Николай пошёл. Насвистывал «Катюшу», руки в карманах, лёгкая походка. Прошёл несколько метров, огляделся по сторонам — любуется городом. Дошёл до метки, свернул за угол.

— Стоп! — крикнул Володя. — Ковалёв, как картинка?

— Отлично. Чистая, без помех.

— Лёха, звук?

— Хороший. Свист слышно, шаги слышно.

— Делаем второй дубль. На всякий случай.

Повторили. Николай шёл более уверенно, насвистывал громче. Володя наблюдал, прищурившись. Хорошо. Живо.

— Стоп! Принято! — он повернулся к команде. — Переставляем камеру. Вторая точка — крупный план Пети. Ковалёв, помните схему?

— Помню. Ставим вот сюда.

Камеру переносили, устанавливали заново. Это заняло минут пятнадцать. Володя пользовался паузой, подошёл к Николаю:

— Как чувствуете себя?

— Нормально. Страх прошёл. Когда начал идти, забыл про камеру. Как будто просто по улице гуляю.

— Вот именно. Продолжайте в том же духе.

Сняли крупный план — Петя идёт, лицо в кадре. Насвистывает, улыбается краешком губ. Взгляд мечтательный.

— Стоп! Отлично! Ещё дубль!

Второй дубль. Третий.

— Принято! Теперь Катя. Камеру переставляем — она идёт с другой стороны.

Зина встала на исходную. Сумка через плечо, платок повязан туго. Лицо усталое, но она держится молодцом.

— Мотор!

Зина пошла. Быстрым шагом, чуть сутулясь под тяжестью сумки. Смотрит себе под ноги, думает о своём.

— Стоп! Зина, отлично! Ещё раз!

Повторили. Зина шла уже более уверенно, вошла в ритм.

— Принято! Теперь главное — сцена встречи. Оба в кадре. Камеру ставим сюда, средний план. Актёры, помните мизансцену?

— Помним, — кивнули оба.

— Тогда поехали. Николай Фёдорович, вы идёте отсюда. Зина, ты отсюда. Встречаетесь вот здесь, у лужи. Зина, ты не видишь лужу, шагаешь в неё. Николай Фёдорович, вы видите, но не успеваете предупредить. Дальше по сценарию — Зина роняет письма, вы помогаете собрать. Помните?

— Помним.

— Главное — не играйте. Живите. Как на репетиции. Готовы?

— Готовы.

Володя отступил к камере. Сердце колотилось. Это ключевая сцена. Если она получится — полфильма в кармане.

— Тихо на площадке! Звук?

— Готов!

— Камера?

— Готова!

— Мотор!

— Сцена первая, встреча, дубль первый!

— Начали!

Николай пошёл слева, насвистывая. Зина справа, торопливым шагом. Они приблизились друг к другу. Николай увидел лужу, обошёл. Зина не смотрела — шагнула прямо в воду. Остановилась, посмотрела вниз. Лицо исказилось — досада, усталость, отчаяние. Она подняла глаза — и встретилась взглядом с Николаем.

Володя затаил дыхание. Вот оно. То самое мгновение. Зина смотрит на Николая, и в глазах — удивление, смущение. Николай смотрит на неё — сочувствие, вина, и что-то ещё. Искра.

Зина открыла сумку, начала доставать письма. Руки дрожат — от волнения ли, от холода ли. Несколько писем выскользнули, упали. Николай бросился помогать. Оба присели, собирают. Руки коснулись — Зина вздрогнула, отдёрнула руку, потом всё-таки взяла письмо.

— Простите, — сказал Николай тихо, и голос звучал так искренне, что Володя почувствовал мурашки.

— Ничего, — Зина так же тихо. — Сама виновата.

Они доиграли сцену до конца — Зина торопливо собрала письма, пробормотала «спасибо» и убежала, оглянувшись на ходу. Николай остался стоять, глядя ей вслед, с улыбкой на лице.

— Стоп! — Володя еле сдержался, чтобы не закричать от восторга. — Это было... это было прекрасно!

Ковалёв выпрямился от камеры:

— Владимир Игоревич, картинка чистая. Всё попало в кадр.

— Лёха, звук?

— Отличный. Всё слышно — и шаги, и голоса, и даже всплеск воды, когда в лужу наступила.

Володя подошёл к актёрам. Зина вытирала слёзы:

— Я... я не знаю, что на меня нашло. Я как будто и правда была там, в тот момент...

— Вот именно, — Володя обнял её за плечи. — Ты не играла. Ты жила. Это и есть правда. Николай Фёдорович, вы тоже молодец. Химия между вами невероятная.

— Мы ещё дубль снимем? — спросил Николай.

— Да, обязательно. Но уже для подстраховки. Первый дубль идеальный, но мало ли что — плёнка может дать сбой. Давайте повторим.

Сняли второй дубль. Потом третий. С каждым разом актёры становились всё более уверенными, но Володя чувствовал — первый дубль был лучше. Там была свежесть, первичность эмоции.

— Принято! — он хлопнул в ладоши. — Первая сцена в кармане! Делаем перерыв на пятнадцать минут, потом переезжаем на Маросейку — почтовое отделение.

Команда расслабилась. Лёха закурил, Ковалёв вытирал объектив камеры платком. Катя записывала в блокнот. Коля раздавал всем воду из фляги.

Вера Дмитриевна подошла к Володе:

— Владимир Игоревич, я смотрела со стороны. Красота что была. Я прямо прослезилась.

— Правда?

— Правда-правда. Вы из них настоящих актёров делаете.

Любопытные прохожие, которые наблюдали за съёмками, подходили, расспрашивали. Одна старушка спросила:

— А про что кино-то?

— Про любовь, бабушка, — ответил Коля. — Про то, как фронтовик вернулся и девушку встретил.

— Ох, хорошее кино, значит, — старушка перекрестилась. — Дай Бог вам. Снимайте, снимайте.

Через пятнадцать минут всё оборудование было погружено обратно в грузовик. Поехали на Маросейку.

Почтовое отделение было старое — двухэтажное здание с облупившейся штукатуркой. Внутри пахло бумагой и пылью. За стойкой сидела начальница — пожилая женщина в очках. Володя заранее согласовал съёмки, объяснил, что нужно.

— Снимайте, — сказала она. — Только быстро. У меня работа идёт.

— Быстро, обещаю.

Ковалёв осматривал помещение, прикидывая, где поставить камеру. Свет был тусклым — одна лампочка под потолком.