И я остаюсь сидеть, долго, очень долго, пытаясь отдышаться и понять, что именно произошло.

Септис

Я долго и осторожно захожу в душ, будто каждое движение даётся через силу. Встав под горячую воду, я закрываю глаза и снова, шаг за шагом, прокручиваю в голове события этой ночи.

Рианна… Она невероятна. Больше, чем я когда-либо мог представить. Самое прекрасное существо, которое я видел в своей жизни. Её прикосновения, её поцелуи, её запах — я всё ещё чувствую её вкус на своих губах.

И понимаю: я теряю последние остатки контроля. Рианна умеет доводить меня до края той тонкой грани, на которой держится вся моя выдержка. Я никогда не встречал женщину настолько опьяняющую, настолько… опасно важную для меня. Ту, из-за которой я чувствую слишком много.

И впервые в жизни мне страшно. Страшно потерять её. Страшно потерять себя из-за неё.

Я слишком увлёкся, слишком утонул в моменте — настолько, что почти сделал то, чему поклялся никогда больше не поддаваться. Я почувствовал, как яд начинает собираться в моих клыках. Желание вонзить их в её кожу стало почти невыносимым. Голод — всепоглощающим.

Одна только мысль о её крови, обжигающей мои вены, достаточна, чтобы я снова сорвался. Я едва удерживаю себя сейчас от того, чтобы просто вернуться к ней и закончить то, что мы начали.

В этот момент резкая боль проходит через всё тело, живот сводит судорогой. Я сжимаю глаза и сгибаюсь пополам под тяжёлой струёй воды, выкручиваемый сухими, рваными спазмами.

Слишком слаб…

Слишком поддался своему голоду.

Когда приступ отступает, я тяжело сглатываю и понимаю, что стою, согнувшись, уже несколько минут. Голова гудит. Каждая мысль раскалывается от напряжения. Всеми силами я хочу вернуться к Рианне. Объяснить ей. Попросить её понять. Но не могу.

Я слишком голоден. Слишком слаб. Слишком близок к тому, чтобы переступить черту.

Я выключаю воду, вытираюсь, одеваюсь. Но даже стоя в коридоре — я снова чувствую её… Мой нюх настолько обострён, что запах её желания накрывает меня отсюда, с другого конца дома.

Я хочу её снова.

Больше, чем я когда-либо хотел что бы то ни было. Хочу вернуться к своей Амата и снова, и снова, и снова завладеть ею. Часами. Днями. Пока мы оба не растворимся друг в друге окончательно.

Я зажмуриваюсь — я знаю: если вернусь, то уже никогда не смогу от неё уйти. Я думал, что было плохо вчера, но сейчас… моя кровь просто горит. Я будто умру, если снова не почувствую её вкус.

Со второй попытки мне удаётся дойти до гостевой комнаты. Я захлопываю дверь и опираюсь на неё спиной, пытаясь хотя бы стоять. Всё тело дрожит. Клыки ноют, пульсируют. Я чувствую, как яд снова наполняет рот, делая невозможным любое самообладание.

Мне нужно её тело.

Её тепло.

Её кровь.

Её вкус.

Я схожу с ума всю ночь — и продолжаю сходить сейчас.

Проходя мимо комода, я хватаю бумагу и ручку и начинаю писать. Мне нужно оставить ей хоть что-то. Мой взгляд падает на маленькую бархатную коробочку — ту самую, что я собирался подарить ей сегодня.

Я тяжело выдыхаю, хватаю коробочку и прячу кольцо в карман.

Я не могу.

Не в таком состоянии.

Я не способен дышать, мыслить, существовать нормально — я могу только хотеть. И страдать от этого желания. Я не имею права рисковать ею.

Удерживаясь из последних сил, я добираюсь до окна, распахиваю его настежь и хватаюсь за подоконник. Лунный свет льётся на меня сверху, холодный осенний воздух хлещет по лицу. Я запрокидываю голову к ночному небу и молча обращаюсь к любому высшему существу, которое может меня услышать.

Прости меня, Рианна…пожалуйста, не возненавидь за то, что я должен сделать.

