоговением, словно держала в руках не кусок целлулоида, а что-то священное.
— Катя, а почему ты выбрала монтаж? Могла бы быть оператором, режиссёром.
Она задумалась, откладывая ножницы:
— Я... я люблю, когда всё точно. Когда каждая деталь на месте. Режиссёр работает с людьми, с хаосом. Оператор ловит свет, момент. А монтажёр... монтажёр создаёт порядок из хаоса. Берёт все эти кусочки и складывает в историю. Это как... как пазл. Понимаете?
— Понимаю, — Володя улыбнулся. — Ты перфекционист.
— Наверное, — она засмеялась. — Мать всегда говорила: Катя, у тебя всё по линеечке должно быть. И правда, я не могу иначе. Если знаю, что можно лучше — буду переделывать, пока не будет идеально.
— Это хорошее качество для монтажёра.
Они работали молча какое-то время. За окном шумела студия — где-то грузили декорации, кто-то кричал команды. Но в монтажной было тихо, только шуршание плёнки да негромкое дыхание.
Володя вдруг спросил:
— Катя, а ты понимаешь, что мы делаем нечто особенное?
Она подняла голову:
— В смысле?
— Мы создаём не просто фильм. Мы создаём... свидетельство времени. Историю про людей, которые пережили войну и пытаются жить дальше. Через пятьдесят лет кто-то посмотрит этот фильм и увидит, какой была Москва в сорок пятом, как люди одевались, как говорили, как любили. Понимаешь?
Катя смотрела на него широко открытыми глазами:
— Я... не думала об этом так. Но вы правы. Это же документ эпохи.
— Именно. Поэтому каждый кадр важен. Каждая склейка. Мы не просто развлекаем зрителя. Мы сохраняем память.
Катя кивнула медленно. Володя видел, как в её глазах что-то изменилось — появилась осознанность, понимание важности того, что она делает.
***
Среда. Дошли до сцены с гармонистом. Володя разложил все кадры на световом столе — общие планы, крупные, разные углы.