После него птичка отправится в утиль.

Сейчас же, на хвосте красуется свежий рисунок, нанесённый баллончиком по трафарету. Несколько кругов, вписанных друг в друга — мишень. Символ трусости. Это было ожидаемо, слухи распространяются быстро, а вину не смыть.

Он может перекрасить символ в стандартный для эскадрильи, но завтра всё вернётся как было. Борьба бессмысленна, ему и так прекрасно дали понять, что он здесь гость нежеланный.

Ладонь коснулась холодного металла, скользнула вдоль носа к крылу. Нирел вскочил на него, сдвинул фонарь и плюхнулся в знакомое кресло. Приборная панель вспыхнула, ожили крохотные экранчики. Несмотря на политику отказа от электроники, она играет значимую роль в истребителях и во всём, что может преодолеть звуковой барьер.

Началась процедура калибровки. Истребитель следит, чтобы пилот был на пике своих возможностей. На приборной панели в случайном порядке зажигаются кнопки, и надо повторить узор, когда они потухнут. Лицевой щиток заставляет следить за скачущим перекрестьем, попутно следя за зрачками пилота и высчитывая уровень задержки нервной системы. Наконец, шлем проиграл звуковой сигнал, и на пластине высветилась зелёная галочка.

Теперь настала очередь Нирела проверять машину.

Ход закрылок, уровень топлива и ещё тысяча параметров. Стальная птица оказалась здорова, как и пилот. Разве что у последнего с мозгами проблема, но, похоже, это волнует только его. Наверное, все надеются, что он разобьётся на очередной миссии или будет сбит.

Так будет лучше для всех: отряд лишится заклеймённого труса, а армия сэкономит на утилизации истребителя.

К моменту, когда он почти закончил, ангар начал наполняться людьми. Пилоты и техники. С ним никто не заговорил, делая вид, что Нирела не существует. Он готов поклясться, что на вылете к нему будут обращаться по номеру.

Он закрыл фонарь, и звуки внешнего мира исчезли, так будет лучше. Подключил шланги к комбезу и нацепил маску. Нужно провентилировать лёгкие для сопротивления перегрузкам. Говорят, в новом поколении пилотов заставляют принимать препараты, но ему это уже не проверить. Вряд ли изгою доверят новейшее поколение истребителей.

Командование, хоть и делает вид, что ему плевать на внутреннюю иерархию, всё же следит за её соблюдением. Для Нирела это значит, что на вылете диспетчер и наземное управление будут обращаться к нему, как положено. Но никакого продвижения по службе или премирования он не получит. Командованию важны отношения с большинством пилотов, чем с одним отбросом.

— Ну и ладно, — сказал Нирел, заканчивая проверку и закрепляя шлемофон, голос прозвучал искажённо. — Ну и шут с ними всеми.

Он летает не за деньги, не за славу или по какой ещё дури. Он летает, потому что любит это. Могут хоть в лицо ему плевать, пока не отнимают возможность летать — ему всё равно.

Отряд солдат прочёсывает руины, держа связь через кружащий над лесом дирижабль. Массивная конструкция парит, слегка покачиваясь на потоках ветра, зацепленная за землю. Вокруг разлетаются дроны-разведчики, оснащённые тепловизорами.

Локальное командование создаёт интерактивную карту, отслеживая сигналы маячков солдат.

Следов много, но никого, кто их мог оставить. Все давно сбежали, пользуясь форой. Первый отряд достиг обглоданной временем башни из бетона и битого стекла. На камеру зафиксировали вывеску «Аэрокосмическое Управление» и множество следов вокруг. Отпечатки шин, небрежно брошенный мусор и бычки сигарет. На первом этаже осталась разложенная полевая кухня, какую используют туристы. Сетчатая плитка и газовый баллончик. Повсюду следы длительного пребывания.

Камера у виска бойца передаёт картинку на дирижабль, качество посредственное из-за повышенного радиационного фона. Проскакивают полосы помех. Синая закурила, наблюдая за экраном. Рядом дёрнулся капитан, пожалуй, единственный в комнате равный ей по возрасту. Морщинистое лицо на миг побледнело, в глазах метнулся ужас. Курить в гондоле, подвешенной под огромным баллоном водорода… Затем расслабилось. Это не простой дирижабль, а военный, с повышенной степенью защиты. Баллон поделён на секции, которые набиты отдельными шарами, подача газа в которые перекрывается автоматически перед запуском. Даже прямое попадание не повлечёт мгновенное возгорание.