Рианна

Несколько дней спустя

Я сижу за своим рабочим столом и снова чувствую, как подступают слёзы. Чувствую себя полной дурой—жалкой, беспомощной дурой. Я перечитываю письмо от Септиса уже, кажется, сотый раз за этот день. Письмо, которое он оставил мне перед тем, как просто исчез несколько ночей назад.

Моя драгоценная Амата,

Я не могу оставаться здесь и видеть тебя каждый день, зная всё, что знаю, и чувствуя к тебе то, что чувствую.

Я не могу быть рядом—если я не остановлю себя сейчас, я сделаю то, чего потом никогда себе не прощу.

Я могу отплатить за твою доброту только тем, что уйду.

Но прошу тебя, когда ты начнёшь сомневаться, когда тебе станет страшно или одиноко—помни о моём обещании:

я всегда буду любить тебя.

— Септис

Я сглатываю ком в горле; горячие, злые слёзы обжигают глаза. Я вытираю их как можно быстрее. Как он вообще смеет говорить, что любит меня?

Я откидываюсь на спинку кресла и несколько секунд просто сверлю письмо взглядом. Письмо, которое… ничего не объясняет.

Что со мной было? В любовь с первого взгляда верят только героини треш-ромкомов, а не живые люди. Я ждала, что он вернётся, думала—ему просто нужно пространство, время.

Оставляла свет включённым…

Но он не вернулся. В ту ночь, после того как он так страстно овладел мной, он просто… исчез.

Я взяла больничные на два дня—чувствовала его отсутствие почти физически. Он изменился. Вот так—одним щелчком. Я всё ещё ощущаю его запах, его прикосновения… его тело на своём.

Образ его лица настолько отчётлив в моей памяти, что я боюсь—я схожу с ума. И всё закончилось, даже толком не начавшись. Я прячу письмо обратно в карман и смотрю на экран компьютера, чувствуя, как слёзы снова щиплют глаза.

Он получил, что хотел. А я чувствую себя глупой девчонкой, которая решила сыграть в счастливый домик с мужчиной, которому она была не нужна.

Рианна, ты знала его всего несколько дней— ты не должна так себя чувствовать.

Рианна, он вообще не человек—тем более не должна.

Первые красные флаги были ещё тогда, когда он назвал тебя женой в первую же ночь.

Как ты вообще в это поверила?

Не верится, что я была настолько наивной. Что поверила. Что влюбилась в каждое его слово.

Я вздрагиваю, когда чья-то рука мягко ложится мне на плечо.

— Эй… кто-нибудь дома? — раздаётся голос за спиной.

Я поднимаю голову и тяжело выдыхаю, увидев Шарлотту — я даже не заметила, как она вошла.

Она хмурит брови, внимательно меня разглядывая.

— Ри, что случилось? Ты будто плакала… Ты в порядке? Это опять Тодд?

— Нет, нет, точно не Тодд, — я качаю головой и коротко, горько смеюсь. — Не волнуйся, Шарли. Со мной всё нормально. Расскажу позже… просто не сейчас.

— Ладно, подожду, — говорит Шарлотта, ставя руки на бёдра. — Но ты собираешься сказать это сама, или мне нужно выбить из тебя это?

— Что сказать? — я поднимаю брови.

Шарлотта улыбается, как чеширский кот.

— Эм, алло? Твой идеальный мужчина. Он же твой муж?!

— Можешь перестать кричать? — у меня вспыхивают щёки, и я закрываю лицо руками. — Его зовут Септис. И… там нечего рассказывать. Он мой… всё сложно.

— То есть он тебе не муж? — Шарлотта возводит глаза к потолку, явно что-то прикидывая. — Потому что я слышала, как он позаботился, чтобы все знали, что ты его жена. Кстати, Тодд до сих пор штаны обсирает.

Я хмыкаю:

— Я заметила. Он теперь меня даже не трогает. Наоборот — вежливый, как никогда.

А вот сам Септис стал призраком.

Я прикусываю губу, прежде чем снова взглянуть на Шарлотту.

— Мы… мы сбежали и расписались. Всё произошло очень быстро. Поэтому мы пока держим это в секрете, хотим немного тишины. Потом сделаем свадьбу, но сейчас просто хотим быть вдвоём.