Сгорая от нетерпения, Оразбай подступил к Жиренше, такому же глухому на русский язык, как и он сам: «Он, что - ругает? Допрашивает?» и, озираясь, словно тугой на ухо, замер в ожидании ответа.

«Жандарал» все еще продолжал стоять возле Абая, похоже, не собираясь двигаться дальше.

- Вы так утверждаете?

- Да, именно так, ваше превосходительство!

- Можете доказать ваши слова?

- Вполне уверен.

- Ну... посмотрим! Следуйте за мной! - вдруг сказал «жан-дарал» и, не оглянувшись на Абая, продолжил свой путь. Абай, выйдя из толпы казахов, спокойно последовал за ним.

Ни сам Абай, ни стоявшие рядом казахи, ни даже толмачи, так или иначе владевшие русским языком, - никто не понял внезапной перемены в поведении «жандарала». Ясным было лишь то, что Абаю предлагается какое-то испытание. Не совсем понимая его сути, он двинулся за «жандаралом».

Абай шел с твердой решимостью отстаивать свое, чего бы это ни стоило. На миг ему показалось, будто он понял, что так насторожило «жандарала» в их скорой словесной перепалке. Нет, не отступит он перед этим человеком, какое бы жестокое испытание ни ожидало его!

Эти мысли приободрили Абая: он шел с высоко поднятой головой, отчего даже казался выше ростом. Его взгляд, одухотворенный новой решимостью, можно было принять за высокомерный, особенно это чувствовалось рядом с общим настроением угодливо согнувшихся волостных. Словом, Абай, идущий сразу же за «жандаралом», теперь тоже выглядел как сановник. То, что происходило, было для окружающих совершенно непостижимым, ввергающим в сильнейшую растерянность, - и могло бы вызвать у Абая искренний смех, если бы он сам имел возможность и время понаблюдать.

Несмотря на то что до сих пор еще никто не понял, с каким намерением «жандарал» взял с собой Абая, все волостные и бии принялись выказывать почет и ему. Вот они кланяются «жандаралу», со своим неизменным «Здрясити, ваше высокородие!» Затем, протянув обе руки Абаю, и ему оказывают достойный сановника почет, льстиво лопоча: «Удачи вам, мыр-за!»

Абай молчит, едва сдерживая улыбку. «Жандарал» оглядывается через плечо, косится, видит, что волостные явно оказывают уважение, как достойному из достойных - кому? Человеку, которого он взял с собой от злости!

Выделив из толпы Абая, чтобы припугнуть его для острастки, «жандарал» даже и не думал, что этим самым он сейчас устрашает не его, а всех остальных казахских толстосумов и власть имущих...

Остаток пути вдоль ряда волостных губернатор прошел быстро, повернул назад и возвратился вдоль ряда, не задерживаясь. На обратном пути он оглянулся и, как видели все, завел разговор с Абаем.

По мере того, как «жандарал» и его свита удалялись по базарной площади, Оразбай, Жиренше и другие немо пожирали глазами спину Абая, широкие ладони рук «жандарала», которыми он размахивал, явно увлеченный беседой. Все ждали, чем она закончится: зайдет ли Абай в дом «жандарала» или же нет? Может быть, сановник передаст его у порога кому-то из подчиненных, то есть, сейчас же арестует.

Смысл такого странного поведения сановника должен был выясниться в самый последний момент. Вдруг Жиренше, увидев наконец развязку, в сердцах хлопнул себя по бедру камчой, надвое сжатой в руке. «Жандарал» и Абай вместе вошли в белую восьмиканатную юрту, поставленную для сановника. Никто из свиты вслед за ними не вошел: лишь замелькали спины уездных глав и советников, расходившихся по соседним юртам.

Оразбай был потрясен всем, только что увиденным, пытаясь найти в этом хоть какой-то смысл. Они с Жиренше так и остались стоять, словно два истукана, молча глядя на дверь белой юрты.

Меж тем прошло немало времени... Кто-то подошел и встал справа, двое-трое весело и громко беседующих казахов. Оразбай и Жиренше обернулись и увидели смеющихся людей, причем смеялись они, похоже, именно над ними, Ораз-баем и Жиренше, и были это не кто иные, как друзья Абая -Дармен, Баймагамбет и Серкеш, молодой джигит из жатаков.

