— Обещаю.

Алина улыбнулась — искренне, светло:

— Тогда я тоже обещаю. Заботиться о тебе.

— Договорились.

Они посидели ещё немного, потом встали. Пошли обратно — медленно, по тихим вечерним улицам. Алина несла букет в одной руке, другую держал Владимир.

— Знаешь, — сказала она, — мне сегодня снился сон. Будто я рисую портрет. Не знаю чей, лица не вижу. Просто рисую, и чувствую — это важно. Это что-то значит.

— Может, знак какой-то.

— Может. — Она задумалась. — А вообще, я верю в знаки. Не в мистику, а в то, что Вселенная подсказывает иногда.

— И что подсказала?

— Что я на правильном пути. — Она сжала его руку. — Что встретила правильного человека.

Владимир остановился, повернул её к себе:

— Алина, я...

— Не надо, — она приложила палец к его губам. — Не говори сейчас. Слова могут всё испортить. Просто... будь рядом.

— Буду.

Они стояли посреди пустынной улицы, держась за руки. Вокруг — ночная Москва, звёзды, тишина.

Алина встала на цыпочки, поцеловала его — быстро, легко. В губы на этот раз, не в щёку.

Потом отстранилась, улыбнулась смущённо:

— Всё. Побежала. А то совсем поздно.

— Провожу...

— Не надо. Недалеко. — Она сделала шаг назад. — Спасибо за вечер. За цветы. За шоколад. За... всё.

— Спасибо тебе. За то, что пришла.

— Всегда приду. — Она помахала рукой. — До завтра?

— До завтра.

Алина развернулась, пошла быстро. Цветы в руках, лёгкое платье развевалось. Обернулась раз, помахала ещё, скрылась за углом.

Владимир стоял, смотрел вслед. Губы ещё помнили её поцелуй — тёплый, сладкий от шоколада.

Он улыбнулся, коснулся губ пальцами.

Первый настоящий поцелуй.

Владимир пошёл домой — медленно, вспоминая вечер. Разговоры, признания, близость.

Алина боялась привязаться. Боялась потерять. Но решилась. Довериться. Открыться.

И он тоже.

Владимир вошёл в подъезд, поднялся в квартиру. Мать уже спала. Он прошёл в свою комнату, разделся, лёг.

Закрыл глаза — и увидел Алину. Её улыбку. Её глаза. Её доверие.

Владимир заснул с улыбкой.

Завтра — читка сценария. Работа. Фильм.

Но сегодняшний вечер был только его.

И Алины.

Их.

Владимир лежал минут десять, но сон не шёл. Мысли крутились — Алина, поцелуй, её слова «будь рядом», букет в её руках, как она положила голову на плечо...

Он сел на кровати, провёл рукой по волосам. Энергия переполняла. Хотелось что-то делать, создавать.

Встал, подошёл к окну. Распахнул его пошире. Ночной воздух прохладный, свежий. Над Москвой — россыпь звёзд, яркая, как вчера.

Владимир смотрел на небо, и вдруг слова пришли сами. Строчки, ритм, рифмы. Из памяти Леманского — того молодого студента, который писал стихи. Но теперь они наполнились новым смыслом.

Он подошёл к столу, зажёг свечу — экономил электричество. Взял лист бумаги, карандаш. Начал писать.

Рука двигалась быстро, почти сама. Слова лились:

*Ты пришла, когда я не искал,*

*Тихо, как рассвет весенний.*

*Я ромашки у старушки взял,*

*Не зная, что найду спасенье.*

Владимир остановился, перечитал. Улыбнулся. Продолжил:

*Ты смеёшься, и в глазах твоих*

*Звёзды отражают небо.*

*Я боялся слов таких простых,*

*Но сказать их — значит, не был слепым.*

Не совсем складно. Но искренне. Писал дальше:

*Ты сказала: «Дай мне время жить»,*

*Я ответил: «Буду ждать, сколько надо».*

*Потому что научился любить*

*С твоей улыбкой, словно с наградой.*

Он отложил карандаш, посмотрел на строчки. Наивно? Может быть. Но честно.

Перевернул лист. С обратной стороны начал рисовать.

Сначала просто линия — горизонт. Потом мост, отражение в воде. Силуэт — девушка у перил. Волосы, заплетённые в косу. Платье лёгкое.

Владимир не умел рисовать как Алина. Но сейчас это было не важно. Рука вела карандаш почти автоматически — штрихи, тени, детали.

Небо над мостом. Звёзды. Много звёзд — маленькие точки, кружочки. Он старательно вырисовывал каждую.

Алина на мосту, звёзды над ней. И где-то сбоку — его силуэт. Рядом с ней.

Владимир рисовал, улыбаясь. Глупо, по-детски. Но не мог остановиться.

Вспоминал каждую деталь вечера. Как она удивилась цветам. Как откусила шоколад и зажмурилась от удовольствия. Как положила голову на плечо. Как поцеловала — быстро, смущённо, но решительно.

Он добавил на рисунок ещё деталей. Цветы в её руках — схематично, но узнаваемо. Ромашки.

Потом написал внизу листа мелко, почти незаметно: *«Май 1945. Алина и звёзды»*.

Отложил карандаш, посмотрел на рисунок. Неумело. Угловато. Но...

Он улыбнулся ещё шире.

Встал, прошёлся по комнате. Вернулся к окну, посмотрел на звёзды.

Влюбился.

По-настоящему влюбился.

Не как Альберт Вяземский в прошлой жизни — там любви не было, только одиночество. А здесь... здесь была Алина. Живая, настоящая. С угольными пятнами на носу, с улыбкой, с осторожностью, с желанием поверить.

Владимир вернулся к столу, посмотрел на стихи и рисунок.

Раньше он бы посмеялся над собой. Сорокалетний мужик, пишет стихи как подросток, рисует звёзды, улыбается в темноту.

Но сейчас это было не смешно. Это было правильно.

Он влюбился — и это было прекрасно.

Владимир сложил лист пополне, убрал в ящик стола. Может, когда-нибудь покажет Алине. Или нет. Пусть останется его секретом.

Лёг обратно в кровать. Закрыл глаза.

Теперь сон шёл легко. Мысли успокоились. На душе было тепло, светло.