«Но тогда зачем, зачем он приехал?» - Магрипа на этот раз вся похолодела, и лицо ее сразу стало натянутым, побледнело.

- Магыш, увидев вас в прошлом году, я понял, что встретил на этом свете самого дорогого для меня человека. Это так, Магыш... Но есть одна тайная причина, которая не дает мне возможности поклясться в верности вам и просить своих родителей: «сватайтесь!» И я никак не решаюсь теперь приоткрыть перед вами завесу тайны...

Бесконечная печаль пала на сердце Магыш. Она сразу подумала, что это за тайна может быть у такого чистого душою, открытого для всех джигита. Эта тайна, наверное, - данное уже кому-то слово, которое он не может нарушить. Есть у него другая возлюбленная. Что тут удивительного? Разве только я одна могу изводиться из-за такого джигита? У него обещание, которое он дал той возлюбленной, - вот и вся «страшная тайна». А иначе - что может быть?

И снова, услышав ее невысказанный вопрос, Абиш тихо ответил:

- Это болезнь, Магыш. Я имею в виду мою болезнь.

- Какая болезнь? - невольно вскрикнула Магрипа, впервые за все время встречи подав свой голос.

И вновь ее лицо запылало, разрумянилось. Сумасшедшая радость охватила ее: значит, не соперница? Ну а болезнь. Что за болезнь? О, разве болезнь может иметь какое-то значение! Ведь Абиш для нее - все, и вместе со своей болезнью.

- Еще с прошлого года врачи в Петербурге нашли у меня больные легкие. Ничего не буду скрывать, Магыш. Очень хороший доктор сказал мне, вполне откровенно: я не должен обзаводиться семьей. Девушке за меня нельзя выходить, потому что, если болезнь пойдет дальше, она может передаться жене. Как видишь, моя радость, я очень болен, в этом и вся моя тайна. Вот я и приехал, чтобы открыть тебе, душа моя, всю горькую, недобрую правду.

- Абиш, и это все?

Короткий этот ответ мгновенно открыл Абишу многое. Ее серые большие глаза, блестя набежавшими слезами, неподвижно смотрели на него. В этих глазах он читал ее, Магрипы, сокровенную тайну. Она была в том, что ногайская красавица всем сердцем своим любит его, верит ему, что уже давно все свои помыслы о беззаветном супружестве и привязанности на всю жизнь связала с ним. И если была бы другая, более спокойная и соответствующая обстановка для признания, то девушке было бы труднее выразить все это. Пораженному джигиту показалось, что она даже благодарна ему за его откровенное признание.

- Оу, но я же сказал, что болезнь передается... Неужели вы не поняли, что это не дает мне никакой надежды. Видно, не судьба быть вместе. Она оказалась жестокой к нам.

Удивительно повела себя дальше ногайская красавица. То, что она с таким спокойствием восприняла известие о страшной болезни Абиша, вначале насторожило его: не легкомыслие ли девичье проявилось при этом? Но в следующую минуту, услышав ее ответные слова, высказанные со всей искренностью и страстью любящего сердца, джигит снова был потрясен ее словами:

- Абиш, мне тяжело слышать, что вы больны. Но если вы думаете, что любая болезнь, пусть самая страшная, станет преградой между нами, то я скажу вам, что это не так. Для меня ясно давно, что я с вами готова разделить все радости и все горести, Абиш. Искренне любящие друг друга люди должны ведь так и поступать. У меня нет другого желания, кроме того, чтобы связать свою судьбу с вашей и вместе пройти через все испытания жизни.

- Магыштай, жаным, неужели вы так сильно любите меня? Могу ли я поверить?

- О, я ничего не боюсь! Что бы ни стало на моем пути к вам.

- Магыш, айналайын, до конца ли вы понимаете, что говорите? Если болезнь усилится, можете заболеть и вы. Ведь между нами стоит смерть! Смерть, моя любимая! Вы понимаете?

- Всего лишь смерть?

- Да, смерть! Я уйду и тебя заберу с собой... Зачем нам это?

- Ты умрешь, - но день вечной разлуки с тобой для меня станет последним днем моей жизни, родной мой!

Магыш заплакала, крупные слезы переполнили глаза, хлынули по ее лицу. Не помня себя, джигит обнял плачущую девушку и стал покрывать поцелуями это прекрасное лицо, эти плачущие глаза. Не противясь ему, Магрипа отдалась поцелуям, сомкнув свои длинные нежные руки на его шее.

