И судя по тому как парни ломанулись прочь - Ильясов не шутил.

Миша пошел следом.

В раздевалке было шумно, тесно, но весело.

Переодеваясь команда обменивалась новостями, шутками, заданиями по учебе. Громова больше никто не задевал. Ему показали свободную ячейку и словно забыли про то, что он вообще тут находился.

Конечно в пять минут никто не уложился, поэтому выйдя на лед, первое, что услышал Миша было:

- Ну что, деточки, отжимаемся все вместе или отдуваются только те, из-за кого схватили штрафака?

И снова Громов удивился. Без единого слова все парни приняли упор лежа, держа в обеих руках клюшку и начали отжиматься.

Он точно знал, что в «Звезде» было принято публично наказывать того, кто провинился и подвел команду. Глеб это объяснял личной ответственностью перед коллективом. А здесь… воплощение доктрины Дюма - все за одного?

После первого упражнения последовала стандартная раскатка, розыгрыш нескольких комбинаций и игра в звенья. Его поставили в пятерку с Тихоновым, затем против него и так снова и снова. К концу полутора часов Миша уже почти не чувствовал рук от усталости, когда Ильясов выкатил в центр коробки и громко крикнул.

- Все к бортам, кроме Громова. - Он дождался пока команда выполнит указание, оставив их один на один на льду. - Ну что, Миша, теперь взглянем на то, чего ты на самом деле стоишь. У тебя три попытки и пустая калитка. Ты нападаешь, я - защищаюсь. Задача очень простая - забрось шайбу.

Три тренировки по будням после школы и еще одна утром в выходной - таким был график.

Миша умирал, но кайфовал от почти невыносимых нагрузок еще больше. Ему было не тяжело - просто адски тяжело, но Громов умел принимать такие вызовы и гонял свой организм так, что каждая мышца тела горела. Он все еще не осознавал, как мог даже ненадолго подумать, чтобы лишить себя этого кайфа.

Когда лед не просто хрустит под ногами, а издает только им - хоккеистам, понятную и нужную какофонию звуков. Когда шайба летит ровно так как ты задумал, с тем ускорением и по той траектории, что ты в нее вложил.

День за днем на тренировках Ильясов переставлял его из связки в связку. Из звена в звено. По двое, по трое, тренируя буллиты и отрабатывая обыгрыши он закалялся.

Миша наконец-то почувствовал себя цельным. Полезным.

В тот вечер, когда он явился домой после первой тренировки и обо всем рассказал маме - с ужасом ожидал, что она станет его отговаривать. Но она оказалась на его стороне, более того, сказала, что тоже будет работать на «Атлант», как штатный психолог, на полставки.

Просто просила пока не говорить об этом бабушке.

- Она передаст твоему отцу, - коротко пояснила мама, - не хочу чтобы он влез в то, что мы начали строить с нуля. У него сейчас другие… приоритеты.

- Глеб мне не отец, - запротестовал он.

- Юридически, то есть по закону, отец. Он тебя официально усыновил, понимаешь? И не нужно злиться, и нельзя так просто отказаться от всех этих лет, Миша. Я понимаю, что его слова звучали ужасно и не оправдываю ни его поступок, ни его… - он видел, как мама пытается подобрать слово, - его предательство. Но с нашим разводом его юридический статус в отношении тебя не меняется, понимаешь?

- Понимаю, хотя все это дерьмо собачье.

- Не выражайся, - пожурила мама, - и может все-таки подстрижем твои кудри?

Он отрицательно покачал головой и не стал спорить про Громова, но у него было вполне четкое мнение на этот счет.

Мама не хотела обострять, он же не собирался поддерживать никаких контактов с тренером «Звезды». Даже когда тот писал и спрашивал как дела, когда звонил - Миша все игнорировал.

Три недели и две игры остались позади.

Каждая тренировка - не только проверка физической подготовки, но еще и построение новых задач и отработка схем. Команда была с ним по-прежнему неприветлива, но он и не собирался с ними строить теплые отношения. Не заискивал, не набивался в коллектив, не искал друзей.

