Городская промышленность развивалась не столь быстро ввиду медленной оборачиваемости капиталов в огромной стране, еще лишенной развитой железнодорожной сети. Поэтому значительная часть трудовых мигрантов, лишенных каких-либо квалификаций, не могли найти работу с достаточным уровнем оплаты, брались за низкооплачиваемый неквалифицированный труд или довольствовались случайными заработками. Но, в то же время, появляется тогда и рабочая аристократия, квалифицированные кадры с заработками, не меньшими чем у представителей низшей бюрократии…

Плотники зарабатывали до 100 руб. в год, маляры до 150 руб., металлисты еще больше. Разбогатевшие в столице ярославцы, если возвращались на малую родину, то строили обширные хоромы, в пять, семь окон, с мезонинами и галереями.

Количество отходников в Костромской губернии было так велико, что во многих местностях все полевые работы выполнялись исключительно женщинами.

Прибывали в Петербург и татары из Казанской, Симбирской, Пензенской, Нижегородской губерний, которые занимались разносной торговлей и торговлей лошадьми; обращались к ним почему-то: «князь».

Финны, которых прибывало в столицу чрезвычайно много, ежедневно заполняя рынки, продавали молочные продукты, рыбу, ивовые прутья и ивовую кору. Как и столетием позже финляндское благополучие держалось на торговле с Россией. Часто в финские семьи передавали детей из Воспитательного дома – для воспитания за казенные деньги. Занимались финны и колкой льда для тогдашних холодильников – ледников, сохраняющих продукты.

Ехали в Питер также разорившиеся мелкопоместные землевладельцы, чье положение ухудшилось после реформы 1861 г.

Быстрое пополнение городского населения несло с собой и бурный рост торговых площадок.

Весь Невский проспект по линии первых этажей представлял собой сплошной магазин. В Гостином дворе было 300 торговых залов, некоторые из которых принадлежали непосредственной производителям, например, Нарвской и Невской ниточной мануфактурам, фабрикам Торнтона и Саввы Морозова. На втором месте по обороту стоял Пассаж с 60 торговыми залами. Принадлежал он сперва обуржуазившемуся аристократическому семейству Стенбок-Ферморов, а в конце XIX в. был выкуплен княжной Барятинской и стал приданым ее дочерей. Так что вскоре Пассаж принадлежал уже князьям Барятинским и Щербаковым, почетным гражданам Мальцевым и графам Апраксиным. В 1900-х Пассаж достроили по проекту Н. Козлова, он получил третий этаж, колонны на входе, был реконструирован театральный зал.

Для того, чтобы представить масштабы снабжения огромной имперской столицы, расположенной в нечерноземном северо-западном углу России, то достаточно обрисовать, как осуществлялось снабжением Петербурга мясом. Рефрижераторных вагонов тогда не было и мясо прибывало по железной дороге или «гоном» в живом виде. В 1885, к примеру, в Петербург было доставлено для забоя около 150 тыс. голов взрослого крупного рогатого скота с юга России и 27 тыс. из Прибалтики и центрального региона, плюс 100 тыс. телят, 44 тыс. свиней и поросят, 14 тыс. баранов. Далее мясо шло на розничную продажу в 1020 мясные лавки Петербурга. Притом душевое потребление мяса петербуржцами значительно превышало таковое у парижан и берлинцев и лишь немного уступало Лондону.

Видимо столь активное употребление белковой пищи было причиной высокой деловой активности горожан, само собой не всегда приводящее к положительным результатам, но весьма приметное. «Петербургский житель вечно болен лихорадкою деятельности; часто он в сущности делает ничего, в отличие от москвича, который ничего не делает, но "ничего" петербургского жителя для него самого всегда есть "нечто": по крайней мере он всегда знает, из чего хлопочет».[194]

