— Алина, — сказал он тихо.

— Да? — Она повернулась к нему.

Владимир открыл рот — и не знал, что сказать. Хотел сказать что-то важное, но слова терялись. Боялся разрушить это хрупкое, что было между ними.

— Я... рад, что мы встретились, — выдавил он наконец.

Алина улыбнулась — мягко, понимающе:

— Я тоже рада.

Они стояли, смотрели друг на друга. Между ними — сантиметры. Достаточно шагнуть, наклониться...

Но оба не двигались.

Где-то вдали пробили часы — десять ударов. Алина вздрогнула:

— Уже десять. Мне пора.

— Я провожу.

— Не надо. Недалеко.

— Всё равно провожу.

Алина не стала спорить. Они пошли по мосту обратно, в город. Шли медленно, плечом к плечу. Пиджак всё ещё на её плечах.

Улицы были почти пустые. Редкие окна светились. Москва спала.

— Знаешь, — сказала Алина тихо, — мне кажется, ночная Москва — это другой город. Днём она шумная, рабочая. А ночью — нежная. Будто отдыхает.

— Как человек после долгого дня.

— Да. Как человек.

Они свернули на её улицу. Остановились у подъезда. Алина сняла пиджак, протянула Владимиру:

— Спасибо. Согрел.

— Носи, если хочешь.

— Нет, тебе ещё идти.

Он взял пиджак. Их пальцы коснулись — на мгновение, но оба это почувствовали.

— Спокойной ночи, Владимир.

— Спокойной ночи, Алина.

Она стояла, смотрела на него. В полутьме глаза казались огромными.

— Мы... увидимся ещё? — спросила она тихо.

— Конечно. Если ты хочешь.

— Хочу.

Владимир улыбнулся:

— Тогда завтра? В это же время?

— Давай.

Она помедлила секунду, потом быстро наклонилась, поцеловала его в щёку — легко, почти неуловимо. Развернулась и скрылась в подъезде.

Владимир стоял, не двигаясь. На щеке ещё чувствовалось тепло её губ.

Он поднял руку, коснулся щеки. Улыбнулся.

Потом развернулся и пошёл домой. Шёл быстро, почти бежал. На душе было легко, тепло, радостно.

Ночная Москва провожала его тишиной и звёздами. Фонари горели редко, но он не спотыкался — дорогу знал наизусть. Или просто не замечал ничего вокруг.

В голове всё ещё звучал её голос. «Мы увидимся ещё?» — «Конечно».

И поцелуй. Лёгкий, быстрый, но настоящий.

Владимир зашёл в подъезд, поднялся по лестнице. Квартира тихая, все спят. Он прошёл в свою комнату, разделся, лёг.

Закрыл глаза — и увидел Алину на мосту, на фоне звёзд. Её улыбку. Её глаза.

Они оба боялись сказать. Боялись разрушить что-то хрупкое словами.

Но оба чувствовали.

Владимир улыбнулся в темноту.

Завтра увидит её снова. И послезавтра. И ещё.

Потому что не хотел, чтобы эти встречи заканчивались.

Он повернулся на бок, обнял подушку.

За окном — звёзды. В душе — тепло.

Май 1945 года. Москва. Ночь.

И два человека, которые ещё не сказали главного.

Владимир заснул с улыбкой.

Владимир проснулся в шесть утра — сам, без будильника. Открыл глаза и сразу улыбнулся. На душе было легко, радостно. Вчерашний вечер, Алина, звёзды, поцелуй в щёку — всё вернулось одним тёплым воспоминанием.

Он вскочил с кровати, распахнул окно. Утро было свежее, прохладное. Солнце только поднималось, окрашивая небо в розовый и золотой.

Владимир сделал глубокий вдох. Энергия переполняла. Хотелось двигаться, делать, творить.

Быстро переоделся в спортивные брюки и майку. Вышел во двор. Пять минут разминки — наклоны, приседания, махи руками. Потом побежал.

По пустынным утренним улицам, мимо ещё закрытых магазинов, мимо спящих домов. Дворники подметали тротуары, кивали приветливо. Где-то лаяла собака. Где-то открывалась форточка — кто-то проветривал комнату.

Владимир бежал легко, ритмично. Мышцы работали, лёгкие дышали полной грудью. В голове прокручивались планы — завтра читка сценария, послезавтра репетиции, через неделю костюмы, через две — съёмки...

Пробежал минут двадцать, вернулся домой. Умылся холодной водой у рукомойника — бодряще, освежающе. Переоделся в домашнюю рубашку и брюки.

Вышел на кухню. Воскресенье, все ещё спят. Только Пётр Иванович сидел за столом, пил чай, читал вчерашнюю газету.

— Доброе утро, Пётр Иваныч!

Старик поднял глаза:

— О, Володя. Рано ты. Не спится?

— Спится, просто сил много. Завтрак будете?

— Ну... если предлагаешь.

Владимир осмотрел кухню. Грязная посуда в раковине — вчерашняя, ещё позавчерашняя. Плита засаленная. Пол не мыт давно — пыль в углах.

Он закатал рукава.

— Пётр Иваныч, а давно тут порядок наводили?

Старик хмыкнул:

— Да кому он нужен, порядок. Живём как-то.

— Вот я сегодня и наведу.

Владимир начал с завтрака. Поставил чайник кипятиться. Достал из холодного шкафа яйца — штук восемь, общие запасы соседей. Разбил на большую сковородку, посолил, поперчил. Поджарил быстро.

Нарезал хлеба — ровными ломтями. Намазал маслом.

Пётр Иванович смотрел с одобрением:

— Хозяйственный ты, Володя.

— На фронте научился. Там кто не умеет готовить — голодный ходит.

Заварил свежий чай — крепкий, в большом чайнике. Разлил в два стакана.

Они позавтракали вдвоём — молча, неспешно. Яичница горячая, хлеб свежий, чай обжигающий.

— Спасибо, — Пётр Иванович допил чай. — Давно так не ел.