Чем дальше продвигался к Кызылкайнару страшный поток налогового набега, тем длиннее вытягивалось угоняемое разномастное стадо. А за этим черным потоком шли толпы плачущих людей, у которых отобрали все средства к существованию, убили саму надежду на жизнь. Они никак не могли отстать от своей отобранной и угоняемой скотины - своего единственного достояния. В гневе, горечи и отчаянии люди слали проклятья насильникам. Ни один бедняцкий аул Бокенши, Жигитек, Коти-бак не уберегся от них. По всему Чингизскому округу прошла эта черная беда, не миновав ни одной бедной кибитки на всех джайлау.
В далеком урочище Суык-Булак расположился большой аул жатаков из рода Жигитек. В этом ауле жили отважные люди, такие, как Базаралы, Абди, Сержан, Аскар, старый Келден. Слухи о том, что повсюду бедный люд отчаянно стонет из-за непомерных налогов и карашыгын, дошли и до них.
- Что будем делать, когда придут и к нам? Денег у нас нет, скота - всего по паре коз, считанные овцы, дойных коров держим на два двора по одной. Идет слух, что и это все забирают. Поверят ли нам, что прошлогодний кун Такежана вконец разорил нас? - сказал аксакал Келден.
Он говорил это, придя к Базаралы, тревожась не за себя, но за всю общину жатаков. Что будет с голодными, нищими очагами, с исхудавшими детьми и слабыми стариками?
Базаралы лежал больной. Однако, подняв голову с подушки, спокойно ответил:
- Пусть приходят, а там посмотрим. Ни одна живая душа просто так не отдаст последнее, что имеет. А пока передай нашим крепким джигитам, Сержану, Абди, Аскару, и всем остальным, чтобы никуда из аула не уезжали. А когда приедут загребалы, пришлите ко мне, пусть сначала поговорят со мной.
Атшабары от сборщиков налога появились сразу пополудни. Их было трое. Самым устрашающим из них был безрассудный Далбай, с медной бляхой на груди, размером с крышку чайника, и с огромной кожаной сумкой на боку. Спешившись, он пошел по аулу, нахлестывая плеткой по этой сумке, и с такой свирепой рожей, что бабы и маленькие дети задрожали от страха. Даже бешено лающие аульные собаки испуганно пятились от него.
Рядом с Далбаем шагал старшина одного из аулов Жигитека, столь же дурной и безрассудный, надутый спесью - по имени Дуйсен. Для вящей убедительности своей власти, атшабары от налоговиков прихватили с собой в качестве подручника молчаливого джигита Салмена. Атшабар и аульный старшина, вытащив бумагу, подступили к крайним юртам. Им не терпелось скорее разгуляться, наброситься на дойных коров и коз с козлятами, стоявших во дворах в ожидании послеобеденной выгонки скота на пастбище.
Подошли старый Келден и джигит Абди, аксакал обратился к Далбаю: «Вас ждет Базаралы. Будьте людьми, пойдите сначала к нему, он хочет говорить с вами».
- Е, кто такой этот Базаралы, чтобы я пошел к нему? Пусть сам приходит сюда! Ишь, строит из себя божка! Пусть попробует подойти, а я посмотрю на него!
- Базаралы болен, в постели лежит. Поэтому и зовет...
На что Далбай, в один момент взъярившись, стал замахиваться на старика плетью. В это время Сержан, подойдя сзади, перехватил камчу и с силой рванул за рукоять. Крепкий ремешок петли, больно впившись в кисть руки, потянул за собой, и атшабар упал навзничь на землю.
Аткаминер Дуйсен с криком ярости кинулся к Сержану, но его схватил за ворот Абди, встряхнул с силой и бросил наземь. Сержан успел только сообщить:
- Базаралы велел, чтобы мы притащили налоговых шабар-манов к нему, - и, насильно подняв с земли Далбая, стал подталкивать его в сторону юрты Базаралы.
Оглушенного Дуйсена дюжий Абди потащил волоком. Молодой, тихий джигит Салмен перепугался насмерть и, не произнеся ни слова, покорно следовал за всеми.
Базаралы не стал тратить много слов, лишь сказал:
- Знаю, что вы со вчерашнего дня рыщете по аулам, как волки. Довольно! Будет с вас. Теперь, джигиты, заголите им зады и
всыпьте как следует! Абди, Сержан, ну-ка, возьмите в руку камчу!
