Дверь распахнулась извне, и на пороге возник мужичина в чёрной футболке, с короткой бородой, крепкий и подкачанный. Его глаза, привыкшие к полумраку улицы, широко раскрылись, пытаясь за долю секунды осознать картину: моя фигура, пистолет, маска.

Я выстрелил. Дважды. В грудь. Он завалился назад, падая за порог, не успев издать и звука. И, перешагнув через повалившееся тело, я оказался на крыльце. Влажный вечерний воздух ударил в запотевшее лицо под маской после сауны. И я заметил другого: мужик в спортивных штанах, сгибаясь под тяжестью, нёс от неопознанной тачки ящик пива. Он не успел удивиться рухнувшему товарищу по бандитскому ремеслу, ящик выскользнул из его рук, а рука потянулась под пиджак.

Я снова нажал на спуск и снова дважды. Он дёрнулся и упал на асфальт, в пенящийся под его ногами фонтанирующий пивом повреждённый ящик. И только сейчас я понял, что это не ящик, а просто квадратная и прозрачная целлофановая коробка. Или как они тут называются? Упаковками.

На бегу окинув взглядом по сторонам, убедившись, что движения больше нет, я спешил к своей «Бэхе».

Но тут из головного, самого большого коттеджа выскочил мужичок в камуфляжной куртке, походу, сторож. Он что-то крикнул мне навстречу, неуверенно подняв руку, будто хотел остановить.

Пуля из «Стечкина» угодила ему в плечо. Он вскрикнул и кувыркнулся назад. Мирняк я не убиваю.

Прыгнув в машину, я рванул прочь. Ровно по тем же зелёным стрелочкам, по которым приехал. Не спеша. Соблюдая все правила дорожного движения, точно законопослушный гражданин, возвращающийся с ночной смены. Через полчаса я был дома. В гараже, переодевшись в чистое, я стёр грязь с номеров, придя в дом, погладил Рыжика, который терся об ноги, не понимая, куда это я отлучался. Спрятал оружие в подпол. И, взяв пакет с ментовским автоматом и пистолетом, вызвал такси. Рация в пакете молчала.

А доехав до Иры, как ни в чём не бывало, вошёл в дом. Тут пахло чем-то жареным — картошкой с луком, наверное.

Ира обняла меня с порога, крепко, как будто я вернулся из долгого похода.

— Всё нормально? — спросила она, отстраняясь и вглядываясь в моё лицо.

— Всё, — кивнул я. — Делов-то на час было, как я и говорил.

— Форма твоя досушивается в сушилке. Иди, можешь поесть, — она махнула рукой в сторону кухни.

Я разулся и прошёл внутрь. Конечно же, я не знал, что получится отработать быстро, но голод творит чудеса на коротких дистанциях, особенно если тебя никто не ждёт. Музыка из сауны, визги, приглушённые выстрелы, тяжёлый взгляд Главбуха — всё это осталось там, на Старо-деповской, 39, в коттедже №4 под аккомпанемент попсы восьмидесятых. Здесь же, у Иры, был тёплый свет, запах еды и тихий дом, где мою форму стирали и сушили, будто я просто испачкался на обычной работе.

А в голове, отдаваясь эхом, звучала мысль, пришедшая ещё по дороге: «Культура отмены» — красивое словосочетание. Но касса, в конце концов, находит каждого. Даже тех, кто давно забыл, где вход в этот супермаркет. А мне, кассиру, оставалось лишь выдавать чек. Кровью на стене. Но не исключено, что это послание не просто так.

Удалось поесть, удалось даже чуток поспать. Жареная картошка с салом зашла как родная. Ира уже спала, а вот меня разбудил писк: так сушилка для одежды сказала мне на своём роботизированном, что форма высушена.

И, камуфляж из барабана, я заметил, что форма не просто сухая — она ещё и тёплая. Ира что-то говорила про функцию глажки, когда я уплетал приготовленный ею картофель, и мне очень хотелось взглянуть на это чудо.

Глажкой тут и не пахло, то есть китель и брюки ПШ в ней не погладишь, а вот для моего «комка» самое то. И вдруг мне позвонили. Звонил взводный.

— Слушаю? — ответил я.

— Слав, срочно в район, введён план «Перехват».

— Принято. Жду водителя, — вновь ответил я.

— Водитель твой едет уже, я ему уже позвонил. У соседей какой-то треш произошёл в районе.