Но всё равно, курить на борту неприемлемо! Вот только старуха равна не только по возрасту, но и по званию, а то и выше.

Выдыхая дым, она склонилась над папкой, брошенной на стол. Разглядывая все материалы историков. Кто квартировал в здании, чем заведовал, чем располагал. Выходит, ничего особенного. Спутники общей связи, правительственные каналы… Неужели у горян есть некая секретная информация? Иначе зачем им этот мусор?

— Нам следовало забрать сервера уже давно, — пробурчал капитан, наблюдая, как бойцы снимают крышки с массивных шкафов. Картинка искажается сильнее, кристаллы хорошо впитали радиацию.

— Нецелесообразно, — рассеянно проговорила Синая, выдыхая серое облачко дыма и постукивая пальцем по документам. — Считалось, что всю информацию стёрло ЭМИ и радиация.

— Ну, раз оно так, то какого уда мы здесь?

Старуха посмотрела на капитана исподлобья. Тут стушевался от холода в серых глазах, настолько мощного, что способен затушить само солнце.

— Я не говорила, что поддерживаю такое решение. Но не я его принимала. Согласитесь, в последние три сотни лет у нас были дела важнее гнилых серверов и радиоактивного мусора.

Она бросила взгляд на экраны, где полным ходом идёт упаковка кристаллов в специальные контейнеры. На последнем в ряду, — боец склонился над брошенной сумкой армейской расцветки. Стволом винтовки сдвинул… изображение пропало. А от остальных экранов пронёсся грохот и волна помех.

— Твою мать… — выдохнула Синая, наблюдая, как бойцы бросают сбор и бегут к лестнице.

Здание явно кренится, медленно, словно размышляя — упасть или ещё постоять. Древние архитекторы строили с запасом прочности, достойным ядерной войны, но за три столетия без обслуживания… Часть команды успела добраться до окна и спрыгнуть, зацепив тросы. Сигнал прервался на большей части. Синая ткнул пальцами с сигаретой в экран.

— Всё, что удалось спасти, доставить в штаб. Развалины прочесать и собрать даже уцелевшие осколки!

Истребитель без боевой нагрузки летит легко, и даже на игнорирование эскадрильи настроение Нирела карабкается к хорошему. Под ним курчавая пелена облаков, целые горы молочной пены. А над фонарём простирается тёмно-голубое небо с яркими росчерками. Зрелище недоступное никому на земле. Это его мир, его царство…

Если поднять истребитель свечкой и дать полную тягу, в течение нескольких минут покинет атмосферу. И почти сразу посечён космическим мусором в труху, и сам станет его частью… Может, это не самый плохой исход? Небо останется с ним, а потом он соединится с ним, навечно, сгорев в атмосфере… Нирел прикусил губу и покачал головой.

Нет. Он не собирается умирать! Не сейчас и не здесь.

Рядом в построении летят другие истребители, и нарушить строй — равносильно провалу задачи. Пусть и тренировочной. Совместные манёвры как часть общей боевой подготовки. Несмотря на отношения с коллективом, он должен быть исполнительным. Ведь он пилот, а не плаксивый подросток.

По локальной сети проносятся команды, и звено выполняет их синхронно. Отрабатывает уклонения, разрыв построения и повторное схождение. Атаку, прикрытие и погоню. Рутина.

Раскрашенные в красное и чёрное самолёты несутся над облаками, как ангелы смерти. Перегретый воздух рябит за турбинами, а реактивная струя вспахивает облака.

Нирел, следуя команде, поднял машину выше, отрабатывая «нырок». Невольно засмотрелся на сгорающий в верхних слоях атмосферы мусор. С земли это видно только ночью, но здесь, даже днём, заметны широкие росчерки света в тёмной синеве. Истребитель сорвался вниз, повинуясь движению штурвала. Пилота вжало в сиденье невидимой рукой. Он отсчитал секунды и отключил двигатели.