Я жажду Адору — и не из—за того, что я могу получить от нее, а из–за того, что она делает со мной. Никто и никогда не заставлял меня чувствовать такую привязанность и страх одновременно. Я тоскую по ней и хочу, чтобы она осталась со мной больше всего на свете. Я жажду ее эмоций так же сильно, как и трепещу перед ними. Никогда за всю мою долгую жизнь человек не мучил меня так сильно, я хочу ее так сильно, что это пугает меня. Что бы люди ни чувствовали друг к другу, я каким–то образом оказался на этом уровне.

Зловещий шепот звучит в глубине моего сознания, побуждая меня заключить Адору в вечную тюрьму, забрав то, что принадлежит мне по праву. Но я презираю эту мысль. Я был полон решимости играть в опасную игру на своих условиях, и все же я здесь, побежденный. Она ушла, оставив после себя только сожаление, тяжелое бремя, которое я несу, размышляя об уроке, который я усвоил слишком поздно. Мое горло сжимается, перекрывая дыхательные пути, когда Лилит покидает меня.

Я не уверен, что мне делать с этим новым открытием. Страх и отчаяние переполняют меня. Я демон, порождение бездны, а не человек. Адора излучает небесное сияние, в то время как я окутан чернильной ночью, но на мгновение мы переплелись, и наши разногласия таинственным образом забылись.

Но я не знаю, как снова оказаться с ней в таком положении; я понятия не имею, что делать, чтобы завоевать сердце женщины. Я пытаюсь представить, чем они занимаются во время этого своего абсурдного праздника любви, но ничего не кажется даже отдаленно подходящим для этой ситуации. Есть только одна вещь, которую я могу сделать, и это сказать ей правду.

Моя рука тянется к единственной рубашке, которую я могу найти, и я поспешно натягиваю ее на себя, несмотря на то, что сквозь ткань на моем израненном теле проступает темно–красный цвет. Я ухожу, готовый вернуть моего драгоценного, глупенького человечка домой, туда, где ей самое место — в мои объятия.

Авиэль

Я стучу костяшками пальцев в дверь квартиры Адоры и, затаив дыхание, жду, что кто-нибудь ответит, только чтобы сдуться, когда появляется Алесия, в ее глазах – тысяча кинжалов. Она оглядывает меня с ног до головы, затем с яростью захлопывает дверь у меня перед носом. Я стою неподвижно и глубоко вздыхаю, прежде чем постучать снова. На этот раз более настойчиво.

На этот раз дверь приоткрывается:

— Чем я могу помочь твоей ничтожной заднице? — холодно огрызается Алесия, даже не пытаясь скрыть презрение, исходящее от нее.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и объясняю причину своего неожиданного приезда.

— Адора дома? — спрашиваю я и ненавижу себя за то, что не могу сдержать нетерпения в своем тоне.

Она складывает руки на груди и презрительно усмехается:

— Она не хочет тебя видеть. — она толкает дверь изо всех сил, что на самом деле не так уж и сильно, но я снова распахиваю ее, и звук удара разносится по всей комнате, отражая ее презрение.

Я делаю глубокий вдох и расправляю плечи:

— Послушай, если она не хочет меня видеть, то может сказать мне об этом сама. — я говорю твердо, моя решимость подкрепляется жжением в груди.

Ответ приходит незамедлительно:

— Я не хочу тебя видеть.

Я отвожу взгляд от лица Алесии и встречаюсь взглядом с Адорой, ее глаза пронзают меня праведным гневом, острым и ледяным. Каждое слово врезается в меня, как удар под дых.

— Вот и все, пока. Желаю тебе настолько хорошего дня, насколько ты заслуживаешь, а серьги я оставлю себе. — Алесия в последний раз тянется к ручке двери, чтобы захлопнуть ее у меня перед носом, и я вижу, как Адора за ее спиной начинает отворачиваться, отчего моя душа отзывается болью до глубины души.

Я должен увидеть ее, поговорить с ней — даже мгновение могло бы все изменить. Адреналин бурлит во мне, побуждая меня двигаться вперед, чтобы увидеть ее. Я упираюсь ногой в дверной косяк, мешая ей закрыться, и врываюсь внутрь, не обращая внимания на испуганные протесты Алесии и ворчливые проклятия в мой адрес.

