Удалил не читая, после чего выключил телефон и направился к остановке.

Да, снова своим ходом, потому что моя «девятка» так и не завелась, а заняться ею руки пока не дошли.

Домой я добрался на автобусе. Всю дорогу смотрел в окно, обдумывая слова Караянниса и собственные планы.

И размышлял.

Итак, что у меня в активе. Стрим Лейлы наверняка разнесся сарафаном, и мое имя теперь знает половина Казани. Не просто так журналисты охотятся за комментариями. Видимо, девушка что-то вроде местной знаменитости. Селебрити, чья жизнь интересует всех — от уборщицы тети Нины до, не удивлюсь, Эдика Брыжжака.

Так что сейчас Харитонов наверняка рвет и мечет, а Мельник… с Мельником непонятно — может радуется, что справедливость… нет, пока не восторжествовала, но все же, а может, злится, что я привлек внимание к больнице.

С одной стороны, публичная благодарность от дочери Хусаинова — это серьезный козырь, и труднее будет тихо замять мое дело, повесить на меня все грехи. С другой — внимание прессы означает внимание вообще, ко всему: к моему прошлому, к долгам, к тому, что уволенный накануне по собственному желанию врач-алкоголик внезапно сделал нейрохирургическую операцию, да не кому-то там, а самой… В общем, кто-нибудь обязательно начнет копать, а копать там есть что. И, скорее всего, ребята уже копают вовсю.

Интересно, что там Рубинштейн? Как девчонка вообще прорвалась в прямой эфир? Ей еще лечиться и лечиться! Не иначе, приболтала охранника или выторговала в аренду телефон у медперсонала.

Ладно, нечего паниковать раньше времени. Да и стоит ли вообще паниковать? Артур Давидович Караяннис знает свое дело, а мне лучше заняться тем, что можно контролировать.

Письмо с запросом («кирпичом» Караянниса) отправлено в больницу. Встреча с юристами Алисы сегодня. Деньги с виртуального счета все еще не пришли, но это вопрос времени. Что еще?

Что еще — вспомнил уже во дворе. «Девятка» стояла там, где я ее оставил в последний раз — на дальнем краю парковки, впритык к покосившемуся забору детской площадки. Грязная, с птичьим пометом на крыше, она выглядела так, будто пробыла здесь не пару дней, а лет десять. Левое зеркало держалось на честном слове и синей изоленте.

Я подошел, открыл дверь водительским ключом и сел за руль. Повернул ключ зажигания. Тишина — даже стартер не щелкнул.

Повернул еще раз с тем же результатом. Аккумулятор сдох окончательно.

Я вышел, захлопнул дверь и посмотрел на машину со стороны. Ржавчина на порогах, вмятина на заднем крыле, происхождение которой терялось во мраке истории, резина лысая настолько, что любой гаишник оштрафовал бы на месте. Техосмотр просрочен на полгода, ОСАГО, кажется, тоже.

И на кой черт мне с ней возиться? И так столько денег штрафстоянка сожрала.

Нет, нужно продавать. Однозначно продавать. Толку от нее никакого, только деньги на стоянку и налог. Вопрос в том, как продать машину, которая не заводится? Притащить на эвакуаторе в автосервис? Это сколько денег на ветер? Или найти покупателя, который возьмет как есть, под восстановление?

— Чего грустишь, сосед?

Я обернулся. Мужчина стоял в паре метров от меня, держа в руках пакет из «Пятерочки». Помятое лицо, мешки под глазами, трехдневная щетина — хроническое недосыпание читалось в каждой черте, и я автоматически отметил чуть желтоватый оттенок склер и сухость губ. Печень? Или просто обезвоживание от бесконечных ночей с младенцем?

Я вспомнил его — Алла Викторовна назвала его Ринатом, когда я вызывал участкового Гайнутдинова усмирять Брыжжака.

— Здорово, Ринат, — кивнул я.

— С машиной что-то? — спросил он.

— Да вот, думаю, что с этим чудом техники делать.

— А чего думать? — Он подошел ближе и оценивающе оглядел «девятку». — Продай.

— Хотел бы, но она даже не заводится — аккумулятор сдох.

Ринат присел на корточки, заглянул под днище, потом выпрямился и похлопал машину по капоту.

— Слушай, а тебе она вообще нужна?

— В каком смысле?

