— Пожалуйста… нет… прости… не оставляй меня…

Его голос… в нём столько боли, что он будто протыкает меня насквозь. Мне становится холодно от страха. Что делать? Что сказать? Как ему помочь? Я тянусь к нему, колеблюсь, потом всё же кладу руку ему на плечо.

— Септис, — зову тихо, слегка встряхивая его. — Септис, проснись…

Его голова резко вскидывается. Он выпрямляется, глаза — ярко-красные, дикие. Он рычит, но вместо того, чтобы нападать, дезориентировано оглядывается по сторонам. И только потом его взгляд находит меня.

— Рианна?..

— Я здесь, — отвечаю мягко, пытаясь показать, что всё в порядке.

— Ч-что произошло? — спрашивает он, мгновенно приходя в себя. — Ты в порядке?

— Я? Эм… ну, да…

Но, прежде чем я успеваю закончить, он притягивает меня в свои объятия. Его руки крепко охватывают меня, будто он боится, что я исчезну, словно он только что вынырнул из кошмара и отчаянно держится за единственный луч света. Его грудь тяжело поднимается — он явно пытается восстановить дыхание.

— Слава богам, — выдыхает он. — Слава богам…

Мои руки сами тянутся к нему — одна ложится на затылок, другая на плечо. От его кожи пахнет землёй, сандалом и удом, тёплым и спокойным, и я чувствую, как это тепло проходит сквозь меня. То, что я не отстраняюсь — удивляет и меня саму. Страха, что терзал меня весь день, больше нет.

— Но это ты кричал во сне, — тихо говорю я.

Он резко отстраняется. Его глаза распахиваются, затем сужаются.

— Ты видел сон, — объясняю я, стараясь говорить нежно. — Тебе снилось что-то… ужасное. И это меня напугало. Мне казалось, тебе больно.

Он застывает. Его плечи напрягаются. Он глубоко выдыхает и отворачивается, проводя рукой по волосам.

— Извини, что разбудил тебя. Не знаю, что на меня нашло. Такого больше не повторится.

— Ты уверен?

— Да. Не беспокойся обо мне, — отвечает он, возвращая себе эмоциональную отстранённость. — Тебе нужно поспать, Рианна. Эта ночь была слишком тяжёлой. И… я уже доставил тебе достаточно проблем.

— Всё нормально. Честно. И… я бы хотела убедиться, что с тобой всё хорошо.

Я не узнаю себя. Обычно я не бросаюсь утешать кого угодно. Но сейчас — делаю это.

Он хочет побыть один, это очевидно, поэтому я осторожно отнимаю руку и поднимаюсь.

— Рианна, перед тем как уйдёшь… ответь честно, — говорит он, не поднимая глаз. — Синяк на твоём лице… это от падения или от того мужчины, которого я убил?

Он впервые упоминает Гари. Впервые — всё, что произошло в лесу.

Мне даже говорить не хочется. Я подношу пальцы к пульсирующему месту на щеке и едва касаюсь кожи.

— Это было не падение, — наконец признаю.

Он скрипит зубами. Клыки удлиняются, блеснув в тусклом свете. Я вздрагиваю.

— Я разберусь со всем утром. Тебе нечего бояться.

Он не понимает, что ничего исправить уже нельзя, но его намерение… трогательно.

— Спокойной ночи, — говорит он.

— …Надеюсь, у тебя будут хорошие сны, Септис.

— Ты добра, Рианна. Спасибо.

— Конечно.

Когда я подхожу к двери, он тихо, почти неслышно, шепчет:

— Я больше не позволю никому причинить тебе боль. Это моё слово.

Его обещание преследует меня и после того, как я возвращаюсь к себе. И почему-то от него становится тепло… и страшно… одновременно.

Рианна

Септис кладёт ладони мне на бёдра и мягко раздвигает их. Он действует медленно, почти мучительно — наклоняется к моей внутренней стороне бедра и проводит по коже горячими, обжигающими поцелуями, от которых я невольно вздрагиваю. Его губы приоткрываются, язык скользит всё ближе… и ближе к тому месту, где я его жажду.

Я выгибаю спину, когда он продолжает своё сладкое, изводящее исследование, едва касаясь зубами чувствительной кожи на внутренней стороне бедра. Его взгляд встречается с моим — и он улыбается, обнажая клыки.

Он не просто наслаждается этим.

Он наслаждается тем, как я теряю над собой контроль.

— Я слишком долго ждал этого, — произносит он хрипло, горячее дыхание обжигает мою самую сердцевину, посылая по позвоночнику волны сладкого жара.

