Я посмотрел на Валеру и вздохнул — ну почему тогда на помойке оказался именно он, а не симпатичный хомячок, к примеру, или милая канарейка?

— Веня, съешь курочку! — хлопотала тетя Роза, накладывая мужу самые большие куски.

— Не буду, я и так не худой!

— Какой не худой — там же одни витамины! Сереженька, подтверди!

И я подтверждал, стараясь не улыбаться.

— Шашлык скоро будет готов, — объявил Николай Семенович, колдовавший над мангалом. — Запах какой!

— Баранина, — улыбнулась тетя Роза. — Сережа умеет выбрать хорошее мясо.

Мы сидели и ели шашлыки на веранде, запивая липовым чаем. Осеннее солнце клонилось к закату, заливая двор медовым светом, длинные тени от яблонь ложились на траву. Где-то за деревней мычала корова, и этот мирный звук делал все вокруг еще уютнее.

— Все-таки дача — лучшее лекарство от всех бед, — сказал дядя Веня и тут же поморщился, потирая висок.

— Голова? — насторожился я.

— Да нет, просто… вспомнил, как оно было. Страшно стало.

— Это правильно, что страшно, — кивнул я. — Пусть будет. Хорошая мотивация пить таблетки и беречь себя.

Он невесело усмехнулся, но кивнул.

— А давайте споем? — предложила Вера Андреевна, и в ее голосе прозвучала та живая искорка, которая делает обычный вечер праздником.

И мы пели. Песни из молодости родителей, те самые, что когда-то звучали в каждом доме. Николай Семенович даже попытался освоить рэп — получилось смешно и трогательно одновременно. А потом затянули «Выйду ночью в поле с конем», и в этой старой песне было столько правды, что горло сдавило.

Хорошо сидели. Душевно. Как будто на несколько часов вернулись в то время, когда главным богатством были не деньги, а вот такие вечера — с семьей, песнями, с самоваром на столе. А я подумал, что уж теперь точно стал дачником семидесятого уровня. Или как там принято говорить?

А потом начали собираться домой.

Прощание вышло теплым, хоть и немного скомканным — тетя Роза то и дело бросала на переноску с Валерой недобрые взгляды. Дядя Веня крепко пожал мне руку и сказал:

— Ты не пропадай, Сергей, заглядывай к нам в гости. И спасибо тебе. С утра, как ты и сказал, сразу в поликлинику пойду, не стану затягивать.

Обратная дорога прошла в молчании. Дядя Веня с тетей Розой ехали впереди, мы — следом. Мимо проплывали осенние пейзажи: голые поля, перелески в рыжих пятнах, серое небо, прижавшееся к земле. Выходные закончились.

Вера Андреевна и Николай Семенович задремали на заднем сиденье, я сосредоточенно вел старую машину отца Сереги и смотрел в окно, перебирая в голове то, что узнал за эти два дня. Мельник, присвоивший научную работу отца и дяди Вени. Его сын, который погиб, после того как Серега увел его девушку. Наташа… Слишком много совпадений, чтобы быть случайностью.

В Казань мы вернулись поздно вечером. Когда я заехал в свой двор, отец Сереги обнял меня и просто сказал:

— Молодец, сынок. Так держать.

Вера Андреевна пересела за руль, и они уехали, а я поднялся к себе. Утомленный Валера сладко посапывал в переноске, я тоже собирался лечь пораньше. Завтра понедельник, полноценный рабочий день в качестве массажиста, так что нужно выспаться.

Связь у меня появилась, только когда с проселочной дороги выбрались на трассу, но за рулем я уведомления изучать не стал. Только дома просмотрел пропущенные — пролистал их без особого интереса: реклама, спам, сообщение от Дианы с грустным смайликом и вопросом «Как дача?».

На мое письмо Караяннису ответа не было.

Только я собрался выключить телефон вообще от греха, как раздался звонок.

Глянул на экран — Чингиз, правая рука Михалыча.

— Але, Серый! — хрипло заорал он, едва я принял вызов. В голосе сквозила паника.

— Что случилось, Чингиз?

— Серый, беда! Выручай!

— Что случилось? — повторил я.

— Гвоздя подрезали. Кровью истекает. Мы его перемотали, как смогли, но долго он не продержится…

— Скорую вызвали?

