И снова - его слова и то, как он все это говорит топят во мне все глыбы льда. Казалось, что после трагической смерти Степы и предательства Глеба я уже никогда и ни с кем не почувствую такое тепло.

Но мое замерзшее сердце оттаивает. И стучит так громко и так радостно.

И оно не одно.

- После игр, Ренат. Сейчас сосредоточься на финале, а потом мы обязательно поговорим.

- Хорошо. Только учти, что я запру тебя в своей квартире и не отпущу, пока не выбью всю дурь из твоей бедовой головы. Методы буду использовать разные, даже самые коварные и запрещенные.

- Жду не дождусь, - отвечаю ему. - Спокойной ночи.

- Ну, конечно, - огрызается с хрипотцой в голосе.

На пороге кухни появляется Миша. Выглядит немного виноватым, уставшим, но решительным.

- Где ты был? Я волновалась.

- Я папу навещал.

Неприятный укол обиды пронзает только что согретое Ренатом сердце. Холодок расползается оплетая его своими извилистыми нитями.

- Глеба?

- Нет. Ворошилова Степана.

Я на секунду замерла.

Страх сковал всю меня изнутри. До тех пор пока Миша не произнес имя отца, на какой-то короткий миг мне показалось, что Громов добрался до сына и теперь захочет вернуть его обратно в команду «Звезд».

Я слышала об этом.

И еще кое-что про предстоящую финальную серию. То, что не хотелось бы рассказывать игрокам, чтобы не сбить настрой и настроения в команде.

Но… к Степе.

- Правда?

Глупый вопрос. Зачем сыну врать об этом.

Миша кивнул, улыбнулся тепло и по мальчишески счастливо, опустился на табурет рядом со мной.

- Я почти его копия.

- Точно, - выдыхаю.

Хотелось потрепать его за волосы, прямо как в детстве, когда еще мальчишкой он бежал мне навстречу если я забирала его из детского сада. Он так же бежал и к Громову, кричал тогда: «Папааааа!».

А я смотрела со стороны, замерев сглатывала ком обиды за то, что все сложилось так как сложилось и благодарила Бога, что у сына есть человек, которого он мог называть отцом. Что можно было еще пожелать? Некоторые женщины жили хуже. В разы хуже. Даже с мужьями - побои, крики, скандалы, измены, финансовая зависимость, унижение и шантаж лишить родительских прав, если посмеет перечить мужу.

Это не было выдумкой или бульврарными романами, которыми были забиты все ларьки по дороге на остановку в те времена.

- Ты не злишься на меня? - спрашивает Миша.

- Разве я могу?

Сын пожимает плечами. Он растерян, как и любой ребенок, который сделал что-то за спиной родителей повинуясь только своей логике и порывам, и теперь ждет наказания.

Я не собиралась его наказывать.

- Я думал, что ты расстроишься из-за этого?

Прислушиваюсь к себе. Нет. Я не расстроена и не зла на него. Я очень рада и мне отчасти стыдно, что мы почти никогда не поднимали эту тему. Стоило? Теперь мне кажется, что да. Определенно. И сейчас я не могу вспомнить аргументов почему все сложилось иначе.

Не из-за страха потерять Глеба - нет. Не из-за того, что Громов мог бы этого не одобрить.

Я боялась, что Миша просто запутается в своих чувствах. Не хотела делать ему больно.

- Давно это происходит?

Он качает головой.

- Не очень.

Ответ короткий. Он сжимает запястья, как делает, когда нервничает. Ему хочется поделиться, и меня учили, что подростку нужно дать время - он сам выберет момент, когда будет готов высказаться, выплеснуть свои чувства. Только теперь я нетерпеливая и жадная до его эмоций.

- Расскажи мне, Миш. Пожалуйста.

И он рассказывает.

О том, как это произошло первый раз, про шесть белых хризантем и как не сразу мог правильно определить нужную дорогу к отцу. Как первый раз молча стоял несколько минут и ничего не сделал.

- Я просто положил цветы рядом оградой и ушел. Настолько было все странно, понимаешь?

Киваю, ставлю перед ним чашку с чаем и достаю из холодильника ватрушки. Разогреваю в микроволновке. Ренат бы меня сейчас точно придушил за нарушение спортивного режима ведущего игрока команды и был бы полностью оправдан спортивным трибуналом.

