Я отступил на шаг, понимая, что против ножа мое внезапно проснувшееся самбо может и не сработать. Одно дело — бросить пьяного гопника, другое — обезоружить человека с клинком. Я держал дистанцию, не позволяя ему приблизиться, все внимание на руку с ножом.

— Стой, где стоишь, — сказал третий, приближаясь. — Дернешься — в живот получишь.

Смотрел он холодно и трезво, а потому показался мне опаснее двух других, вместе взятых.

И тут сзади раздался глухой удар, и третий охнул, выронив нож. Его рука дернулась к плечу, он развернулся — и получил второй удар, на этот раз по колену. Согнулся, взвыл, и я наконец увидел, кто стоит за ним.

Худой подросток в знакомой куртке с булавкой вместо бегунка. В руках — кусок водопроводной трубы. Тот самый Рашид, который разбил мне камнем окно, а потом был пойман участковым Гайнутдиновым.

Третий попытался достать его, но я уже был рядом, и тело снова сработало само: захват сзади, жесткий залом руки и короткий удар в основание шеи, в мышцу. Он сразу обмяк и осел на землю.

Мы с Рашидом стояли над тремя поверженными. Я глотал воздух, пытаясь унять колотящееся сердце, и не понимал, что только что случилось.

— Ты как здесь? — спросил я.

Рашид пожал плечами, опуская трубу.

— Гулял. Увидел.

Он был такой же, как в прошлый раз: в той же куртке и стоптанных кроссовках. Только взгляд изменился — вместо затравленного волчонка смотрел волчонок, принявший решение.

— Ну и я… — тихо сказал он, но не договорил, отвел глаза.

Я кивнул, и тут с балкона третьего этажа донесся истошный крик:

— Серега! — заорала из окна Танюха. — Серега, ты цел⁈ Я все видела!

— Цел! — крикнул я в ответ. — Позвони Гайнутдинову! Участковому! Не в полицию, а лично ему!

— Уже звоню!

Со второго этажа выглянула Алла Викторовна:

— Сергей Николаевич, я все видела! Они первые напали!

— Спасибо! Не отходите от окна, вы свидетель!

Первый нападавший наконец сел, обхватив голову руками. Второй катался по земле, баюкая левое плечо. Третий лежал без движения, но дышал ровно — я видел, как поднимается и опускается его грудь.

Система активировалась автоматически и показала, что у одного ушиб затылочной области и сотрясение мозга легкой степени, у другого вывих левого плечевого сустава, а у третьего закрытый перелом левого запястья и ушиб шеи. Госпитализация для всех троих обязательна.

Я подошел к ножу, но поднимать не стал — вещдок, так что пусть полиция изымает.

— Рашид, — сказал я, — стой здесь, никуда не уходи. Ты свидетель, а не соучастник. Понял?

— Западло, — сказал он.

— Без свидетелей мне могут пришить превышение пределов необходимой самообороны, понимаешь? Еще и потом окажется, что это я на них пьяный с ножом набросился, потому что у тех, кто их послал, есть деньги и связи.

— Понял, раз так, — кивнул он, бросив короткий взгляд на лежащих.

Я присел рядом с третьим, проверил пульс, зрачки — стабильно. Оглушен, но жить будет.

— Сука, руку сломал! — простонал второй. — Вызовите скорую!

— Лежи спокойно, — сказал я. — Скорая будет. Плечо вывихнуто, не сломано. Не двигай рукой.

Он выматерился, но затих.

Гайнутдинов приехал через семь минут. Вышел из своей бледно-серой «Весты», оценил картину, коротко кивнул мне и достал потрепанный пухлый блокнот.

— Рассказывай.

Я изложил коротко и строго по существу: шел домой, окликнули, сказали «велено ноги переломать, чтоб от чужих баб отвалил», напали, я оборонялся.

Гайнутдинов записывал не перебивая, исписал две странички. Потом посмотрел на Рашида.

— А ты?

— Гулял, — хмуро повторил пацан. — Увидел, что трое на одного. Ну и…

Участковый хмыкнул, и в его голосе мелькнуло что-то похожее на одобрение.

— Трубу где взял?

— На стройке валялась. У гаражей.

— Положи вон туда, на скамейку. Тоже вещдок.

Рашид послушно положил трубу.

Подъехала скорая. Фельдшеры занялись нападавшими, я коротко перечислил и описал характер травм. Они переглянулись, один кивнул:

— Похоже на то. Грузим?

— Грузите, — сказал Гайнутдинов. — В Седьмую, там дежурный травматолог хороший.

