— Ешь, не стесняйся, — она села напротив, подперев щёку рукой, и смотрела на сына с нежностью.

Володя взял вилку, отрезал кусок драника. Хрустящая корочка, мягкая картошка внутри, сметана — всё смешалось во рту в божественный вкус. Он прикрыл глаза от удовольствия.

— Мам... это так вкусно...

— Ешь, ешь, — Анна Фёдоровна сияла. — Я ещё чаю поставлю. С мёдом. У нас мёд есть — Зина принесла.

Она встала, поставила чайник на керосинку. Володя ел молча, наслаждаясь каждым кусочком. Анна Фёдоровна хлопотала — достала чашки, ложки, сахарницу, банку с мёдом.

— Володенька, — заговорила она, не оборачиваясь, — а расскажи мне про неё. Про ту девушку.

Володя поперхнулся. Мать обернулась, улыбаясь:

— Что смутился? Я ж мать, всё вижу. Ты весь светишься изнутри. Глаза горят, улыбаешься постоянно. Влюбился, значит.

— Мам, — Володя отложил вилку, — да, есть девушка. Её зовут Алина. Она... она художница. Учится в художественном училище.

— Художница, — Анна Фёдоровна села обратно за стол. — Красивая?

— Очень, — Володя не сдержал улыбки. — Для меня самая красивая.

— А какая она? По характеру?

Володя задумался, подбирая слова:

— Добрая. Умная. Тихая такая, спокойная. Рисует всё время — пейзажи, людей. Любит звёзды. И... — он помолчал, — и одинокая. Сирота. Родители погибли, бабушка умерла. Живёт одна.

Лицо Анны Фёдоровны смягчилось:

— Сироточка... Бедная девочка. — Она помолчала, потом решительно кивнула: — Приведи её к нам. В гости. Познакомь с матерью. Пусть посмотрит, что у тебя семья есть, дом есть. Что она не одна будет.

Володя почувствовал, как к горлу подступил комок. Вот она, эта простая материнская мудрость и доброта.

— Приведу, мам. Обязательно приведу.

— И приведи скоро, — Анна Фёдоровна встала, залила чай в чашки. — Не тяни. Девушка хорошая, видно сразу, раз ты так светишься. Значит, и мне понравится.

Она поставила перед Володей чашку с чаем — крепким, ароматным. Достала банку с мёдом, зачерпнула ложкой густой, тёмный мёд, положила в чай. Мёд медленно растворялся, окрашивая чай в золотистый цвет.

— Пей, — велела мать. — С мёдом чай полезный. От усталости помогает.

Володя отпил. Чай был горячим, сладким, с лёгким медовым привкусом. Тепло разлилось по телу. Он допил драники, отодвинул тарелку, обхватил чашку руками.

— Мам, — сказал он тихо, — спасибо тебе.

— За что, сынок? — Анна Фёдоровна удивилась.

— За всё. За то, что ждала. За то, что... — он не знал, как выразить словами, — за то, что ты у меня есть.

Мать смутилась, отмахнулась:

— Ох, Володя, что ты такое говоришь... Я ж мать твоя. Кому ждать, как не мне?

Она встала, подошла к нему, положила руку на голову, погладила:

— Война тебя изменила, сынок. Ты стал... другой какой-то. Серьёзнее. Глубже. Раньше ты был мальчишка — голова в облаках, стихи всё писал, мечтал. А теперь... мужчина вернулся. С фронта, из огня. И я благодарю Бога каждый день, что ты живой, что вернулся.

Володя почувствовал, как в глазах защипало. Он поднялся, обнял мать. Она была маленькая, худенькая, пахла мылом и борщом. Прижалась к нему, и он почувствовал, как она дрожит.

— Я так боялась, Володенька, — прошептала она срывающимся голосом. — Четыре года боялась каждый день. Каждый раз, когда почтальон приходил, сердце останавливалось. Вдруг похоронка... Но молилась, молилась каждый божий день. И Господь услышал. Вернул мне сына.

— Я здесь, мам, — Володя гладил её по спине. — Я с тобой. И никуда не денусь.

Они стояли так, обнявшись на тесной кухне коммуналки. Где-то капал кран, за окном проехала машина, в коридоре послышались шаги — кто-то из соседей шёл в уборную. Обычная жизнь.

Но для Володи это был момент абсолютного счастья. Впервые в жизни — и в той, прошлой, и в этой — у него была мать. Настоящая, любящая, заботливая мать.

Анна Фёдоровна отстранилась, вытерла глаза платком:

— Ой, что это я... Разнюнилась тут. — Она шмыгнула носом, улыбнулась. — Давай-ка лучше чай допивай, а то остынет.

Они сели обратно за стол. Анна Фёдоровна отпила из своей чашки:

— Так расскажи мне про работу. Как там у тебя на студии? Фильм снимать будешь?

Володя рассказывал — про «Майский вальс», про актёров, про команду, про то, как сегодня подбирали костюмы. Анна Фёдоровна слушала внимательно, кивая:

— Вот и хорошо. Дело по душе нашёл. Это главное в жизни — делать то, что любишь. Твой отец, царствие ему небесное, всегда говорил: если работа в радость, то и жизнь в радость.

— Мудрый был человек, — Володя допил чай.

— Мудрый, — Анна Фёдоровна вздохнула. — Жалко, рано ушёл. Ты его почти не помнишь, малой был. Но он бы тобой гордился. Очень гордился бы.

В дверь кухни заглянула Клавдия — полная соседка с вечно красным лицом:

— Ой, Володя вернулся! Здравствуй, милый! Ну и пропадаешь ты. Мы тут с Анной Фёдоровной уже думали — не женился ли где тайком?

Анна Фёдоровна рассмеялась:

— Не женился, Клава, но невеста есть. Правда, Володь?

Володя покраснел. Клавдия всплеснула руками:

— Ах ты, батюшки! Ну и хорошо, и хорошо! Пора тебе, Володенька, семью заводить. Молодой, красивый, с работой. Самое время.

— Клава, не смущай парня, — Анна Фёдоровна отмахнулась от соседки. — Иди уж, спать пора.

— Иду, иду, — Клавдия скрылась, но из коридора донёсся её голос: — Пётр Иваныч! Слышал? У Володи невеста!

— Слышал, слышал, — прогудел в ответ голос старика. — И хорошо. Молодец, Володя!

Анна Фёдоровна покачала головой:

— Вот такая у нас коммуналка. Все про всех знают, все во все дела суются. Но это и хорошо — как одна семья живём.

— Мне нравится, — искренне сказал Володя. — Здесь уютно.

Мать посмотрела на него с удивлением:

— Раньше ты жаловался на коммуналку. Говорил — тесно, шумно, жить невозможно. А теперь нравится?

— Война многое меняет, мам, — Володя пожал плечами. — После фронта любой дом — счастье.

— Это точно, — Анна Фёдоровна кивнула. — Ладно, сынок, ты устал. Иди спать. А я тут посуду помою.