На Далбая и Дуйсена дружно навалились Аскар и еще три джигита, уложили на пол лицом вниз. Абди и Сержан, поплевав на ладони, встали с плетками в руках над шабарманами налоговиков.
При виде тяжелых плеток в руках здоровенных джигитов, шабарманы завопили, прося пощады у Базаралы. Он же, подмигнув джигитам, все еще не давал команды начать порку. Повременив, достаточно послушав мольбы и вопли шабарманов, Базаралы с кровати свесил голову над ними и молвил:
- Как бы я ни поступил с вами, все для вас будет мало, собаки! Е! Никто не придет к вам на помощь, если я даже буду убивать вас!
- Акетай! Отец родной! Не убивай нас!
- Прости, агатай! Мы виноваты!
- Еще появитесь в этом ауле, чтобы забирать последних козлят у людей?
- Нет, нет! Будь я проклят!
- Кафиром8 буду, если еще раз появлюсь здесь!
- А властям будете жаловаться на нас?
- Не будем! Молчать будем!
- Никому ничего не скажем, что видели, что знаем! Только пощади, не бей! Клянемся жизнью, не скажем.
- Еще бы! Прикажу вас бить, - все равно этой жизни лишитесь! Подохнете, как собаки! Какую клятву дадите, что будете молчать?
- Ойбо-ой! Любую дадим! Хотите, поклянусь на Коране, прижав его к груди? - вопил Далбай; ему вторил Дуйсен.
Базаралы, однако, не торопился им поверить. По-прежнему перемигиваясь с джигитами, он продолжал допрос:
- А как следует с вами поступить, если сейчас поклянетесь, а потом нарушите клятву и пожалуетесь начальству? Напустите на нас его гнев?
- Быть нам навеки опозоренными!
- Быть проклятыми!
- Е, вам веры мало! Неужели завтра придется ночью прийти к вам и зарезать вас в ваших домах?
- Приходи и режь, если мы окажемся такими неверными псами!
- Тогда прижмите Коран к груди и клянитесь!
- Поклянемся, апырау!
- И больше не придете в аул за недоимками, за карашы-гын?
- Не придем, ойбай-ау!
- Тогда принесите Коран! - велел Базаралы присутствующим в юрте.
- Уа, какой может быть Коран в нищем ауле? - начал было Абди, но Базаралы жестом руки остановил его.
- Коран есть, не говори так. Вон там возьми, за уыком!
Сержан быстро смекнул, в чем дело, и вытащил из-за выгнутой жердины верхнего остова юрты довольно пухлую рукописную тетрадь. Подал ее Базаралы. Это был не Коран, а стихи Абая, переписанные прошлой зимой, которые Базаралы читал вслух молодежи жатакского аула. И неграмотный Далбай даже и не подумал, что протянутая ему тетрадь - вовсе не Коран. Да и старшина Дуйсен, с отчаянной готовностью протягивающий руку к тетради, чтобы скорее прижать «Коран» к груди и произнести клятву, ничего не заметил.
Произнеся слова клятвы, поцеловав «Коран», оба незадачливых посланца от налоговой службы поспешно уехали восвояси, спасая свои души.
Таким образом, благодаря находчивости Базаралы, единственный аул жатаков остался в стороне от всеобщего вымогательства властей города и степи. Чиновники налогового ведомства так и не дошли до этого аула. Их обвели стороною и повезли дальше.
Вскоре огромный обоз и конфискованные стада подошли к землям иргизбаев. Сборщики налогов прошлись по аулам Таке-жана, Исхака. Впереди ехали самые рьяные налоговики, ведомственные из города и местные, от степных властей, урядники Кокшолак и Сойкин, аткаминер Утеп, атшабар Далбай, Кабан-карин и другие.
В окружении таких биев, как Жиренше, Такежан, крестьянский начальник Никифоров покойно продвигался на степном тарантасе вслед за передовой группой хищников и фискалов. В иргизбаевских аулах семьи Кунанбая особенно не задерживались. Проскочили дальше, выхватив со двора Жумыра серую кобылицу, пять коз у Канбака, единственного годовалого стригунка у Токсана и серую коровенку старухи Ийс. Весь скот ретивые атшабары погнали вперед, скорее вон из аула, торопясь присоединить к ушедшему вперед огромному стаду угнанных животных. Плачущие в голос бедняки бежали следом, не в силах отстать от своего угоняемого скота.