Когда скорая уехала, участковый повернулся ко мне:

— Заявление будешь писать?

— Буду.

— Правильно. — Он достал пакет, аккуратно подобрал нож. — У меня в машине бланки, сейчас заполним основное. Завтра подъедешь в отделение, допишем.

Мы заполнили бумаги прямо в его машине — стандартная процедура. Время, место, угрозы, нападение, самооборона, свидетели.

— Показания Танюхи и Аллы Викторовны сам возьму, — отрывисто сказал участковый. — Они видели из окон, этого достаточно. — Он помолчал, а затем спросил, чуть тише. — Знаешь, кто мог прислать?

Я посмотрел ему в глаза.

— Догадываюсь. Но доказательств нет.

— Ясно. — Гайнутдинов спрятал блокнот. — Будут — скажешь. — Он кивнул на Рашида, который топтался у подъезда: — Молодчик пацан. Вовремя подоспел.

— Да.

Гайнутдинов помолчал, глядя на меня с прищуром, после чего хлопнул по крыше машины и сел за руль.

Когда участковый уехал, я остался во дворе с Рашидом наедине.

Парень стоял, засунув руки в подранные карманы, уставившись куда-то в сторону. Капюшон его был глубоко надвинут на глаза, плечи сгорблены. Но поза была другая — он сделал что-то правильное и знал это.

— Спасибо, — сказал я.

— Не за что, — фыркнул он.

— Есть за что. Если бы не ты, тот с ножом мог бы…

— Не, — перебил он. — Вы же того, тоже меня тогда… ну… не сдали. Гайнутдинову. Я же слышал, он хотел протокол. А вы сказали — без протокола. Ну и вот.

Он замолчал, и я понял, что для него это было важно. Он считал, что вернул мне долг и теперь мы квиты. Что ж, тоже правда. Квиты.

И в этот момент весь двор снова огласил дикий вопль:

— Серега-а-а! Кто это там с тобой? — Это Танюха высунулась из окна почти по пояс. — Поднимайтесь оба! Я борща наварила столько, что есть некому!

Я посмотрел на Рашида. В свете фонаря стали заметны тени под глазами и впалые щеки. Голодный. Это я видел и без Системы.

— Пойдем, — сказал я. — Поешь.

Рашид замялся и отвел взгляд:

— Да я это… не голодный…

— Пойдем, Танюха обидится, если откажешь, — повторил я тверже и усмехнулся. — Победителям положен пир. Разве не знаешь?

— Танюха? — Рашид непонимающе посмотрел на меня.

— Соседка моя. Татьяна. Для тебя тетя Таня.

Он чуть помедлил, что-то решил для себя, потом торопливо кивнул.

Мы поднялись. Танюха уже ждала у открытой двери, в халате и тапочках, с махровым полотенцем в руках. Полотенце было цыплячьего цвета и от этого почему-то стало уютно и спокойно.

— Проходите, проходите! — Она посторонилась, пропуская нас. — Серега, ты как? Цел? Я чуть с ума не сошла, когда увидела!

— Цел, — успокоил я. — Пара синяков, не больше.

Она оглядела меня с ног до головы, потом перевела взгляд на Рашида. Материнский инстинкт сработал мгновенно: она увидела худого голодного пацана и сразу забыла обо всем остальном.

— Это Рашид, — сказал я.

— Это ты Сереге типа помог? — спросила Танюха.

— Ну… типа того, — буркнул он, не поднимая глаз.

— Молодец! Герой! Давай раздевайся, руки мой и за стол. Борщ горячий, сметана типа своя, деревенская. И не переживай, не на свинине. Говяжье мясо и мозговая косточка.

— Мне все равно, — хмыкнул Рашид, но слюнки сглотнул.

Она практически силой стянула с него куртку и повесила на крючок. Под ней обнаружилась растянутая серая толстовка, тоже видавшая лучшие дни.

Рашид прошел в кухню, сел за стол и замер. Танюха поставила перед ним глубокую миску со свекольным борщом, накрошила туда зеленого лука, придвинула черный хлеб, чеснок и сметану. Я от такой же порции отказываться не стал, выглядело и пахло все умопомрачительно.

— Налетай. Не стесняйся.

Он взял ложку и начал есть — сперва осторожно, потом все быстрее, жадно вычерпывая гущу и макая хлеб в бульон. Танюха переглянулась со мной, и в ее взгляде я прочел то же, что чувствовал сам: пацан-то реально оголодал.