Назвав меня спасителем, Лейла сменила тему и начала рассказывать о своих переживаниях, а я впервые в жизни на себе ощутил, что такое «завируситься». Стоял с чужим телефоном в руках и смотрел, как мое имя обсуждает полмиллиона человек. Вот уж действительно, «завирусился» быстрее, чем грипп по детскому саду.

— Во дает деваха, да? — Тетя Нина забрала у меня телефон и торжествующе потрясла им перед носом проходящей мимо медсестры, уткнувшейся в телефон. — Видала, Лариска? Это ж он! Наш Джимми-Джимми ача-ача! Сергей Николаевич Епиходов! Который Хусаинову спас!

Молоденькая медсестра, которая, оказывается, тоже смотрела стрим Лейлы, уставилась на меня так, будто я только что материализовался из воздуха.

— Ой, — сказала она. — Это правда вы?

— Нет, — мотнул головой я. — Однофамилец.

Но было уже поздно. Коридор, минуту назад пустынный и сонный, начал оживать с подозрительной скоростью. Из ординаторской высунулась чья-то голова. Из процедурной донесся приглушенный возглас. Две санитарки, тащившие каталку с бельем, остановились и принялись что-то оживленно обсуждать, поглядывая в мою сторону.

Тетя Нина сияла, как начищенный самовар. Похоже, уже слила меня в какой-то их больничный чат.

— А я говорила! — объявила она неизвестно кому. — Я всем говорила, что Сергей Николаевич настоящий доктор! Не то что некоторые, которые только и умеют, что бумажки перекладывать!

Последнее явно адресовалось в сторону административного крыла. Я мысленно поморщился, представив, как эта новость доберется до Харитонова. Впрочем, судя по скорости распространения информации, он уже наверняка в курсе и сейчас либо рвет на себе остатки волос, либо строчит докладную в министерство, либо делает и то и другое одновременно.

— Теть Нин, — сказал я, пытаясь вклиниться в поток ее восторгов. — Спасибо, что показали стрим Лейлы, но из-за него… В общем, мне пора.

— Куда пора? — Она взмахнула забинтованной рукой. — Ты ж теперь знаменитость! Тебя ж сейчас все захотят видеть!

Именно этого я и боялся, а потому двинулся к выходу, стараясь не ускорять шаг и не привлекать лишнего внимания. Получалось плохо: на меня оглядывались, кто-то фотографировал на телефон, а молодой интерн в мятом халате чуть не врезался в стену, засмотревшись.

Возле лестницы меня нагнал знакомый голос:

— Епиходов!

Я обернулся. Рамиль Зарипов стоял в дверях ординаторской, скрестив руки на груди, и лицо у него было такое, будто он только что разжевал лимон и обильно запил его уксусом.

— Хайпуешь? — процедил он, еле сдерживая эмоции. — Поздравляю. Теперь ты у нас герой интернета.

— Спасибо, — ответил я ровным голосом.

Рамиль дернул щекой и зло усмехнулся:

— Думаешь, это что-то меняет? Думаешь, раз какая-то блогерша ради хайпа тебя в эфире похвалила, все сразу же забудут про твои косяки?

— Не думаю, но и не переживаю.

Он хотел сказать что-то еще, но в этот момент мимо прошла та самая молоденькая медсестра, которая узнала меня по стриму, Лариса. Она посмотрела на меня и, чуть заметно улыбнувшись, кивнула. Потом бросила на Рамиля короткий взгляд и сказала:

— Она не какая-то там блогерша! Это же сама Лейла Хусаинова!

— Работали бы лучше, Чувильская! — выругался Зарипов и скрылся в ординаторской, хлопнув дверью.

Издав смешок, Лариса пошла дальше по коридору, но перед этим показала мне большой палец.

А я спустился на первый этаж, прошел мимо регистратуры, где три женщины в белых халатах синхронно уткнулись в свои телефоны, и вышел на крыльцо, чертыхаясь, потому что пришел сюда ради Дианы. И так с ней и не встретился.

Я достал телефон, открыл контакты и нажал вызов. Длинные гудки тянулись один за другим, но никто так и не ответил. Попробовал еще раз с тем же результатом.

Либо занята, либо после вчерашней катастрофы с Валерой не горит желанием общаться. Ладно. Это ерунда, можно будет решить, но не здесь и не сейчас.

