На Васильевском острове, где прочно обосновался порт, на Стрелке, появилось здание Биржи, строившееся в 1804 – 1810 гг. по проекту Тома де Томона.
По проекту А. Воронихина, победившего в конкурсе именитых соперников вроде Ч. Камерона и Тома де Томона, в августе 1801 началось возведение Казанского собора, отчего разобрали церковь Рождества Богородицы, загораживающую его с Невского проспекта. Высота его вместе с куполом достигает 70 м. В порталах у входов были размещены в нишах статуи князей Владимира Святого, Александра Невского, Иоанна Крестителя, Андрея Первозванного. При устройстве купола, внутренний диаметр которого превышает 17 м, впервые в мире были употреблены металлические конструкции из кованого железа. Иностранцы, наблюдавшие за грандиозным строительством, писали о русских мастерах, строивших собор: «Глазомер этих людей чрезвычайно точен… Способность даже простых русских в технике изящных искусств поразительна».[84] Собственно, уже через несколько десятилетий после заимствования западных градостроительных технологий, русские показали, что спокойно превзошли все западные образцы. Точно также случилось и по всем остальным отраслям творчества. Во время Отечественной войны 1812 г. и после ее окончания в Казанском соборе стали размещать знамена поверженной Grande Armée. Что было весьма символично – западных «учителей» не только превзошли, но и наказали за их преступления против России, русской цивилизации. Иконостас собора был отлит из серебра, награбленного европейскими солдатами в 1812 в России и отбитого казаками.
Большое значение для формирования «строгого стройного» вида города сыграли архитектурные ансамбли К. Росси.
В 1819-1829 по его проекту построено здание Генерального штаба с двойной аркой, перекинутой через Большую Морскую улицу.
В 1819-1825 по его же проекту был построен Михайловский дворец – с 1895 Государственный Русский музей.
Рядом со старым зданием Публичной библиотеки, построенным в 1796-1801 Е. Соколовым на углу Садовой, Росси построил в 1823-1832 новый корпус, выходящий на площадь, именовавшей сперва Александринской. С 1810 (еще до официального ее открытия в 1814) в петербургскую публичную библиотеку стали обязательным образом поступать экземпляры всех печатаемых в России книг, а с 1815 и брошюр, газет, эстампов. Так что книжному собранию требовалось постоянное расширение. Вдоль него была устроена лоджия со статуями ученых, ораторов, философов и писателей античности. Наряду с действительно творческими людьми там оказались демагоги вроде Демосфена и Цицерона...
7 (19) ноября 1824 состоялось самое масштабное наводнение в истории города, когда вода поднялась на 4,2 м выше ординара, затопленной оказалась большая часть города, погибло до 600 чел. – тела большинства из них были унесены в залив, полностью или частично оказались разрушены более 3 тыс. домов. А уже на следующий день ударил мороз. В это время вообще в России увеличивается количество погодных аномалий, связанных с окончанием Малого ледникового периода. Катастрофическое наводнение стало и символическим предзнаменованием и общественных потрясений, которые произойдут через год в столице империи…
Эмансипация дворянства от обязанностей перед государством на рубеже XVIII и XIX вв. облеклась в пышные идеологические одежды, позаимствованные на Западе — вольтерьянство, масонство, либерализм.
«Иностранцы были умнее русских: и так от них надлежало заимствовать…», — незатейливо написал писатель-сентименталист Карамзин, назначенный верховным историком Российской империи. Под иностранцами он ввиду, конечно, не китайцев и индусов с их древней культурой, а европейцев, раздирающих весь остальной мир на колонии и рынки сбыта.
Российское дворянство все более осознанно играло роль маленького запада, вестернизированной привилегированной корпорации в огромной «азиатской» стране.
Подлинным олицетворением этого класса, «первым среди равных» стал император Александр I. После убийства государя Павла заговорщики сказали «идите царствовать» великому князю, воспитанному масоном и республиканцем Лагарпом. (Закончив воспитание «русского самодержца», сей учитель станет членом Директории Гельветской Республики.) Новый император считался современниками un peu ideologue (слегка идеологичным), на самом деле он полностью пребывал в мире прекрасных политических идей.[85]
Масонская ложа тесно свела Александра Павловича с польским князем Адамом Чарторыйским, ревностным националистом, мечтающем о великой Польше, которая должна цивилизовать всю восточную Европу – в будущем он вождь польского восстания 1830–31 гг. Чарторыйский стал одним из ближайших сотрудников царя, министром иностранных дел (видимо, предшественником Шеварднадзе), членом неофициального, но могущественного олигархического кружка, именуемого негласным комитетом. Помимо польского националиста туда входил граф П. Строганов, бывший участник якобинского клуба «Друзей Закона» и участник заговора против Павла I, графы Кочубей и Новосильцев — все масоны, западники и богатейшие крепостники.
Не будем, однако упрощать образ Александра — некоторые меры, предпринятые в первые годы его власти, могли принести общественную пользу.
Знаменитый указ от 25 февраля 1803 г. «Об отпуске помещиком своих крестьян по заключению условий на обоюдном согласии основанных» позволял крепостным крестьянам получать личную свободу вместе с землей. Увы, благое начинание на практике дало очень мало. Словесно выступавшие против крепостного права аристократы, включая упомянутого графа Строганова, не освободили ни одного крестьянина. За немногими исключениями (вроде графа Румянцева) представители образованного класса не пожелали расстаться со своими кормильцами. В первый год действия указа было освобождено 50 тыс. крестьян, а всего — 106 тыс.
Зато с полным успехом, уже через месяц после убийства отца, Александр I восстановил опорный документ дворяновластия — Жалованную грамоту дворянства.
Возрождение политической активности дворянства выразилось в появлении массы новых масонских лож с красивыми и странными названиями. «Соединенные друзья», «К мертвой голове», «Народ божий», «Александра Благотворительность к коронованному Великану», «Елизаветы к добродетели», «Петра к правде». «Соединенные ложи» относились к шведской масонской системе и возглавлялись шведом И. Вебером. Открылась ложа французского масонства «Палестина», ложа ордена немецких иллюминатов «Полярная звезда». Размножались и ложи английского направления. Все эти НПО так или иначе отражали интересы стоящих за ними стран.
Очевидно, неслучайным образом отечественная промышленность в царствование либерального Александра сильно сдулась под натиском английских товаров, которым был дан почти беспошлинный доступ на российский внутренний рынок. Кстати, и русское судостроение на Неве было практически уничтожено, и весь вывоз грузов из Петербурга попал в руки иностранцев. В плачевном состоянии находился и военно-морской флот.
Концепция военных поселений, принадлежавшая самому Александру I, усилиями историков-либералов была бесчестно приписана графу Аракчееву. Идею император позаимствовал из утопического сочинения масона Щербатова «Путешествие в землю Офирскую» — солдаты сей счастливой страны были только из определенных селений, причем жизнь оных организовывалась по самим строгим правилам. Некоторая аналогия у александровских военных поселений была со шведской системой поселенных войск (indelta). Там каждому солдату поселенных войск отводились дом и участок земли, а окрестные крестьяне обязывались отчасти содержать военных поселенцев, отчасти помогать им в полевых работах. В экс-шведской Финляндии, после ее присоединения к России, поселенная система была отменена, дабы предоставить изнемогшим финнам «отдых и возможность финансовых сбережений».
Потом настал страшный 1812 год со сценами, типичными для всех вражеских нашествий на нашу страну.
