- Поздравляю вас и молодую супругу. Вы так быстро приняли решение жениться вновь после расставания с Татьяной Григорьевной, - тут же замечает он, не то с восклицанием, не то с вопросом. Глебу стало противно, что его личную жизнь теперь обсуждают в доме каждого члена команды.

- Спасибо, - поблагодарил он сдержанно.

- Да не за что, не за что. Мы ожидаем, что в этом году, как и в прошлом команда не только выйдет в плей-офф, но и выиграет турнир. Я знаю, что скауты клубов начинают присматриваться к молодым и перспективным, и в первую очередь они смотрят на лучшие команды, вы же понимаете?

- Знаю не хуже вашего.

- Я хочу, чтобы Слава играл в первом, самое крайнее во втором звене. Ему нужен хороший старт и лучше всего это делать на виду у всех. Кстати, - не унимался Шефер-старший, - вы не нашли на замену бывшей жены психолога в команду? Кажется, что нет. Может быть вам помощь нужна. Слышал, что у ребят есть проблемы, которые остаются без внимания. Возраст, взрывной характер, гормоны и… сами понимаете…

Громов скрипнул зубами и сжал кулаки. Точно так же ему пришлось сжать тисками свое эго и гордость, чтобы не послать этого ушлепка куда подальше.

Его сын отличный защитник, но папашу Глеб считал просто куском говна, от которого, к сожалению, в команду поступали слишком хорошие деньги.

- Мы займемся этим вопросом в ближайшее время.

- Правильно, займитесь. Ну, всех благ, - он прощается, Глеб - нет.

Наконец, когда разговор был окончен и можно было выдохнуть, смартфон зазвонил снова. Подавив стон Громов взглянул на экран. Мама.

Черт.

- Привет, - все же он нашел в себе силы быть с ней вежливым.

- Глеб, сынок, приезжай срочно. Катя в больнице, потеряла сознание дома, на скорой увезли во вторую городскую.

По спине пробежал знакомый ледяной холод. Глеб сорвался с места. Это не могло случиться снова.

Стены в больнице тошнотворного цвета. Не то оранжевые, не то поносные.

Громов не любил больницы, как и практически любой спортсмен ассоциируя их с травмами и диагнозами, которые могут навсегда загубить карьеру. Рано или поздно почти каждый хоккеист ломается. Физически, а затем и морально.

Тяжело, когда кость раздроблена и собрана заново, двигаться словно ничего не случилось.

Не доверяешь ни себе, ни команде, ни льду, который под ногами. Даже клюшке в руках не доверяешь, потому что все это - боль. Но отказаться от хоккея невозможно и заменить чем-то еще - тоже. Находишь утешение тренируя ребят, снова наращиваешь броню, амбиции. Потом складывается что-то вроде команды и группа заинтересованных родителей начинает вкладывать в это средства.

Так появляется «Звезда». Не хоккей в чистом виде, но что-то, что хочется развивать, во главе чего хочется быть всегда.

И сделать частью команды свою семью, своих детей.

Глеб влетает в приемный покой, но там пустота. Тишина. Она пугает.

Громов уже был здесь, когда забирал Таню после всех… больничных. Она всегда молча шла к нему навстречу по коридору. Сама. Не терпела помощи, не просила. Он забирал из рук сумку с больничными вещами, те, что всегда были наготове для такого случая и отвозил ее домой. Там она плаказал. Долго. Тихо. Думая, что он не слышит и не замечает. Но Глеб все слышал, пропускал через себя и не трогал бывшую жену до тех пор, пока она не приходила в себя. Ему казалось, что так лучше.

Сейчас он сам спешил вглубь больницы,но понятия не имел куда именно повернуть, чтобы найти нужное отделение. Этаж? Корпус? Коридор?

- Бахилы, мужчина! - прикрикивает на него невысокая полная бабуля, протягивая обязательный больничный атрибут. - Я только намыла! Господи, что за люди! Только грязь разводит ьмогут…

Она причитала и двинулась дальше, а Громову пришлось присесть на скамью, чтобы подчиниться и натянуть синий тонкий рвущийся полиэтилен на ботинки.

Как раз в этот момент из-за угла вышла мама.

- Глеб! Наконец-то! - осуждающе.