Этот последний, прищурив маленькие глазки, широко открыв рот, веселился в полное свое удовольствие:

- Вон, гляди, теперь враги сдохнут от зависти! - говорил Серкеш, показывая Баймагамбету на дом «жандарала», явно подразумевая, что там происходит что-то радостное для них.

Стоявший рядом Баймагамбет тоже увидел это, обрадовался и теперь уже тыкал кулаком в бок Дармена, указывая в сторону белой юрты:

- Дармен, видишь вон того урядника? Не два ли стакана чая несет он на подносе?

Оразбай и Жиренше вытянули шеи, также заметив, как блеснул поднос в руках урядника, который как раз в эту минуту входил в белую юрту. Жиренше с досадой махнул рукой. Ничего не сказав друг другу, они повернулись и отошли.

Им было невдомек, что трое джигитов намеренно встали столь близко и вели свои разговоры столь шумно, чтобы только позлить враждебных баев. Теперь, когда они удалялись, Дармен громко провозгласил новую, смерти подобную весть, словно бы стреляя им в спину:

- Говорили, что жандарал на каторгу сошлет Абая, а он ему вот какой прием оказывает! Одного Абая к себе и пустил, даже полковникам не позволил зайти. Пусть всегда светит удача нашему Абаю-ага! Да сгинет завистливый враг!

Он говорил нараспев, словно читая стихи или же оглашая приговор-проклятье. Оразбай и Жиренше делали вид, что не слышат его, продолжая пристально следить за юртой «жан-дарала». Рядом остановились несколько волостных, со столь рьяной лестью встречавших недавно сановника. Среди них был Ракыш, известный лицемер и словоблуд. Он потерся недолго возле Оразбая, затем подошел к Дармену и его друзьям, принялся выспрашивать:

- Е, ну как? Это куда же забрали Абая?

Дармен и Баймагамбет перемигнулись. Чтобы сговориться о дальнейшем, им не надо было слов: достаточно одного незаметного кивка. Тут же для ушей окружающей публики, которую составляли Ракыш, стоящий рядом, а также Оразбай и Жиренше, остановившиеся чуть поодаль, в кругу волостных, был с ходу сочинен следующий разговор.

Начал Дармен:

- Е, на этот раз жандарал непременно найдет общий язык с Абаем!

- Да и сам советник сказал давеча: «Абай будет чиновником всех волостей»! - подхватил Баймагамбет.

- А еще советник сказал: «Достаточно одного разговора с жандаралом, и Абай даже может стать главным судьей»!

- Это точно! Вот увидишь, Абай сегодня же выйдет из этого дома главным судьей!

Дармен с Баймагамбетом все болтали, изображая людей всезнающих, но чересчур словоохотливых, тех, кому доставляет радость сама болтовня. Не удержавшись, к ним почти вплотную подошел Жиренше. Он глубоко засунул свой подбородок в ворот, словно козел, пригибающий голову при виде собаки. Слушал, выпучив глаза от удивления.

- Разве могут быть ложными новости, что идут прямо из конторы? - говорил Баймагамбет. - Сам же видишь! В доме жандарала один только Абай!

- Жандаралу словно невдомек, что есть и остальные волостные. Для него их медные цепочки - все равно, что собачьи ошейники!..

Сказав так, Дармен обернулся. Сделав вид, что только сейчас заметил Ракыша и остальных, с блестевшими на груди значками, он, будто бы смутившись, замолчал.

Ракыш и еще один волостной помоложе, безбородый, подойдя к джигитам, принялись расспрашивать:

- Уа, голубчики, что вы сказали! - воскликнул безбородый. - Неужели, на самом деле, жандарал так добр к Абаю?!

- Выходит, такого же мнения и сам советник... - задумчиво проговорил Ракыш. - А ведь есть же и те, кто завидует Абаю, замышляют, собаки, всякое зло против него!

Последние слова Ракыш произнес заискивающе, пытаясь искренне угодить Дармену и Баймагамбету.

Дармен прыснул со смеху. Только вчера в юрте Оразбая Ракыш честил Абая на чем свет стоит. А теперь, как ни в чем не бывало, виляет, словно пытаясь уловить носом переменившийся ветер. Зная Дармена как одного из единомышленников Абая, Ракыш намеренно пускает пыль в глаза, с расчетом, чтобы тот выгодно донес о нем Абаю.

Это поняли не только Дармен, но и Оразбай с Жиренше. В досаде махнув руками, оба отвернулись и ушли.