Их молодая, сильная взаимная страсть возникла сразу и внезапно, в минуту самую горькую и трудную для них обоих. И в том была порука истинности их чувства. Прежде чем оно родилось на берегах этой жизни, они успели вместе познать и преодолеть такие роковые преграды, как «разлука», «судьба», «болезнь», «смерть». Теперь все эти мучительные преграды позади, - и жаркое солнце великой любви воссияло над ними.

Бесконечно длилось их безмолвное, беспамятное объятие. Надолго замерли они, не отрывая глаз друг от друга, любуясь друг другом, тихо торжествуя.

Но пришло время расставания. Абиш объявил невесте свое решение:

- Скоро справим поминки Оспану-ага. После чего в аул к вам приедут свататься мои близкие люди. Но уже отныне и навсегда, Магыштай, - ты самый близкий и дорогой мне человек, ты моя радость и счастье, единственная любовь и спутница моей жизни!

Эти слова вознесли Магрипу в сияющее поднебесье счастья.

Наутро, собираясь садиться на коня, Абиш поведал о своем решении Дармену и Утегелды. Последний не уезжал с ними, оставался в ногайском ауле.

- Тебе и Дармену - вам обоим от всей души моя благодарность за все! Теперь Магыш будет моей супругой. Иншалла! Мы уже все решили.

- Е! Зятек! Айналайын, хвала твоим устам! Давно бы так и сказал, по-нашему, по-простому. А то ведь было не понять - то ли по-казахски, то ли по-русски... Иди ко мне, дай обниму тебя! - И Утегелды крепко прижал к груди Абиша.

Абдрахман и Дармен уехали из аула радостные, веселые, -чтобы в следующий раз вернуться туда уже за невестой.

Впоминках по Оспану участвовали все аулы Кунанбая, и родственники изрядно переутомились, принимая многочисленных гостей, обеспечивая коновязью и кормом великое множество их лошадей. Стойбище аульное было истоптано и замусорено, надо было перекочевывать на другое место.

Откочевала на новую стоянку и хозяйка очага Исхака, женщина властная и надменная, державшая мужа под каблуком. Звали ее Манике. На новой стоянке рядом с ее аулом располагался аул Такежана. И теперь жены двух братьев, да и сами братья, могли в любое время встретиться и обсудить все насущные дела. Каражан устроила ерулик, угощение по поводу прибытия на джайлау новых соседей, созвав всех родичей из их аула и многочисленных соседей.

После обильной трапезы гости разошлись, а Такежан и Исхак пошли ставить временный уранхай. Оставшимся женщинам и нескольким мужчинам, особенно никуда не торопившимся, властная Манике бесцеремонно заявила:

- Е, все из нашего аула! Вам что, неохота уходить из дома моего ахкема³⁰? Поели как следует, попили, - пора и честь знать. Расходитесь по своим делам!

Дом Каражан опустел, остались только две абысын - старшие жены братьев. Похудевшая с возрастом, с плоским черствым лицом, Каражан смотрелась старухой. Манике же, не намного моложе, полная, круглолицая, с двойным подбородком, имела цветущий вид и одета была щеголевато. Во всей округе не было женщины, которая столь тщательно следила бы за своей внешностью, облачалась бы в такие нарядные кимешек, так умело крахмалила и подсинивала свое белое одеяние. На ее чесучовом камзоле пуговицы были отделаны драгоценными камнями.

Манике рожала мало, - всего одна дочь выжила, и ни одного сына. Она была второй женой Исхака, у которого от покойной первой жены было два сына, Какитай и Ахметбек. Когда умерла их мать, появилась в доме красивая Манике, стала в нем полновластной хозяйкой и любимой, избалованной супругой Исхака.

Она подчинила мужа своей воле не только в силу надменного характера, злоязычия и властности. Она пристрастилась курить опиум, к чему приучила и мужа, и он в последнее время полностью подпал под ее тлетворное влияние. Приобретая опиум и анашу в проходящих по тракту ташкентских караванах, она вовлекала Исхака в домашние опиумные «увеселения», после которых он становился еще более безвольным и послушным. Она могла дерзить ему как угодно, держалась с ним надменно, словно он приходился ей не супругом, а кем-то из незначительных, подчиненных соседей.