Купец оживился:

— У нас все есть! Инструмент первого сорта, немецкий, английский. Металл тоже хороший, медь уральская, железо шведское, сталь немецкая. Что точно нужно?

— Пока просто смотрю. Скажите, а медь листовую продаете?

— Продаем. Пуд сорок пять рублей. Товар отличный, без примесей.

Дороже, чем казенная цена. Но для частного лица приемлемо.

— А латунь прутковая?

— Тоже имеется. Пуд тридцать рублей.

Я кивнул. Цены запомнил, на будущее пригодится.

Купец приглядывался ко мне, потом спросил осторожно:

— Позволите узнать, кто будете? Торговец? Мастер?

— Воронцов, смотритель насосно-гидравлической мастерской при пожарной части.

Лицо купца изменилось, стало почтительным:

— А-а! Новый смотритель! Слышал про вас. Говорят, порядок навели, работу наладили. Баташеву насос сделали, он доволен.

Новости в городе расходятся быстро.

— Стараюсь.

— Вот и славно! — Купец протянул руку через прилавок. — Семен Петрович Кондратьев, содержатель сей лавки. Если что понадобится, обращайтесь. Цену хорошую дам, товар у меня отменный.

Пожал его руку:

— Спасибо. Учту.

Я вышел из лавки. Пошел дальше по торговым рядам.

Везде выставлен товар, хозяева зазывают. Вот продают сапоги, ряды кожаных сапог висят на веревках. Там посуда: чугунки, горшки, миски. Дальше бакалея: мешки с мукой, крупой, бочки с солью, соленой рыбой.

Прошел весь гостиный двор, выбрался на другую сторону. Направился в сторону оружейного завода.

Улица вела на окраину. Дома здесь попроще, деревянные, одноэтажные. За заборами огороды, куры роются в пыли, козы жуют траву. Во дворах играли дети, женщины сидели на лавочках, щелкали семечки, болтали, перекрикивались.

Впереди показались корпуса завода. Кирпичные здания, высокие трубы, ворота широкие и железные. Над воротами вывеска: «Императорский Тульский оружейный завод».

Подошел ближе. У ворот караульная будка, стоит часовой, солдат в мундире, с ружьем. Увидел меня, выпрямился.

Я остановился поодаль, посмотрел на территорию завода. Воскресенье, сегодня выходной. Тихо, пусто. Корпуса вытянутые в длину, в стенах рядами окна. Трубы сейчас не дымят. Во дворе сложены поленницы дров, стояли телеги, накрытые тканью.

Часовой окликнул:

— Эй, господин! Вам чего надо?

Я подошел ближе:

— Воронцов, смотритель мастерской. Мимо проходил, решил посмотреть.

Часовой внимательно посмотрел на меня, кивнул:

— Понял, ваше благородие. Но проход воспрещен, только по особому разрешению.

— Я не собирался. Просто мимо проходил, посмотрел.

Постоял еще немного, развернулся, пошел обратно. Думал вот бы здесь работать. Строить паровые машины, модернизировать станки, налаживать производство. Другой масштаб, другие возможности.

Но судьба распорядилась иначе. Пока что у меня мастерская насосов, надо просто их чинить. Что ж, это тоже нужное дело. Главное все хорошо выполнять.

Вернулся в центр города. Проголодался, зашел в трактир «Самоварный» на Большой улице. Вывеска висела над дверью, на ней нарисован самовар, медный, блестящий.

Толкнул дверь, вошел. Внутри просторно, чисто. Столы деревянные, покрыты клеенкой, вдоль стен скамьи. Пахло щами, жареным мясом, табачным дымом. Народу немного, воскресенье, многие обедают дома.

За одним столом сидели трое купцов, солидные, бородатые, они неспешно разговаривали. За другим столом четверо мастеровых, в чистых рубахах, перед ними стояли кружки с квасом, тарелки с едой.

Сел за свободный стол у окна. Подошел половой, молодой парень в фартуке, волосы зачесаны назад, лицо чистое, гладко бритое.

Низко поклонился:

— Здравия желаю, ваше благородие! Что прикажете?

— Щи, жаркое из говядины, пирог с капустой. Чаю потом.

— Слушаюсь! — Половой записал заказ на грифельной доске, побежал на кухню.

Я посмотрел в окно. По улице шли люди, проезжали телеги. Напротив лавка с иконами, в окне выставлены образа: Спаситель, Богородица, Николай Чудотворец.