— Понял, — кивнул я, словно рация передавала бы кивки.

Форма была надета, сверху броня, каска осталась в машине. А руки помыты от запаха пороха и крови Главбуха.

«Алиса, — спросил я у сотового, — что такое треш?»

И она выдала мне:

«„Треш“ от английского trash — „мусор“ — это сленговое слово, обозначающее что-то очень низкого качества, абсурдное, отвратительное, вульгарное или шокирующее, выходящее за рамки общепринятого, а также целое направление в искусстве, культуре и музыке, которое использует эту эстетику для эпатажа. Оно описывает нечто нелепое, мерзкое, но иногда и намеренно провокационное».

А как-то так получилось, что у нас в лексиконе столько английских слов? Новая мода? Как во времена Льва Толстого на всё французское?

Бахматский приехал и тоже набрал меня. И, сев в машину, я отзвонился в дежурку, сказав, что я в районе.

— Внимание всем постам, — грозно продекларировал Курган. — Сегодня примерно в 00:45 по адресу Старо-деповская, 39, в Ленинском районе города Златоводск совершено групповое убийство. Подозревается мужчина высокого роста в белой балаклаве, в белых кроссовках и чёрном спортивном костюме. Вооружён пистолетом. Скрылся в неизвестном направлении на чёрном седане, гос. номер неизвестен. Кто принял?

И все, кто слышал, стали называть свои номера. Назвал его и я.

— 322 — принял.

— 322 — Кургану, встаёшь на площадь Транспортную. При обнаружении чёрного седана даёшь знать, с тобой будет экипаж ГАИ.

— 323 — Кургану, встаёшь…

Курган называл и расставлял экипажи. Скорее всего, это делалось всеми РОВД по всему городу. Я посмотрел на часы: было 2:20. Меня же на месте казни уже через тридцать минут не было. Это система, конечно, затупила. Или затупили те, кому принадлежат сауны. Или сначала братва предупредила своих, а уже потом — ментов. Отсюда и такой результат.

— Прикинь, поймаем? — выдал Бахматский, будучи воодушевлённым после массовой драки и ловли жулика Юры.

— Преступление произошло в 00:45, сейчас 2:25, полтора часа прошло. Он уже на пути в Новосибирск или по Иркутской трассе летит, — выдал я, а сам подумал: «А как ты собирался останавливать человека со стволом?»

На месте уже был патруль ГАИ, и мы припарковались с ними и вышли, чтобы грозно стоять на страже общества.

Гайцы все чёрные машины тормозили, независимо от марки, и записывали всех, кто в них был. Правда, за время стояния таких было всего четыре, и то потому, что рядом «Лента» и люди приезжают за продуктами. Но никого не досматривали — видимо, план был такой: махнуть полосатой палочкой, и если ускорится, пытаясь скрыться, то догонять! Убегает — значит, наш клиент.

Но я знал, что план «Перехват» — это на час не более, и ждал именно прошествия этого часа. В тёплой сухой форме это было не сложно. И вот очередная тёмненькая машина, и очередной взмах палочки — и она, ускорившись, рванула в сторону моста через реку.

— За ней! — крикнул старший лейтенант ГАИ и прыгнул в машину.

— С-сука, — выдохнул я и тоже сделал вид, что поспешил, а, рухнув к Бахматскому, сказал: — Гони за гайцами, типа мы отстаём и преследуем тоже.

И я вызвал Казанку, чтобы санкционировать погоню.

Я-то знал, что в машине не преступник, по крайней мере точно не тот, кто уничтожил Главбуха, но гайцы-то этого не знают — и сейчас угробят человека только за то, что он ускорился и не остановился. Но вот вопрос, почему чёрная KIA рванула в сторону выезда из города, оставался открытым…

Бахматский топнул в пол, и машина рванула с места, шлифуя резиной об асфальт. Впереди, уже далеко, мелькали мигалки гайцов. Но всё равно мы отставали и от KIA, и от машины ГАИ.

Город в этот час был другим, нежели днём. Улицы, опустевшие и вымытые недавним дождём, отражали фонари в чёрном асфальте. Окна многоэтажек были тёмными, лишь изредка светился одинокий квадрат за которым кто-то не спал. Пустые трамвайные рельсы. Редкие машины, рекламные щиты, в том числе предвыборные, зелёные парки вдоль улиц. Город спал, переваривая вчерашний день, и только наши сирены, воя, разрывали эту тяжёлую, предрассветную тишину.