— Я тоже… пожалуйста, Септис, я…—

Мой голос прерывается в тот миг, когда его язык скользит по моей распухшей, влажной, нетерпеливой плоти. Я ахаю, выгибаю бёдра навстречу, и когда он безошибочно находит точку, от которой у меня перехватывает дыхание, я хватаюсь за гладкое дерево изголовья, цепляясь за него будто за спасение.

Я вскрикиваю — его язык ласкает скользкие складки моей чувствительной плоти, горячий, уверенный, жадный. Его руки проскальзывают под меня, сжимают мою задницу, затем грубо подтягивают меня ближе.

Его язык — грубый, искусный, словно созданный для греха.

Его рот — влажный, тёплый, безжалостный.

А кончики клыков, едва касающиеся моего тугого, распухшего клитора, заставляют меня дрожать так сильно, будто я вот-вот разорвусь от желания.

— Блять… Септис… не останавливайся, — стону я, едва не плача от напряжения. — Пожалуйста… я больше не выдержу…

Он улыбается, прижимаясь губами к моей коже, держит меня крепко — и резко, глубоко проникает языком в мой центр. Я вскрикиваю, тело рвётся навстречу ему…

Бип-бип-бип.

Резкий визг будильника вырывает меня из сна. Я почти подпрыгиваю в кровати. Рука автоматически тянется между ног — и я тихо стону, ощущая влажность своих трусиков.

Прекрасно. Просто прекрасно.

Оставшуюся ночь меня разрывало между тревогой за ночной кошмар Септиса… и разгорячёнными, безумно яркими фантазиями о том, что он мог бы со мной сделать.

Я ударяю ладонью по одеялу.

Что со мной происходит?

Я выбираюсь из кровати, натягиваю халат. Ещё рано — и, если мне повезёт, я смогу улизнуть на работу до того, как Септис придумает, что сказать… или что сделать. Мне нужно очистить голову.

Я быстро собираюсь, делаю макияж, практически скрыв след от удара Гари, хотя тело все еще ноет.

Потирая шею, пытаясь расслабить застывшие мышцы, когда вдруг слышу глухое «РРЯЯЯОУ» и какой-то звон. Я замираю, прижавшись ухом к двери.

Звук усиливается. Паника начинает накатывать на меня.

Что за…?

Я распахиваю дверь и бегу вниз по лестнице. Поворачиваю на кухню — и останавливаюсь как вкопанная.

Септис, устрашающий, огромный, смертельно опасный Септис…

…стоит на прижатом к стене кухонном столешнике, сжавшись в комок, и машет лопаткой, как мечом, в сторону пола.

Я медленно подхожу, и мои глаза расширяются.

На полу, в клубке блестящих белых нитей паутины, извивается рыжее мохнатое нечто.

Мой кот.

Мой чёртов кот.

Он орёт так, будто его режут. Пыхтит, панически стучит лапами.

— УБЕРИ ЭТО ОТ МЕНЯ! — вопит Септис, размахивая лопаткой, клыки обнажены, глаза в ужасе.

— Ты ЧТО сделал⁈ Почему мистер Маффинс в паутине?! — кричу я, бросаясь на колени к бедному зверю.

— Что такое «мистер Маффинс»?! — огрызается он, на секунду отвлекаясь.

— Это мой кот! МОЙ! КОТ! Септис, какого чёрта ты оплёл паутиной моего кота?!

Он морщится.

— Я… не хотел! Он упал на мою ловчую сетку, когда я пытался поймать тебе завтрак! Я пытался освободить адского зверя — но он ударил меня! — Септис жалобно демонстрирует царапину на мизинце. — Это… было очень больно. И да, «мистер Маффинс» звучит аппетитно, но уверяю — он НИ РАЗУ не вкусный.

Я вскидываю взгляд — с рычащего комка шерсти… на Септиса, который забился на столешницу. Я не знаю, смеяться мне или возмущаться — и в итоге просто взрываюсь смехом. Хохочу так сильно, что у меня текут слёзы.

— Это не смешно, — мрачно бормочет он, отчего я хохочу ещё сильнее.

Вытираю слёзы.

— Ладно, ладно… всё, успокоилась.

Я наклоняюсь, чтобы освободить кота, но Септис молниеносно спрыгивает и хватает меня за руки.

— Осторожно, — говорит тихо, почти нежно. — Ты тоже застрянешь. Я не хочу, чтобы ты попалась.