Я спустился с крыльца, направившись к выходу с территории больницы, и почти дошел, когда дорогу мне преградила невысокая женщина лет тридцати с диктофоном в руке и цепким взглядом.

— Сергей Николаевич Епиходов? — спросила она тоном, не допускающим возражений. — Алина Фахрутдинова, «Казань двадцать четыре». Можно задать вам несколько вопросов?

За ее спиной маячил парень с камерой на плече.

— Нет, — сказал я и попытался обойти ее слева.

Она шагнула влево, перекрывая путь — быстрая, юркая, явно не первый раз берет интервью у тех, кто не хочет его давать.

— Буквально пару слов! Вы видели стрим Лейлы Хусаиновой? Как вы прокомментируете ее заявление?

— Без комментариев.

Я попытался обойти справа, но она снова преградила путь.

— Сергей Николаевич, наши зрители хотят знать! Вы действительно провели ту операцию? Это правда, что вас уволили из больницы сразу после?

— Девушка. — Я остановился и посмотрел ей в глаза. — У меня нет комментариев. Точка. Если хотите официальное заявление, обращайтесь в пресс-службу больницы или к Лейле Ильнуровне, раз уж она так любит давать интервью.

— Но…

— Всего доброго.

Я обошел ее, на этот раз не дав перехватить, и быстрым шагом двинулся к воротам, чувствуя спиной, как парень с камерой снимает мой уход.

Шел ошеломленный быстротой реакции журналистов. Ведь стрим, по сути, прошел минут пять назад! Возможно, журналистка просто была рядом?

А у ворот завибрировал телефон в кармане. Я посмотрел на экран в надежде увидеть имя Дианы, но звонили с незнакомого номера. Сбросил, но абонент был настырным, набрал еще два раза, а потом прислал сообщение: «Сергей Николаевич, это редакция „Вечерней Казани“. Хотели бы взять у вас эксклюзивное интервью. Готовы обсудить гонорар».

От гонорара я бы не отказался, да и рассказать миру о том, что на самом деле произошло в тот вечер, стоило, но, прежде чем отвечать кому-либо, я набрал Караянниса. Он снял трубку после второго гудка.

— Добрый день, Артур Давидович! — поприветствовал я, но больше сказать ничего не успел.

— Сергей Николаевич, я уже в курсе! — перебил адвокат. — Видел стрим Лейлы Хусаиновой, мне только что переслал запись помощник. Он мониторит инфополе по вашему имени, изучает ваших инфлюэнсеров… Впрочем, это неважно. Важно то, что стрим меняет расклад, причем существенно.

— В какую сторону?

— В обе. Публичная поддержка от дочери Хусаинова — это козырь. Но и риск: любое ваше неосторожное слово теперь разлетится по всем каналам. Поэтому слушайте внимательно.

— Я весь внимание.

— Никаких комментариев прессе. Вообще никаких. Ни «без комментариев», ни «я подумаю», ни «может быть позже». Просто не берите трубку с незнакомых номеров. Если подойдут на улице — молча проходите мимо. Если будут настаивать — говорите, что все вопросы через вашего адвоката, и давайте номер моего помощника. Я уже скинул вам. Я сам решу, что и кому отвечать.

— А если спросят про операцию? Про увольнение?

— Особенно если спросят про операцию и увольнение. Сейчас у нас идет подготовка к суду, и любое публичное высказывание может быть использовано против вас. Журналисты будут выдергивать фразы из контекста, перевирать смысл, ставить рядом с провокационными заголовками. Нам это не нужно.

— Понял.

— И еще. Эта история с Лейлой Хусаиновой… — Караяннис помолчал. — Постарайтесь пока не контактировать с семьей Хусаиновых напрямую. Если они сами выйдут на связь — сообщите мне. Там много подводных камней, и нужно понять их намерения, прежде чем вы во что-нибудь ввяжетесь.

— Хорошо.

— Отлично. Держите меня в курсе. И не волнуйтесь — публичность в данном случае скорее плюс, чем минус. Просто нужно правильно ей распорядиться.

Он отключился. Я посмотрел на экран телефона: еще два пропущенных с незнакомых номеров и новая эсэмэска от какого-то «Татарстан-информа».