Начала вести себя настолько дерзко и заносчиво, что ее стала бояться вся родня - весь Иргизбай, Олжай. Мужчины сторонились Манике, убегая от ее злого, ядовитого языка. И только один Оспан, когда был жив, мог бесцеремонно осадить бабу и поставить на место:

- Взяла верх над мужем и остервенела. Твое бесстыдство не знает равных по всей степи. Однако, айналайын, поделись тайной, - какое у тебя происхождение? Вот все мы - казахи, считаем себя детьми человеческими. А ты у нас кто? Не гурия ли небесная, изящная да нежная? В таком случае - чем ты какаешь? Неужели тем же самым, что и все грешные создания?

Или то, что у нас смердит и воняет, из твоего райского тела выходит самым нежным благоуханием?

Еще перед одним человеком зубы ее злословия оказывались мелковаты, - не смела она их обнажить перед Абаем. И как бы он ни был Манике не по душе, но ей всегда приходилось склоняться перед ним, пряча глаза, ибо он был просто умнее ее, остроумнее, не говоря уже о том, что он приходился ей старшим родственником.

Но на стороне, вдали от него, Манике не стеснялась распустить свой язычок:

- Ойбай, не говорите мне про Абая! Меня тошнит от него. Когда я слышу, что он умный мужчина, то мне становится дурно. Неужели таких убогих, как наш ахкем Айнеке, называют мудрыми, образованными? Оказывается, бродят по свету и такие мудрецы!..

Айгерим приходилось слышать от посторонних людей, как высмеивает невестка Манике своего шурина. Выслушав такое, Айгерим только лишь заливалась звонким смехом. Но однажды, покраснев от стыда за грубую родственницу, все же высказалась шутливо:

- Видно, двум умным людям трудно поместиться в одном роду Иргизбай, как двум бараньим головам в одном казане. Хотя бедняжка Манике, я слышала, никак не могла назвать имя предка рода Иргизбай.

Сейчас эта самая Манике сидела рядом с Каражан в ее юрте, и две почтенные абысын перемывали косточки мужчинам. Доставалось их мужьям, попадало и Абаю. Домашний же суд шел вокруг наследства Оспана.

Надо было рассудить, как, согласно древнему степному закону аменгерства, распорядиться судьбами трех вдов Оспа-на. Несомненным было, что их должны разобрать три родных брата Оспана, взять себе по токал. Согласились на том, что выбор новых жен будет предоставлен самим аменгерам - Исхаку, Такежану, Абаю.

Помимо этих старших женщин - скрытым корнем колючих интриг являлся сын Такежана, Азимбай. Однажды он так высказал Манике:

- Женеше-ау! Много ли мы знаем, а? Вот уже пора бы прояснить, - каким это образом так глубоко укоренился в Большом доме Абай? Не тем ли, что два его ребенка, внук и внучка, отданы были в усыновление Оспану? Теперь Абай днюет и ночует в доме Еркежан. Засел там со всеми нукерами, со своими сыновьями и внуками, и не выходит оттуда! Женеше, как вы думаете, - почему это? Не потому ли, что они втайне договариваются меж собой, без нас, как провести дележ имущества?

- Е-е-е! Астапыралла, да ведь я так и знала! Абай плетет свою паутину, а Еркежан, видно, только рада туда попасть! То-то же, - она всю зиму не вылезала из своей юрты!

Азимбай поддакивал ей, хвалил ее прозорливость:

- Хотя бы Кудай надоумил нашего Исхака-ага! Ведь он такой наивный, честный, ни о чем не подозревает. А не останется ли он завтра валяться на земле, у чужого порога, с оскаленными от голода зубами? И все из-за своей честности и чистоты! Ведь уйдет богатство из ваших рук, женеше, потом лишь локти будете кусать!

Манике не очень-то поверила таким словам Азимбая, как «честность», «наивность», которыми он разукрасил портрет ее мужа Исхака - они приличествовали, скорее, Абаю и его окружению, нежели Азимбаю. Сварливо накинулась на него:

- А тебе-то какая выгода, заикаться об этом? Ну, уйдет богатство из наших рук, а ты-то причем? Давай-ка лучше прямо растолкуй мне, что к чему, куда ты гнешь...