Ну ничего, мы ему об этом не скажем.

Миша продолжает рассказывать и я с жадностью ловлю каждое слово. Он описывает погоду, дождь, солнце или мороз. Обстоятельства, которые его подталкивали на очередную поездку и желание увидеться с отцом. Как стал делать это чаще, когда Глеб только привел его в команду, как рассказывал про свои успехи и обиды из-за того, что ему не давали играть.

Он рассказывал много.

Не помню… не могу вспомнить, чтобы сын хоть когда-то был настолько многословен.

Громов это не приветствовал - всегда говорил, что мужчина должен больше делать, чем болтать. В этом была логика, в этом наверняка заложена какая-то высшая мудрость в воспитании мальчиков. Но видимо Мише достался полный комплект.

- Мам, - внезапно спросил он, - я сказал папе и должен сказать тебе, что хочу играть в хоккей.

- Но ты играешь, Миш. - Улыбаюсь и забираю у него пустую тарелку и чашку. Он проголодался, видимо после тренировки даже не перекусил. - Кстати, не говори тренеру, что после того как вернулся домой мы еще час болтали, а то он нас обоих на ленточки порежет.

Сын усмехнулся, но потом стал очень серьезным.

- Я не об этом. Я хочу играть в хоккей всегда. Хочу чтобы это стало моей жизнью.

О.

Вот оно что.

- Что ж, мы… мы с тобой поговорим про это. А сейчас тебе действительно лучше идти спать, иначе Ренат…

- Да, да, он точно узнает, что я не выспался, - Миша поднялся на ноги и обнял меня со спины, пока я ополаскивала посуду. - Спасибо, что ты у меня есть, мама.

Закрываю глаза от этой неожиданной нежности. Сердце сжимается. Любовь греет его. Искренняя и неподдельная.

И я счастлива.

- Однажды мы навестим его вместе. Может быть совсем скоро, хоршо?

- Хорошо, - отвечает Миша и уходит к себе.

Седьмая игра.

На эту игру команды будут выходить точно на самое важное сражение в своей жизни. Война - это не то слово, которое можно было применить в сложившейся ситуации, но… очень похоже.

Шесть игр оказалось позади почти молниеносно. К счастью для «Атланта» серьезных травм не было, а вот пережить поражение, особенно последнее, стало тяжелой задачей.

В раздевалку после финального свистка парни вылетели молниеносно.

Я со своего места даже не успела заметить как мимо всех пролетел Миша. Поймала глазами размазанный взгляд Рената - он тоже охренел от финальной шайбы в исполнении Леденцова, и не стала его дергать. Все разговоры между мной и командой случились на следующий день, а тренерский штаб получил от меня только письменное заключение.

Финальная игра (так уж выпало по жребию) будет проходить на стадионе «Звезды».

На финальной игре (и хотя это официально не афишировалось) будет присутствовать скаут, присматривающий восходящих звезд среди игроков, чтобы предложить им не просто приехать на сборы, но и настоящие контракты для игры в Москве.

От этой игры зависело очень многое.

Не только сама победа и кубок.

Словно она решала будущее целой плеяды людей. Мою, моего сына, моего с Ренатом будущего… и нашего ребенка.

«Атлант» должен победить - я верила в это всем сердцем, знала, что что Ильясов отлично подготовил и настроил команду. Почему эти настройки иногда сбоили тоже знала. Всем хотелось выделиться и все хотели забить свою шайбу. Максимально заряженные на это парни просто выплескивали гормоны, вели себя агрессивно не только на льду, но и в перерывах, пока шли по коридору, цепляли соперников и не всегда в рамках «фейр плей». Получали за это от тренеров.

От Ильясова им доставалось очень круто, все уяснили как делать не нужно, но…

Противостояние со «Звездой» стало принципиальнейшим моментов в жизни каждого.

С обеих сторон.

- Татьяна? Таня! Сто лет не виделись! - ко мне подбегает Вера, мама Вани Алексеева, одного из защитников «Звезды». Она семенила ко мне гордо выпятив свой огромный живот вперед. Четвертый. Это их четвертый ребенок с мужем, и выглядит женщина абсолютно счастливой. - Погоди, не убегай.