— Ты че гонишь, Серый⁈ — заорал Чина. — Какая скорая? Его подрезали, и два пулевых! Поможешь?

Понятно. Огнестрел и ножевые — это полиция, протоколы, вопросы, а им нужно без огласки. Какие-то разборки, какие-то терки — это меня не касалось, но там умирал раненый человек — что уже касалось напрямую.

— Где он? — спросил я.

— За тобой уже Кисель выехал. Минут через пять будет. Собирайся.

И отключился.

Я посмотрел на телефон, потом на мирно спящего Валеру. Тот приоткрыл один глаз, зевнул и снова уткнулся носом в плед — его эти человеческие проблемы не волновали.

Нет мне покоя…

Пять минут — это катастрофически мало, если не знаешь, что делать. Но я знал.

Метнувшись в ванную, выгреб из аптечки все, что могло пригодиться. Бинты — две упаковки, негусто. Анальгин, хотя толку от него при огнестреле, как от припарки. Йод. Перекись водорода, початая. Жгут? Нет жгута. Ладно, ремень сойдет.

Инструменты… Какие, к черту, инструменты? Я же не оперирую на дому! Но Система работала, голова была ясной, а руки не дрожали. Что бы там ни случилось с Гвоздем, я сделаю все возможное. А невозможное… посмотрим.

Натянул старую куртку — ту, что не жалко, а не подарок Татьяны. Если придется возиться с кровью, лучше не в приличной одежде.

Проснувшийся Валера смотрел на мою суету с недоумением: отец родной, ты куда собрался посреди ночи?

— Лежи, — буркнул я. — Без меня справишься.

Он моргнул и демонстративно отвернулся к стене.

Внизу бибикнула машина. Кисель не стал ждать пять минут — уложился в три.

Я схватил пакет и выскочил из квартиры.

Машина стояла у подъезда — водитель затормозил в паре сантиметров от соседского «Логана», припаркованного по всем правилам. Представил, как пассажиров тряхнуло, вспомнил лихого лысого Витька, и ладони взмокли.

Из окна высунулся водитель, мелкий и седой мужичок.

— Ты Серега Айболит?

Я кивнул.

— Запрыгивай бегом!

Торопливо рухнул на заднее сиденье и едва успел пристегнуться.

В общем, когда думал, что водитель Витек у них самый абсолютно безбашенный в мире, я ошибался. Этот Кисель оказался еще хуже, и по сравнению с ним Витек был сама флегматичность и неторопливость.

Мы неслись по дороге так, что пейзаж за окном смазался в одну пунктирную линию. У меня заложило уши, а к горлу подступила тошнота. Пришлось продышаться по методу 4−7–8, иначе бы меня вывернуло прямо на обшарпанную обивку сиденья.

Буквально через десять минут мы резко остановились. Меня спас ремень безопасности — дай бог здоровья его создателю, — иначе я бы все кости переломал, и тогда помощь потребовалась бы уже мне.

— Сюда! — отрывисто рявкнул Кисель и бегом понесся куда-то вперед.

Я ринулся за ним.

Мы заскочили в какое-то промышленное здание, больше похожее на заброшенный склад. Помещение было холодное и сырое, по нему гуляли сквозняки, и было дико зябко, даже в куртке.

— Сюда! — опять крикнул Кисель откуда-то издали.

Я мчался следом, не разбирая дороги. Заскакивал в какие-то коридоры, резко сворачивал. Перепрыгивая через ступеньки, несся по лестницам. Догонялки напоминали игру в «Супер Марио», в которую когда-то давно, в девяностых, играли мои дети, только вместо золотых монеток на финише меня ждал, судя по всему, полутруп. Я еле успевал за этим седым живчиком Киселем.

Наконец мы добежали. Хорошо, что пиликнула Система, обвела раненого красным, и я вовремя притормозил.

Еще не видя, кто там лежит, вчитался в ровные строчки:

Диагностика завершена.

Внимание! Критическое состояние объекта!

Основные показатели: температура 36,2 °C, ЧСС 128, АД 65/40, ЧДД 32, SpO₂ 78%.

Обнаружены аномалии:

— Огнестрельное ранение грудной клетки справа (межреберье IV–V), касательное.

— Огнестрельное ранение грудной клетки слева (межреберье VI–VII), пуля в мягких тканях.