- А вот Глеб совсем не в порядке, Танюш. Нам нужно поговорить.

Поговорить.

За этим словом всегда скрывается что-то неприятное. Как например новости о плохих анализах и возможном страшном диагнозе, или известие о том, что кто-то из твоих друзей ушел из жизни, или сообщение от мужа, что в связи с беременностью любовницы вам лучше развестись. Тихо. Без шума.

Так мы и поступили, так что им еще от меня надо?

Хочется сразу бросить «Меня его проблемы больше не касаются», но останавливаю себя из уважения к пенсионерке, главной целью жизни которой было видеть своего сына сытым и счастливым.

Может быть и я такой стану через десять-пятнадцать лет.

- Танюш, ты меня слышишь? - переспрашивает она, когда пауза с моей стороны затягивается.

- Слышу.

Стараюсь не вздыхать слишком громко.

Я может просто переоценила себя и вовсе не готова к этому разговору. Странно, но внутри меня противоречий почти столько же, сколько у девочки-подростка в период пубертатного созревания. Столько же, сколько у моих подопечных их хоккейной команды.

- Понимаешь, он пропадает. Совсем. И я не говорю, что Глеб приходит с работы почти за полночь, - Ирина Сергеевна останавливается лишь на мгновение, чтобы набрать воздуха. - Меня в ту квартиру больше даже на порог не пускают. Они сменили замки.

«Давно пора», - злорадствую про себя. Низкое чувство, но как-будто бальзам на душу. Даю себе мысленно подзатыльник.

- Так бывает, когда в доме появляется новая хозяйка. Но я все еще не понимаю, что вы от меня хотите?

- Поговори с Глебом.

- О чем?

На мгновение она замолкает, подбирая слова, которые не заставят меня бросить трубку, рассмеявшись или выругавшись.

- О нем, о команде, о работе. О том, что вам вместе удавалось созидать. Ему нужен твой совет и твой взгляд, даже если он сам никогда в этом не признается, понимаешь?

Ирина Сергеевна бредила.

Громову не нужен ничей взгляд. Особенно мой и особенно в такой ситуации.

- Ирина Сергеева, при всем уважении, Глеб и я расстались. И к тому же у него есть руки и голова, чтобы самому позвонить мне.

- Танюш, мой мальчик такой гордый и такой принципиальный. Ты знаешь, что он никогда не станет жаловаться…

- Правда? - усмехнулась я.

Свекровь, пусть и бывшая сразу поняла о чем я, но не сдавалась.

- Послушай же меня, он - пропадает. И страдает.

Я закрыла глаза и схватилась за голову. У этой женщины либо слишком плохая память, либо очень крепкое похмелье. Стоило проверить винную карту матери, прежде чем вчера уйти из дома.

- Мне кажется, что наш с вами разговор зашел в тупик. Глеб отлично справляется, у него есть все, о чем он мечтал или он скоро это получит. Катя родит ему сына, он воспитает своего чемпиона и наконец-то закроет этот никому не нужный, кроме него самого, гештальт. Понимаете, Ирина Сергеевна, каждый сам выбирает себе путь. Громов выбрал идти дальше без меня.

- Как ты можешь называть своего мужа по фамилии? Он ведь вырастил Мишу, а вы его предали и теперь ты работаешь, а наш Мишка играет за другую команду! Это так ранит моего…

- Ну хватит! Вас ранит очень многое Ирина Сергеевна. И когда я была вашей невесткой вы расстраивались из-за того, что я слишком поздно начинала готовить ужин, или умирая от усталости варила пельмени, а не потчевала мужчин мясом в горшочках.

От моей отповеди свекровь стала дышать громко и часто. Я очень живо и ясно представляла как ее рот открывается и закрывается, словно у выброшенной на берег рыбки, в попытке получить чуть больше необходимой для жизни воды.

И еще я могла продолжать говорить обо всем, что сделал и не сделал ее драгоценный сын для Миши.

Дал фамилию, воспитал, дал образование и помог с первыми шагами в спорте. Научил кататься на велосипеде, брал Мишу на его первую в жизни рыбалку, и кажется тайком от меня угощал пенным. Мига его обожал и боготворил.