За соседним столом слышался разговор купцов. Один говорил, остальные слушали:

— … а цены на железо опять подскочили. Московские купцы запросили семьдесят рублей за пуд шведского. Раньше пятьдесят стоило!

Второй вздохнул:

— Война, все подорожало. Теперь настал мир, а цены не падают.

Третий добавил:

— Зато заказов больше. Вот Баташев самовары делает, не успевает. Москва, Петербург берут, даже в Европу отправляют.

Половой принес щи в чугунке, поставил на стол. Хлеб в корзинке, деревянную ложку, солонку. Щи густые, жирные, с мясом, капустой, картошкой. От них валил пар, вкусно пахло.

Ел не торопясь. Щи отличные, наваристые, с кислинкой. Хлеб свежий, мягкий.

За другим столом мастеровые говорили о своем:

— … а начальник наш, Иван Семеныч, совсем зазнался. Работы требует, а плату задерживает. Уже второй месяц должен!

— Эх, были бы другие места… Пошел бы, не раздумывая.

— Куда пойдешь? Везде так. Только на заводе платят исправно, да туда не попасть. Очередь из желающих.

Половой принес жаркое, куски говядины в луковом соусе, жареная картошка, соленые огурцы. Пирог с капустой румяный, горячий, ароматно пах маслом.

Все съел, запил чаем из большого стакана в подстаканнике. Чай крепкий, сладкий.

Расплатился за все вышло двадцать копеек. Половой поклонился:

— Спасибо, ваше благородие! Милости просим еще!

Вышел из трактира. Солнце клонилось к западу, уже часа три или четыре пополудни. Я безцельно бродил по улицам, просто гулял.

Город жил неспешной воскресной жизнью. Вот семья шла в гости, муж спереди, жена под руку, дети следом. Все нарядные, праздничные.

Во дворе мастеровой чинил телегу, стучал молотком по оси, жена подавала инструменты. У колодца женщины набирали воду, ведра скрипели на журавле, бабы ругались между собой и тут же смеялись. На лавочке у дома сидел старик, курил трубку, синий дым клубился в воздухе.

Я медленно шел по улице, смотрел, слушал, думал.

Город живой, работящий. Люди трудятся, действуют, растят детей. Ремесла разные: кузнецы, слесари, плотники, портные, сапожники. Тут много заводов и фабрик. Всюду активная торговля.

Но вот техника старая. Тормозит развитие. Все делается вручную, по старинке, как деды делали.

Насосы ручные, качай рычаг, пока руки не отвалятся. Токарные станки древние, на ножном приводе. Кузнецы бьют молотом, горн раздувает мехами. Воду таскают ведрами, дрова пилят двуручной пилой.

А ведь можно по-другому. Поставить паровые машины, усовершенствовать механизмы, в разы увеличить производительность. Сделать паровые насосы, никакой ручной работы, машина сама качает. Станки перевести на паровую тягу, будут быстрее, точнее, производительнее.

Здесь много чего можно сделать. Применить знания, принести пользу, изменить жизнь людей к лучшему.

Но для этого нужны средства, связи, доверие. Все это надо зарабатывать. Шаг за шагом, дело за делом. У меня сейчас мастерская, надо наладить работу, выполнить заказы, доказать, на что я способен. Потом, может быть, появятся другие возможности.

Главное не сдаваться, работать, идти вперед.

Небо порозовело, солнце опускалось за крыши домов. Пора домой.

Вернулся на Заречную улицу. Матрена Ивановна встретила на крыльце:

— А вот и вы, Александр Дмитриевич! Нагулялись? Ужинать будете?

— Буду.

— Сейчас накрою. Картошка с грибами, огурчики соленые, свежее молочко.

Ужинал я в горнице. За окном темнело, в окнах домов зажигались огни. Тихо, спокойно.

После ужина поблагодарил хозяйку, ушел в свою комнату. Зажег свечу, сел за стол. Достал из ящика письмо Елизаветы, перечитал.

Петербург. Столица. Балы, приемы, светское общество. Отец высокопоставленный чиновник, связи, есть возможности. Приглашение приехать, устроиться на хорошее место.

Все это манит, конечно. Кто откажется от таких перспектив?

Но здесь, в Туле, тоже можно построить что-то стоящее. Город растет, развивается, нужны толковые люди, новые идеи, современные технологии.