— Основу. Скелет. Ещё много дорабатывать, конечно.

Борис Петрович снова посмотрел на листы, покачал головой:

— Товарищ Леманский, я тридцать лет в кино. Видел режиссёров разных. Одни месяцами раскачиваются, другие вообще без плана работают, на ходу придумывают. А вы... — Он постучал пальцем по раскадровке. — За один вечер чёткую структуру выстроили.

Владимир промолчал. В прошлой жизни он делал раскадровки для клипов за пару часов — профессиональная привычка. Здесь это выглядело необычно.

— Фронтовая подготовка, — объяснил он. — Там надо быстро думать, планировать. Времени на раскачку нет.

— Вижу, — Борис Петрович кивнул. — Вот эта сцена, — он показал на набросок, — встреча героев. Крупный план на письма, падающие в лужу. Наплыв на лица. Правильно. Экономно, но эмоционально.

Он перелистнул дальше:

— А вот здесь, музыкальная сцена в парке... Вы хотите монтировать под ритм?

— Да. Чтобы кадры дышали с музыкой.

— Это сложно. Нужен хороший монтажёр.

— У меня есть. Катя Орлова.

— А, Катюша, — Борис Петрович улыбнулся. — Толковая девчонка. Справится. — Он отложил листы, сложил руки на столе. — Хорошо, товарищ Леманский. Даю добро на кастинг. Начинайте искать актёров. Но учтите — непрофессионалы это риск. Можете взять кого-то из наших, если нужно.

— Попробую сначала с непрофессионалами. Хочу живых лиц.

— Ваше право. Только не затягивайте. Время — деньги. Плёнка дорогая.

— Понял.

Борис Петрович встал, подошёл к шкафу, достал папку:

— И ещё. У вас тут набросок сценария, но это именно набросок. Диалогов нет, детали не прописаны. Нужен полноценный сценарий.

— Я могу сам...

— Можете, — Борис Петрович поднял руку, — но зачем тратить время? У нас на студии есть профессиональный сценарист. Алексей Николаевич Громов. Старый волк, ещё с довоенных времён работает. Пишет быстро, точно. — Он протянул Владимиру папку. — Вот его контора, третий этаж, кабинет двадцать один. Сходите, познакомьтесь, покажите свою основу. Пусть допишет диалоги, детали. Вместе работать будете.

Владимир взял папку, заколебался:

— Товарищ директор, а если у нас с ним видение не сойдётся?

— Сойдётся. Алексей Николаевич профессионал. Он не навязывает своё, он помогает режиссёру оформить мысли. — Борис Петрович вернулся за стол. — Запомните, товарищ Леманский: кино — это работа команды. Режиссёр не может всё делать сам. Оператор снимает, звукооператор пишет звук, монтажёр режет, сценарист пишет. А режиссёр — дирижёр. Координирует, направляет, но не тянет одеяло на себя.

— Понял.

— Вот и хорошо. — Борис Петрович взял со стола наброски Владимира, протянул обратно. — Идите к Алексею Николаевичу. Покажите это. Скажите, я направил. И вместе составьте полноценный сценарий. На это даю неделю. Потом кастинг, репетиции, съёмки. Укладываетесь?

— Укладываюсь.

— Тогда работайте. — Борис Петрович протянул руку. — Удачи, товарищ Леманский. Жду результата.

Владимир пожал руку — крепко, уверенно:

— Не подведу.

Он вышел из кабинета, спустился на третий этаж. Кабинет двадцать один находился в конце коридора. Дверь приоткрыта, из-за неё доносился стук печатной машинки — быстрый, ритмичный.

Владимир постучал.

— Да, да, входите! — отозвался голос — хрипловатый, раздражённый.

Владимир толкнул дверь.

Кабинет был завален бумагами. На столе, на полках, на подоконнике — везде стопки рукописей, книг, газет. За столом сидел мужчина лет шестидесяти — худой, с седыми растрепанными волосами, в очках, в мятой рубашке с засученными рукавами. Печатал на машинке, не поднимая головы.

— Чего надо? — буркнул он, продолжая стучать по клавишам.

— Алексей Николаевич? Меня Борис Петрович направил. Леманский, режиссёр-стажёр.

Громов перестал печатать, поднял голову. Посмотрел на Владимира поверх очков — взгляд острый, оценивающий.

— А, новенький. Слышал. Комедию снимать собрался.

— Да.

— Борис послал сценарий писать?

— Да. У меня есть основа, структура, но нужны диалоги, детали...

Громов махнул рукой:

— Покажи.

Владимир положил на стол свои листы. Громов взял, быстро пробежал глазами. Лицо непроницаемое.

Прочитал первый лист. Второй. Третий.

Откинулся в кресле, снял очки, потёр переносицу.

— Молодой, — сказал он наконец, — ты это правда за один вечер написал?

— Да.

— Структура чёткая. Три акта, правильная драматургия. Раскадровка понятная. Списки конкретные. — Громов надел очки обратно, посмотрел на Владимира. — Где учился?

— Оператором на фронте был.

— Не верю. Операторы так не думают. Это режиссёрское мышление. — Громов постучал пальцем по раскадровке. — И опытное. Откуда?

Владимир замялся. Не скажешь же правду — из другой жизни, из будущего.

— Много смотрел кино. Учился по фильмам.

Громов хмыкнул:

— Ладно, не важно. Главное — работа. — Он взял карандаш, начал делать пометки на полях. — Структура хорошая, оставляем. Но диалогов нет. Нужны. Здесь, сцена встречи — что они говорят? Здесь, поиски — Петя с кем-то разговаривает? Здесь, финал — молча танцуют или что-то скажут друг другу?

— Я думал, что молча...

— Думал, — Громов кивнул. — А я думаю, что одна реплика нужна. Простая, но точная. Чтобы зритель понял — вот оно, счастье. — Он записал что-то на листе. — Дай мне три дня. Допишу диалоги, детали. Потом вместе посмотрим, поправим, если что не так. Согласен?

— Согласен.

— Тогда оставь свои наброски, я с ними поработаю. Приходи послезавтра, в пятницу. К обеду. Обсудим.

Владимир оставил листы на столе. Громов уже вернулся к печатной машинке, застрочил снова.

— И ещё, — бросил он, не отрываясь от работы, — не лезь мне в текст, пока не закончу. Дай поработать спокойно. Потом будешь комментировать.

— Хорошо.

— Вот и умница. Иди, работай. У тебя кастинг впереди, не время терять.