И как жаль, что Громов самый горький жизненный урок преподал ему через боль - мужчина должен держать свое слово, или… как бы горько это не звучало… скрывать свои интрижки чуть лучше, чем «никак».

- Таня, ты лишаешь вас последнего шанса на воссоединение.

- Я как-нибудь это переживу, Ирина Сергеевна. До свидания, - кидаю последнюю фразу и сбрасываю вызов.

Тяжело дышу, как после забега на несколько километров и руки безвольно падают на колени.

Как долго Громов и все, что с ним связано еще будет преследовать меня?

Глеб.

В раздевалке стало тихо.

Не как после игры, или шумного обсуждения прошедшей тренировки взмыленных парней. Не так, как после хорошей отповеди тренера, когда он был недоволен результатами матча или наоборот сдержанно, но хлестко хвалил своих ребят.

Было тихо словно… никого и не было.

А ведь они только что все вышли, сдержанно поздравив Громова с женитьбой и вручив конверт - скромный подарок, который они собрали тренеру в такой важный день. Жени на тренировке не было. На росписи, кстати, тоже.

Глеб оскалился и глянул на себя в ростовое зеркало, с остервенением ослабляя галстук, затянувшийся на шее словно удавка.

Леденцов пропустил тренировку, потому что слег с гриппом, врач команды посоветовал не нагружать парня.

- Ну, поздравляю тебя, Глеб Викторович. Счастья, здоровья, деток побольше, - невесело проговорил он, смотря на свое отражение.

Постарел, бл*ть, осунулся.

Два последних месяца дались так тяжело, что казалось и конца и края им не настанет.

Игру команды пришлось перестраивать заново - потому что каждая победа давалась невероятным усилием над собой. Проблема, которую он пытался игнорировать и не замечать назрела словно чирий, а ее источником оказался никто иной как Женя.

Глеб сморщился.

Он никак не мог найти общий язык с сыном Кати после того, как Леденцовы переехали к нему.

Нет, этого пацана он усыновлять не собирался, более того никто об этом не вел и речи, но их отношения как игрока и тренера испортились практически сразу как стало известно о том, что у него и его мамы будет ребенок.

Катя защищала сына, Громов злился, его мать постоянно лезла со своими советами то к нему самому, то к будущей невестке, что у последней вызывало еще больше раздражения и претензий.

- А вот с Таней все было по-другому, - в конце концов бросила мама пару дней назад.

Громов и сам это знал, но Таня ушла. Точнее это он сам ее спровадил. Её и сына.

Он обещал себе, что выкинет из головы всю эту глупость. У него вот-вот появится его ребенок, его сын, долгожданный и такой желанный. Нельзя было в жизни получить все и сразу, и он бы не посмел бросить своего родного ребенка безотцовщиной. А Миша уже взрослый, все итак поймет. Через пару лет, когда тому исполнится восемнадцать они вместе будут вспоминать эту «происшествие» без глупого налета трагизма, в котором ситуация плавает прямо сейчас.

В ЗАГСе Катя выглядела хорошо. Идеальный брючный костюм, молочного оттенка, шпильки, широкий пиджак, который скрывает едва заметный животик и почти никого из приглашенных ими немногочисленных гостей.

- Почему твоя мама не пришла? И почему нет никого из клуба?

- Ребята на занятиях, а мама…

- Она меня ненавидит, - шипела Леденцова и ее красивые губы изогнулись в уродивый оскал.

Он механически повторял нужный текст в нужных местах. Сказал «Согласен» ровно тогда, когда нужно. Надел новоиспеченной жене кольцо, о котором она так мечтала - Cartier. И Катя наконец-то улыбнулась, как будто даже по-настоящему.

Телефон в руке Глеба оживает, но смотрит он на него словно на ядовитую лягушку. На экране высвечивается номер Шефера, отца их основного защитника. Илларион Маркович владелец небольшого мебельного производства и огромных надежд на светлое будущее своего сына в большом хоккее.

- Слушаю.

- Глеб Викторович, Слава сказал, что у вас случилось знаменательное событие. Можно вас поздравить?