Общение происходило на льду, в коробке. В основном молчаливое, но достаточно понятное.

Даже когда его ставили в связку с Тихоновым - все получалось. Не с первого раза, не с первой передачи, но между ними появилось чувство локтя и даже некая взаимосвязь. Кое-кому это точно было не по душе - Яковлеву Артему, который всегда сопровождал капитана в стартовой пятерке.

Не важно. На тренировках он делал все, что от него требовалось и даже больше.

Но игры оставались для Миши по-прежнему недоступной мечтой. Его словно дразнили, накатывали, натаскивали на то, чтобы он мог блеснуть и показать себя, а потом щелкали по носу. Оставляли на трибуне, за скамейкой команды.

Вот где была настоящая херня!

Следующая игра со «Звездами» на их территории. Формально - выездная, фактически - в другом конце города.

За два дня до нее Миша решил, что больше не хочет и не будет сидеть на трибунах. Он не может доставить такого удовольствия Глебу. Он должен видеть его лицо, когда выйдет на лед против него и размажет Леденцова о борт.

После изнурительной тренировки он уверенно двинулся в сторону кабинета Ильясова и так же уверенно постучался в дверь.

- Могу войти?

- Конечно, Миша-Тучка, входи. Что хотел? - Ренат слышал как его называют члены команды и подсмеивался над этим тупым прозвищем.

- Вы поставите меня в основной состав против «Звезд»? - никаких предисловий. Зачем размазывать и выпрашивать то, что, как Громов считал, он заслужил своей работой, упорством и успехами.

Вот теперь Ренат обратил на него все свое внимание. Синие глаза изучали парня так, словно смотрят на него впервые, но это просто обман и иллюзия. Ильясов успел изучить его «от и до». Они оба прекрасно это понимали.

- А ты готов?

- Я пахал как проклятый и у меня лучший прогресс сначала сезона, - Миша запнулся, - то есть сначала моих тренировок, по отношению к любому игроку в команде.

Ренат кивнул головой, но это вовсе не означало согласие.

- Так ты готов к игре?

Дерьмо.

Он ненавидел эти психологические игры, к которым нельзя быть готовым. К викторине из вопросов, на которые нет верного ответа. Любое твое слово можно рассмотреть, разложить, препарировать как угодно. А нужный ответ всегда… недосягаем.

Мама так и не научила его отвечать «правильно», чтобы удовлетворить отца, который тоже любил вот это все.

- Физически я в отличной форме. Психологически мне не будет тяжело. На том стадионе даже лед знает кто я такой, - фыркнул Миша, задрав нос.

Ильясов хмыкнул.

- А ты сам-то это знаешь, пацан? Кто ты? Для чего играешь? Ради чего выходишь на лед?

Миша сжал кулаки, понимая, что разговор пошел не по его плану. Не то, чтобы он у него был. Просто Громов знал, что он вправе попасть на эту игру, и Ренат не дурак, чтобы отобрать у него это.

- Так что?

- Информация будет завтра на стенде. Иди, отдыхай.

На следующий день его фамилия была в списке заявленных игроков.

Двадцать вторая из двадцати двух.

Таня.

Я знала, что рано или поздно мы с Глебом снова встретимся, но никак не предполагала, что это случится на игре.

Хоккей. Снова хоккей!

Я усмехнулась собственной глупости - конечно, хоккей! Что еще ожидать, когда твой бывший муж настолько увлеченно и горячо рассказывал про магию, которая творилась на льду, показывал сам и полностью поглотил этим увлечением сына.

Мне следовало радоваться тому, что Миша не забросил спорт и продолжил развиваться в другой команде. Не все шло гладко, не все получалось, но судя по тому каким взмыленным и уставшим сын приходил домой (а если сказать точнее - приползал), Мишу это вполне устраивало.

Ильясов не выделял его среди других ребят, не относился как-то особенно из-за фамилии и причастности к Громову, или того, что он раньше играл за «Звезд». Ренат удивительно легко мог отделить что-то важное и полезное из огромного потока информации.