За что? Ничего он плохого не сделал.

- Где Катя? С ней все в порядке?

- Да, в порядке. Она просто переутомилась, - заверила его мама, присаживаясь рядом.

Женщина тяжело вздохнула и положила голову сыну на плечо. Громов не ожидал. Его общение с мамой было сведено к минимуму с семнадцати лет, с тех пор как его с выпускной скамьи школы, сразу после сдачи экзаменов увезли в Швецию. Один из местных клубов предложил начать карьеру у них.

И у Громова все получилось! Не сразу, но он нарабатывал свою игру, находил свой стиль и уже к середине сезона прочно закрепился во втором звене молодежного состава. Через год его перевели во взрослый, еще через год ему предложили играть в Канаде. Мечта! Все его мечты сбывались одна за другой. Маме он только отправлял деньги - она была довольна суммами и, кажется, искренне рада за сына.

А потом Глеб вернулся - истерзанный, покалеченный и сломленный.

Им было не о чем говорить. Мама не знала слов, которые бы вылечили его раненую душу и гордость, не могла (хотя очень старалась) придумать занятие для сына, единственным стремлением которого был лед.

Таня и Миша стали мостиком в их отношениях.

Но мост рухнул, а новый возвести не удавалось.

- Злиться, что я ушел после росписи на тренировку? Поэтому ей стало плохо?

- Не знаю. Врач ее осмотрел, сказал, что это переутомление и нервы, - мама говорила ровно и спокойно. Она, конечно, понимала как для сына важен этот ребенок.

Громов же понимал, что Катя никогда для его мамы не заменит Таню. А для него?

На этот вопрос он ответить не мог, или отчаянно боялся ответа.

- Я зайду к ней, хорошо? Ты подожди, отвезу тебя домой потом.

Мама кивнула.

- Палата восемь. Она платная.

Громов встал и пожал плечами. Ничего страшного - главное, чтобы его жене и ребенку было хорошо. Страх, который не отпускал его все время, пока он мчался к больнице стал потихоньку отступать.

В палате цвет стен был зеленым. Не таким страшным и отталкивающим. Его жена сидела на кровати и листала ленту в смартфоне. Выглядела скучающей, уставшей и недовольной.

- Привет.

- Пришел, - недовольно. Остро и укоризненно. - Тренировка закончилась?

- Катя, ты не справедлива. Я не знал, что…

- Что в день свадьбы желательно провести время с женой? - режет. Справедливо, черт возьми, но почему-то Громов вины не чувствовал от слова совсем.

Оправдываться он не собирался, выгораживать себя тоже. Работа есть работа. От ее результата зависит их уровень жизни, его доход и, в конце концов то, сможет ли он заплатить за эту палату, купить ей в случае необходимости лекарства, витамины, все необходимое. Ребенку будут нужны коляска и кроватка, а зная Катю она уже планирует ремонт в детской. Все это стоит денег. Все в жизни стоит денег.

- Я здесь.

- Ну, конечно, - все еще обижается и снова залипает в смартфон.

Глеб обходит ее кушетку, садиться на краешек кровати.

Катя у него красивая. Несмотря на то, что без косметики и с морщинкой между бровями от злости. Хмурится, но с таким кукольным личиком это выглядит не слишком грозно. Ей тридцать два, но он лично пару раз слышал как кассиры спрашивали паспорт, а она задорно качала головой и показывала на парня рядом - на Женю - мол, вот мой сын.

- Как ты? - спрашивает Громов серьезно. - Что говорят врачи?

Леденцова вздыхает.

На ее карте, которая лежит рядом все еще написана эта фамилия, а не та, за которую Катя расписалась в ЗАГСе.

- Все не так страшно. У меня закружилась голова и перед глазами потемнело. Хорошо, что Ирина Сергеевна к нам зашла. Жени не было, так и бы и лежала сейчас наверно посреди квартиры, - быстро проговаривает его жена. - Одна. - Добавляет словно каплю яда. - Врачи просят для перестраховки полежать неделю на сохранении.

- Значит нужно остаться, - соглашается Громов.

Его руки тянутся к записям на тумбочке. Он берет карту. Не из праздного любопытства, не ради приличий, Глебу действительно важно знать, что происходит с его женой и его ребенком.