Интересно, что Петербург стал по-настоящему морским портом и в него смогли заходить океанические суда лишь в конце XIX в. До этого большие суда разгружались на малые на рейде Кронштадта или в Кронштадтской гавани, а те уже заходили в устье Невы. В 1878 году началось строительство глубоководного морского канала от Кронштадта в устье Невы, к Гутуевскому острову, грандиозное по размерам (как и строительство дамбы 120 лет спустя). Оно закончилось в мае 1885, обошлось в 10 млн. тогдашних рублей, притом было вынуто 900 млн. пуд земли. В Петербурге грузы теперь выгружались или на набережных Большой Невы – у 9-ой линии Васильевского о-ва, на Калашниковской набережной (с 1952 Синопской), куда приходили и суда с зерном по внутренним водным путям. Или же в Гутуевском порту, где шла перевалка в вагоны Путиловской железнодорожной ветви, соединяющейся с Николаевской (позднее Октябрьской) дорогой.

В 1886 г. из-за границы прибыло в Петербург 1811 судов, из которых русскими было лишь 132. Собственно, превратить Россию в морскую державу – в чем заключалась мечта Петра Великого – так и не удалось. Владельцы морских просторов и морских коммуникаций, получающие от этого огромные прибыли – британцы – всеми средствами, включая военные, уничтожали конкурентов. Географические особенности также не способствовали развитию русского торгового флота, незамерзающих портов у нас практически не было. Не было русских баз ВМФ на океанических коммуникациях, способных защитить торговый флот. Отсутствовала и государственная воля – создать, например, при помощи протекционистских мер вроде британского Навигационного акта, наиболее благоприятные условия для развития собственного флота. Крупный торговый флот у нас появится только в позднесоветское время, когда ВМФ, выстроенный адмиралом Горшковым, будет ходить по всем океанам…

В 1884 г. в Петербург морем было доставлено грузов на 63,4 млн. руб., в том числе вин на 6 млн. руб., в т.ч. 217 тыс. бутылок шампанского. Также 6 млн. штук апельсинов и лимонов и 500 тыс. фунтов винограда. Выгрузкой и погрузкой в порту занимались артели, а не наемные рабочие, что означало более высокие заработки.

Классицизм в городской архитектуре уже вышел из моды, многие здания сооружались в подражании стилям далекого прошлого – византийскому, венецианскому, ренессансу, русскому. Так здание банка М. Вавельберга на Невском, 9 было построено М. Перетятковичем по образцу дворца дожей в Венеции и облицовано серым сердобольским гранитом. Большой критике подверглось здание американской компании «Зингер», производителя швейных машинок, с декоративно-рекламной башней. Критиковали и дом Торгового товарищества братьев Елисеевых на углу Невского и Малой Садовой с огромными зеркальными витринами и нагромождением скульптур на фасаде, олицетворявшими Промышленность, Торговлю, Искусство и Науку. Но со временем эти здания сделались визитными карточками Невского. Храм Воскресения Христова на крови, девятиглавый храм на месте убийства императора Александра II террористами-народовольцами, был построен в 1883 – 1907 гг. в традициях русской архитектуры по проекту А. Парланда и архимандрита Игнатия (Малышева). Надо отметить и Храм Феодоровской иконы Божией Матери, что построен в неорусском стиле по проекту С. Кричинского, где сочетались мотивы древнерусской архитектуры с модерном, с многократно повторяющейся ассиметрией. (Увы, большинство памятников архитектуры в неорусском стиле было уничтожено в послереволюционные годы – не нравился он интернационалистам.)

Аналогом архитектурных поисков рубежа XIX и XX веков для сферы живописи и декоративного искусства можно считать «Мир Искусства» – объединение преимущественно петербургских художников (А. Бенуа, Е. Лансере, М. Нестеров, М. Врубель и др.), некоторые из которых углублялись в русское культурное наследие, включая религиозный и фольклорный пласты. Мирискуссники выступали против господства утилитарности в живописи, в том числе подчинения ее политическим задачам, чем, например, занимались многие художники-передвижники и И. Репин. Обширные задачи по созданию преемственности от древнерусского творчества ставило «Общество возрождения художественной Руси», членами которого были В. Васнецов, М. Нестеров, И. Билибин, Н. Рерих, но его деятельность была остановлена революционным 1917 годом…