— В прямом. Ты ж вроде особо не ездишь, а мне как раз тачка нужна для дачи — дрова возить, картошку. Такая рабочая лошадка для этого самое оно: дешевая в ремонте, запчасти копеечные, жрет немного.

Я посмотрел на него с интересом.

— Хочешь купить?

— Почему нет? — пожал плечами он. — Как есть, со всеми болячками. Сам разберусь — у меня абый в гараже работает, посмотрит, что к чему. Как раз подработку сделал, деньги есть.

— И сколько дашь?

Ринат почесал небритый подбородок и еще раз оглядел машину, прищурившись.

— Ну… Тыщ сорок дам. Справедливая цена за такой хлам.

Сорок тысяч. Я прикинул в уме: машина убитая — это факт, но еще способна ездить, если аккумулятор заменить, а движок пока вполне живой. Сорок — немного, но зато не надо возиться с объявлениями, просмотрами, торгом с незнакомыми людьми.

— Годится, — сказал я. — По рукам.

Мы пожали друг другу руки. Ринат полез в карман куртки, достал потертый кошелек, отсчитал купюры и протянул мне.

Я пересчитал. Тридцать пять.

— Ринат, мы же на сорок договорились?

— Ну да. — Он и глазом не моргнул. — Сорок минус пять, которые ты летом занимал. Забыл, что ли?

Я открыл рот и закрыл. Спорить было бессмысленно. Я не помнил, но это ничего не значило — судя по образу жизни прежнего хозяина этого тела, он назанимал у половины подъезда. Надо бы выяснить, кому еще торчу.

— Точно, — сказал я. — Извини, вылетело из головы. Тогда все правильно.

Я убрал деньги в карман, и Ринат довольно кивнул.

— Документы давай. ПТС, свидетельство.

Кивнув, я залез в бардачок, нашел замызганный файл с бумагами, вытащил ПТС и свидетельство о регистрации.

— Договор надо написать, — сказал Ринат деловито. — Давай я продиктую, ты пиши. Не в первый раз тачку покупаю.

Я разложил на капоте чистый лист. Ринат нашел ручку и продиктовал: данные продавца, данные покупателя. VIN пришлось протереть рукавом на табличке под капотом, чтобы разглядеть. Цена, дата, подписи обеих сторон — второй экземпляр для него, первый мне.

— Я на учет поставлю в течение десяти дней, как положено, — сказал Ринат, забирая документы и ключи. — Не переживай. Но, если что, сам через Госуслуги на прекращение регистрации подашь, и штрафы на тебя капать не будут. Там просто, я теще так делал, когда она свою лоханку продавала.

Я кивнул, мысленно делая заметку. В прошлой жизни подобными вещами занимались Белла и Ирина, а сам я в последний раз оформлял машину лет сорок назад, еще при Советском Союзе, и с тех пор процедура явно изменилась до неузнаваемости.

Ринат спрыгнул с капота и погладил машину по крылу.

— Не боись, я ее в порядок приведу. Будет бегать как новенькая.

Я промолчал — это теперь его машина и его проблемы.

В этот момент во двор въехало темно-синее чудо китайского автопрома — «Хавал-Джолион» — и нагло встало поперек проезда, заблокировав выезд сразу трем машинам. Водитель, краснорожий мужик в кожаной куртке, вышел, закурил и направился к подъезду, демонстративно игнорируя все правила парковки.

Из нашего подъезда в этот момент выскочил худой нервный тип.

— Эй! — заорал он. — Ты куда встал⁈ Я выехать не могу!

Краснорожий обернулся.

— И че?

— Как че⁈ Убери тачку!

— Сам убери. Я на пять минут.

— Какие пять минут⁈ Я на работу опаздываю!

Они сошлись посреди двора, размахивая руками и повышая голос.

Ринат хмыкнул и покосился на меня.

— Мужики, — сказал я негромко. — Счетчик тикает. Один штраф за парковку копит, второй давление себе поднимает бесплатно. Оно вам надо?

Оба замолкли и уставились на меня, а краснорожий нахмурился.

— А ты кто такой?

— Сосед, который сейчас смотрит на бесплатный цирк и думает, вызывать эвакуатор или вы сами разберетесь.

— В натуре! — добавил Ринат. — Че за беспредел, мужик?

Повисла пауза. Краснорожий переглянулся с худым, потом сплюнул и потопал к своей «Хавал-Джолион».