Пришлось Азимбаю осторожно объяснять своей женге, что он опасается того, что его мать Каражан ни за что не разрешит отцу, Такежану, взять в токал старшую вдову Оспана -Еркежан. А ведь по праву старшего аменгера именно Такежан имел право первым выбирать себе жену из трех оставшихся после брата вдов. Если так не получится, то на Еркежан может жениться Абай, и тогда он станет хозяином большого дома и всего имущества Оспана.

Дело в том, что аменгер, не взявший в жены вдову своего родного брата, не имеет права дотрагиваться до наследственного имущества покойника. И опасения Азимбая, что если его отец Такежан не женится на Еркежан, побоявшись своей бай-бише Каражан, то имущество Оспана уплывет от него, были не без основания. Азимбай же спал и видел, что все немалое достояние покойного Оспана должно перейти, в конце концов, через отца в его собственный дом. Но его родная мать, Кара-жан, могла помешать всему этому.

И сын Такежана задумал настроить самонадеянную Мани-ке, которая недолюбливала Абая, чтобы она уговорила Кара-жан - разрешить отцу взять токал. И это Азимбай устроил, чтобы Манике пришла к его матери и осталась с нею наедине. Сам он сел снаружи юрты перед входом, начал строгать ножом длинный шест под арканный курук. Кликнул свою жену, толстую смуглую Матиш, и приказал ей:

- Никого в этот дом, к нашей апа, не пускать! Пусть ни одна душа не пройдет к ней, не помешает разговору, поняла?

С большой головой, с широким плоским лицом, багровыми щеками, обросший угольно-черной бородой, Азимбай словно караулил возле настороженной ловушки, стругая свою палку для курука. Думая о каких-то неимоверных хитросплетениях и тайных ходах в ведомой им интриге, Азимбай хитро и торжествующе улыбался. Ему виделись тысячные табуны кунанба-евских светло-рыжих, темно-гнедых скакунов, которые проходили перед его внутренним взором бесконечной вереницею, как бы смиренно говоря ему: «Мы - твои!»

А в это время в юрте Манике вовсю обрабатывала его мать Каражан.

- Женеше, а что думает наш ахкем - Такежан? Собирается ли начать разговор о разделе вдов? - вкрадчиво спрашивала она.

- Думаю, что нет. Опасается твой ахкем, что матери и жены рода осудят его: мол, еще года не прошло, а уже хотят амен-геры разделить вдов покойника.

- Вот оно что... Хотя я и сама подумала: больно уж кроткие люди мой деверь и твой деверь - ни за что не решатся пойти против молвы и пересудов. Поэтому наши мужья, женеше, -эти боязливые шайтаны, могут остаться, в конце концов, без всякого наследства.

- А что, келин, наши мужья могут быть обойденными?

- Вполне, если ничего не станут делать. Ведь в доме Ерке-жан теперь настоящим хозяином - Абай! Перетянул на свою сторону всех соседей, работников, малаев. Поселил на правах наследников внука и внучку. Скоро возьмет дом в кольцо из своих детей, друзей, нукеров - и ни одна морда не сунется туда снаружи! - забушевала Манике, упершись кулаками в бока.

- Однако среди них находится и твой сын, Какитай! - упрекнула Каражан невестку.

- Омай, тетушка, так ведь он еще сущий ребенок! Откуда ему знать, что за человек этот хвастливый Абай! Попал под его влияние, дружит с его детьми, несчастный глупец!

- И наш покойный младший деверь Оспан тоже преклонялся перед Абаем. Не раз поддакивал ему, размахивал соилом, вступаясь за него. Так может поступить и Какитай. Будь осторожна, келин, - как бы он не выступил против своего же родного отца!

Об этих опасениях надоумил Каражан ее сын, Азимбай. Манике на какую-то минуту пригорюнилась. Сидела молча и Каражан. Но вот она подняла голову и объявила свое решение.

- Если наши мужья объединятся, они возьмут верх над Абаем. Испокон веков было «светлых» двое и «темных» двое.

И пара всегда сильнее, чем один. А в эти дни «темная» пара потеряла одного и перестала быть парой... Так вот, невестушка, все сказанное тобой - правда. Без всякого сомнения, - деверь наш Абай стережет большой дом. Но из пары «темных» он остался один, и ему не взять верх над нами. К тому же, если самый старший захочет воспользоваться правом аменгера, кто сможет воспрепятствовать ему? - Этим самым Каражан дала ясно понять, что она не будет препятствовать супругу брать Еркежан своей второй женой.