— Вот тут. Пальцем чувствуете?

Я провел ладонью. Да, углубление заметное.

— Краской надобно проявить, — сказал я. — Сажу с маслом смешать, намазать на направляющую. Потом каретку прогнать. Где краска сотрется, там металл касается, там и снимать надо будет.

— Так и делают, — подтвердил Семен. — Немец меня этому учил. Только сажи у нас нет.

— Есть. — Я показал на потолочные балки. Они закоптились от горна, сажа висела толстым слоем. — Вон сколько. Соскоблим, смешаем с маслом.

Семен усмехнулся:

— И то правда. Не подумал.

Он принес скребок, забрался на верстак, начал соскабливать сажу с балки. Черная пыль сыпалась вниз. Я подставил миску, собирая ее.

Набрали сажи половину миски. Семен слез, принес масленку. Я налил масла в миску, размешал палочкой. Получилась густая черная краска.

— Готово. Теперь намажем.

Взял тряпку, обмакнул в краску, начал мазать направляющую тонким слоем. Краска ложилась ровно, блестела на металле.

— Ставь каретку, — сказал я.

Семен установил каретку на направляющие. Я толкнул ее вперед, потом назад, несколько раз. Потом сняли каретку, посмотрели.

Краска стерлась неравномерно. Посередине широкая полоса чистого металла. По краям осталась краска.

— Вот где снимать, — показал я пальцем на чистую полосу. — вот где металл касается. А по краям зазор, там не трогаем.

Семен наклонился, внимательно разглядывая.

— Понятно. Значит, надобно снять середину, выровнять. Чтобы каретка всей поверхностью касалась, а не только серединой.

— Именно.

Я выпрямился, посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Скоро обед.

— Пока напильники остывают, займемся другим. Надобно проверить, какие у нас материалы есть на складе. Медь, латунь, кожа. Понадобится для ремонта насосов.

— Схожу, посмотрю, — вызвался Семен.

— Нет, пойдем вместе. Хочу сам увидеть, что там.

Мы прошли в дальний угол мастерской, где стоял старый шкаф, склад материалов. Я открыл дверцу. Внутри полки, на них разложены куски металла, кожа, прутки, листы.

Начал доставать, осматривать. Меди листовой три куска, общим весом пудов на пять. Латуни прутковой пуд, не больше. Кожи выделанной несколько кусков, но старой, жесткой. Железа полосового совсем немного.

— Мало, — констатировал я. — Не хватит для ремонта всех насосов.

— Заказать надобно, — сказал Семен. — Через канцелярию Зубкова. Правда, долго идет, недели три-четыре.

— Значит, заказывать надо сейчас. Составим список, подам заявку.

Я достал из кармана бумагу, начал записывать. Меди листовой три пуда. Латуни два. Кожи аршин двадцать. Железа полосового пуд.

— Еще что? — спросил я Семена.

— Олово нужно. Для пайки. И флюс, канифоль или нашатырь.

Записал. Олово фунтов десять. Канифоль фунта три.

— Масло машинное, — добавил Семен. — Для смазки механизмов. И ветошь. Для протирки.

Записал и это. Сложил бумагу, убрал в карман.

— После обеда съезжу к Зубкову, подам заявку.

За окном зазвонили колокола, полдень. Время обеда.

— Все, отдыхать, — объявил я громко. — Час перерыв. В час возвращаемся.

Работники отложили инструменты. Трофим загасил угли в горне, прикрыв их золой. Семен вытер руки. Филипп, Гришка и Иван направились к двери.

— Александр Дмитриевич, а вы где обедать будете? — спросил Семен.

— У хозяйки. Недалеко живу.

— Тогда до встречи.

Они вышли. Я остался один, запер мастерскую, пошел домой.

По дороге думал о станке. Работы много. Шабрение займет дней пять, не меньше. Потом подшипники проверить, может, менять придется. Потом испытать под нагрузкой.

Но это того стоит. Станок основа мастерской. Без него насосы не починить, детали не выточить. Надо сделать все правильно, основательно.

Вернулся в час ровно. Работники уже ждали у дверей. Отпер, вошли.

— Семен Михайлович, проверь напильники. Остыли?

Семен подошел к горну, осторожно тронул напильники рукой.

