Зина и Николай переглянулись, кивнули.
— Начнём со сцены встречи, — Володя встал в центр круга. — Зина, Николай Фёдорович, давайте сначала сделаем упражнение. Я хочу, чтобы вы прожили момент ДО встречи. Понимаете? Не с того момента, когда вы выходите, а с того, что было за минуту до этого.
— А как это? — Зина не поняла.
Володя подсел к ней:
— Смотри. Катя выходит из почтового отделения. Начальница только что её отругала за опоздание вчера. У Кати болит голова, она плохо спала. В сумке тяжёлые письма и посылки. Она торопится, потому что нужно обойти весь район до обеда. И ещё... — он помолчал, — и ещё ей одиноко. Понимаешь? Она каждый день ходит по одним и тем же улицам, разносит письма людям, которые получают вести от близких. А у неё никого нет. Никто не напишет ей письма. Никто не ждёт.
Зина слушала, прикусив губу. В глазах блеснули слёзы.
— Вот это чувство, — Володя говорил тихо, — вот эту пустоту внутри ты должна почувствовать перед выходом. Чтобы когда ты встретишь Петю, эта встреча стала не просто случайностью, а чудом. Понимаешь разницу?
Зина кивнула:
— Понимаю. Я... я тоже так чувствовала. Когда муж был на фронте. Я получала письма от него, а вокруг видела женщин с похоронками. И каждый раз боялась, что следующее письмо будет последним. И это одиночество... оно было всегда. Даже когда вокруг люди.
— Точно! — Володя сжал её руку. — Вот это и есть Катя. Ты это знаешь. Ты это чувствовала. Просто вспомни, и этого будет достаточно.
Он повернулся к Николаю:
— Теперь ты. Петя возвращается домой. Четыре года на фронте. Он видел смерть, потерял товарищей, научился не привязываться ни к кому, потому что завтра этого человека может не стать. Он отучился чувствовать. Понимаешь? Он стал как... как камень. Твёрдый, закрытый. И вот он дома. Война кончилась. Вокруг мирная жизнь. Люди улыбаются, смеются. А он не может. Он разучился.
Николай кивнул медленно:
— Я помню это. Когда вернулся... я не мог радоваться. Вроде всё хорошо, дома, живой. А внутри пусто. Как будто что-то оборвалось.
— Вот именно, — Володя встал. — И теперь представь. Петя идёт по улице. Насвистывает, потому что так надо — показать, что он в порядке. Но на самом деле внутри пустота. И вдруг он видит девушку. Она роняет письма. Их взгляды встречаются. И что-то внутри него щёлкает. Первый раз за четыре года он чувствует что-то живое. Понимаешь?
Николай сглотнул. В глазах что-то дрогнуло:
— Понимаю.
— Отлично, — Володя отступил. — Теперь попробуем. Но сначала я хочу, чтобы вы сделали одну вещь. Зина, встань здесь. Закрой глаза.
Зина встала в центр, закрыла глаза.
— Теперь вспомни, — Володя говорил негромко, чтобы не мешать ей сосредоточиться, — вспомни тот момент, когда ты чувствовала себя самой одинокой. Когда казалось, что так будет всегда. Просто вспомни. Не говори ничего, просто почувствуй.
Зина стояла неподвижно. Володя видел, как меняется её лицо — расслабляются мышцы, опускаются плечи, на лице появляется выражение глубокой усталости и печали. Через минуту из-под закрытых век потекли слёзы.
— Открой глаза, — тихо сказал Володя.
Зина открыла. Смотрела прямо перед собой, но взгляд был отрешённый, направленный внутрь.
— А теперь возьми воображаемую сумку, — Володя делал знак руками, — тяжёлую, с письмами. Почувствуй вес. И иди. Просто иди, никуда не торопясь. В своём темпе.
Зина взяла воображаемую сумку. Плечо под весом слегка опустилось. Она пошла медленно, усталой походкой. Не актриса на репетиции — живая женщина, измученная одиночеством и бесконечными обязанностями.
— Стоп, — сказал Володя. — Вот это. Запомни это состояние. Это и есть Катя перед встречей.
Зина остановилась, вытерла слёзы:
— Я... я как будто и правда стала ею.
— Потому что ты и есть она, — сказал Володя. — Катя — это ты. Твой опыт, твои чувства. Ты не играешь роль, ты живёшь.
Он повернулся к Николаю:
— Твоя очередь. Встань, закрой глаза. Вспомни фронт. Вспомни самый тяжёлый момент. Когда ты потерял кого-то близкого. Или когда сам думал, что всё, конец. Просто вспомни.
Николай закрыл глаза. Его лицо окаменело. Челюсти сжались. Руки сжались в кулаки. Володя видел, как он дрожит, сдерживая эмоции.
— Не сдерживай, — сказал Володя тихо. — Пусть идёт. Здесь можно.
Николай дрогнул. Из горла вырвался сдавленный стон. Он закрыл лицо руками.
— Было один раз... — голос его дрожал. — Мы с товарищем... Его звали Серёжка. Мы вместе прошли от Сталинграда. Он был как брат. А потом... осколок. Я его держал, а он умирал. И ничего нельзя было сделать. Ничего...
В павильоне стояла тишина. Зина плакала тихо. Катя вытирала слёзы. Даже Лёха отвернулся, чтобы скрыть лицо.
— Открой глаза, — сказал Володя, кладя руку на плечо Николаю. — Ты пронёс это через всю войну. Это груз. Он всегда с тобой. Понимаешь? Петя несёт это каждый день. Этот груз мёртвых товарищей, этой вины выжившего, этой пустоты. И вот он идёт по мирной Москве, насвистывает, притворяется, что всё в порядке. Но внутри — это.
Николай кивнул, не в силах говорить.
— Теперь попробуй пройти, — Володя отступил. — Как Петя. Насвистывай. Но помни, что внутри.
Николай начал насвистывать «Катюшу». Пошёл. Внешне он выглядел бодро, шаг пружинистый, плечи расправлены. Но в глазах была пустота. Мёртвая, холодная пустота.
— Стоп, — Володя остановил его. — Отлично. Запомни это. Это Петя ДО встречи с Катей.
Он хлопнул в ладоши:
— Теперь соединяем. Зина, Николай Фёдорович, встаньте на свои места. Сейчас вы проживёте эту сцену. Не играйте. Просто будьте собой. Вспомните то, что почувствовали только что. И идите навстречу. Начали!
Зина вышла из-за воображаемого угла. Усталая, поникшая, с тяжёлой сумкой. Шла, глядя себе под ноги, погружённая в свои мысли. Николай шёл навстречу, насвистывая, но в глазах была та самая пустота.
Они приблизились. Зина не заметила лужу, шагнула. Остановилась, посмотрела вниз на промокшие ноги. Лицо исказилось — не от злости, а от какого-то глубокого отчаяния. Последняя капля. Она замерла, не поднимая головы, и Володя видел, как её плечи задрожали.
Николай остановился. Смотрел на неё. И вдруг что-то в его лице изменилось. Пустота в глазах сменилась... участием. Живым, настоящим чувством. Он сделал шаг к ней:
— Простите...