С моим появлением атмосфера меняется; в воздухе между нами нарастает напряжение.

Адора резко поворачивается ко мне лицом:

— Какого черта? Что, по–твоему, ты делаешь? — она смеривает меня ледяным взглядом прищуренных глаз.

Но за запахом ее гнева скрывается бездна боли, настолько сильной, что она почти душит меня. Она похожа на тень самой себя, как будто у нее украли всю жизнь — неужели я это сделала с ней? На самом ли деле я видел ее в последний раз всего несколько дней назад? Кажется, что с той ночи, когда она ушла, прошла целая вечность. Я стою как вкопанный и на мгновение, испытывая слабость, задаюсь вопросом, осталось ли между нами что–то, что можно спасти.

— Я... — Мои слова обрываются в тишине.

Она права. Что, черт возьми, я делаю?

Алесия выходит из–за моей спины, уперев руки в бока. Она бросает на меня пронзительный взгляд, прежде чем снова повернуться к сестре.

— Тебе нужно, чтобы я вызвала полицию? — спрашивает она Адору, и я чуть не усмехаюсь вслух. Как будто у людей–полицейских есть хоть какой–то шанс против демона, пышущего необузданной силой.

— Какая плохая идея, — говорю я, прежде чем успеваю остановиться, и мой голос звучит немного громче, чем я намеревался.

Алесия снова бросает на меня ледяной взгляд.

— Нужна помощь?

— Нет, я справлюсь, — спокойно отвечает Адора, и в ее голосе слышится глубокая решимость. — Я разберусь с ним. Одна.

Алесия мгновение колеблется, прежде чем, наконец, уступить требованию Адоры.

— Я буду в соседней комнате, если ему понадобится напомнить, где дверь, — говорит она Адоре, наконец отворачиваясь и направляясь в свою комнату, но перед этим бросает на меня последний угрожающий взгляд. Это было бы смертельно, не будь я бессмертной.

Дверь захлопывается, заглушая звук ее удаляющихся шагов, и мой взгляд прикован к большому букету красных роз, лежащему на кофейном столике. Часть меня задается вопросом, почему они все еще в пластиковой упаковке, а затем что–то во мне вспыхивает надеждой. Прежде чем я успеваю полностью осознать это, взгляд Адоры следует за моим, и на ее лице, словно буря, отражаются противоречивые эмоции.

— Твой ассистент принес их... — она шепчет: — Я прощаю его. — Затем ее глаза встречаются с моими, и я чувствую, как моя душа обнажается перед ней, когда она добавляет с ледяным презрением: — Не тебя.

Вздохнув, я начинаю:

— Адора...

Ее ответ резок.

— Что? — огрызается она. — Что ты еще можешь сказать?

Я отвечаю ровным голосом:

— Если бы ты только дала мне высказаться...

— Разве ты уже не сказал достаточно? Ты был прав, я поступила глупо, доверившись тебе. Я придерживаюсь мнения, что я не должна был ожидать от тебя чего–то большего, это в твоем характере. А теперь, почему бы тебе просто не уйти?

Исходящие от нее боль и гнев наполняют комнату, и я понимаю, что являюсь свидетелем бурного потока эмоций, который она слишком долго сдерживала. На какое–то время я теряю дар речи. Несмотря ни на что, она по–прежнему самая потрясающая женщина, которую я когда–либо видел.

Она еще раз отмахивается от меня, прежде чем заявить:

— Ты облажался и, кстати, выглядишь чертовски ужасно.

— Это были тяжелые пару дней, — признаюсь я без гнева или оправдания. Я готов вынести все, что она мне скажет, лишь бы у нас что–то получилось. Может быть, тогда, надеюсь, она поймет это и мои причины.

Я не отрываю от нее глаз.

— Всего пять минут, Адора, а потом я уйду, — твердо говорю я. — Обещаю.

— У тебя есть две, — она крепко скрещивает руки на груди. — Начинай говорить.

У меня раскалывается голова. У меня есть всего несколько секунд, чтобы все объяснить.

— Я сделал это только для того, чтобы удержать тебя, — осторожно начинаю я.

— Ты мог бы заполучить меня и без этих игр разума, — вставляет Адора, обрывая мое предложение на полуслове. — Хорошая попытка, однако.