— Остыли. Теперь мягкие, точить можно.

Я взял напильники, отнес к точилу. Сел, уперся ногой в педаль, начал качать. Точильный круг завертелся.

Приложил напильник к кругу. Посыпались искры, металл заскрежетал. Я вел напильник медленно, формируя угол.

Скребок должен быть острым, но не слишком, градусов под тридцать. Слишком острый сломается, слишком тупой не снимет металл.

Работа требовала сосредоточенности. Я точил, проверяя угол на глаз. Семен стоял рядом, наблюдая.

— Правильно, — одобрительно сказал он. — Именно так немец делал.

Заточил один напильник, принялся за второй. Потом за третий. Получилось три скребка, разной ширины.

— Теперь закалить, — сказал я. — Трофим Петрович!

Он подошел.

— Вот эти скребки накали докрасна, потом опусти в масло. Закалятся.

— Будет сделано, ваше благородие.

Трофим разжег горн заново, положил скребки на угли. Металл нагрелся, засветился красным. Потом он их вытащил клещами, опустил в чугунок с маслом.

Масло вспыхнуло, повалил густой, вонючий дым. Скребки шипели, на них поднимались пузыри.

Трофим вытащил их, положил на наковальню остывать.

— Готово. Теперь твердые, как камень.

Я взял один скребок, провел ногтем по острию. Царапины не осталось, металл закален правильно.

— Отлично. Можно работать.

Вернулся к станку. Семен уже приготовил все, намазал направляющую краской, поставил каретку.

— Начинаем, — сказал я.

Взял скребок, присел на корточки перед станиной. Приложил скребок к направляющей, там, где краска стерлась, где требовалось выработка.

Повел скребком короткими движениями, от себя. Металл снимался тонкой стружкой, почти пылью. Царапающий звук, мелкий, монотонный.

Прошелся по выемке несколько раз. Проверил пальцем, стало чуть ровнее.

— Долгая работа, — заметил Семен.

— Ничего. Будем делать понемногу, каждый день. За неделю управимся.

Он кивнул, взял второй скребок, присел рядом. Мы работали вместе, молча, сосредоточенно.

Время тянулось. Руки устали, спина затекла. Но я продолжал, методично снимая металл слой за слоем.

За окном солнце двигалось к закату. Часы на каланче пробили три, потом четыре.

Филипп точил инструменты, Трофим ремонтировал мехи у горна. Гришка с Иваном разбирали насосы. Работа шла своим чередом.

В пять я остановился, выпрямился. Спина заныла, колени онемели. Семен тоже встал, потянулся.

— На сегодня хватит, — сказал я. — Завтра продолжим.

Мы проверили, сколько сняли. Выемка стала чуть мельче, но еще далеко до идеала. Работы на несколько дней.

— Зато правильно, — сказал Семен. — Потом станок служить будет годами.

Я кивнул.

— Семен Михайлович, завтра с утра продолжишь шабрить. Я съезжу в губернское правление, заявку на материалы подам. К обеду вернусь, продолжим вместе.

— Понял, Александр Дмитриевич.

Часы пробили шесть. Рабочий день закончился.

— Все свободны. Завтра в семь утра.

Работники разошлись. Я запер мастерскую, пошел домой.

Руки гудели, спина ныла. Но внутри разлилось удовлетворение. Началась настоящая работа. Не уборка, не разборка, а ремонт. Станок будет готов через неделю, может, чуть больше. А потом начнем чинить насосы.

На следующий день я как обычно проснулся на рассвете,. Умылся холодной водой из рукомойника, оделся, позавтракал гречневой кашей у Матрены Ивановны.

Хозяйка накладывала кашу, поглядывая с любопытством:

— Александр Дмитриевич, а правда, что вы вчера двоих работников выгнали?

— Правда.

— Говорят, Матвей и Кузьма на коленях просили, а вы не пожалели.

Я отхлебнул чай, посмотрел на нее:

— Воровали казенное имущество. Неделю не являлись на работу. Пожалеть их значит поощрить воровство.

Матрена Ивановна покачала головой:

— Оно-то так, только они семейные. У Матвея трое детей, у Кузьмы жена больная. Как теперь жить будут?

— Должны были думать раньше. До того как воровать начали.