К осушительным работам 1733–1734 гг. добавились и работы по устранению того, что натворили серьезные пожары 1736 и 1737, когда полностью выгорели все строения по Мойке до места позднейшего здания Почтамта, и по Дворцовой набережной от Мраморного дворца до Мошкова переулка, а также по Миллионной улице. В одной советской книжке давалось следующее объяснения этим пожарам – мол, такая форма народного протеста, некие народные мстители подожгли город в знак протеста против Бироновщины. Ну, и сгорели вместе со всем своим барахлом.
Как бы то ни было, в 1737 «Комиссия о Санктпетербургском строении» разработала новый градостроительный план. По сути, Петербург становится первым большим городом, застраиваемым по плану – согласно петровским воззрениям о регулярном государстве, где всё должно иметь свое правильное место, время и нести полезность. И. Зихгейм провел топографическую съемку, явившуюся основой для проектных работ Комиссии. Архитектурно-планировочную часть составил одаренный и патриотичный Пётр Еропкин, до того строивший в Преображенском, Лефортово, Стрельне и Петергофе. Собственно, он и определил облик города. Но борьба против иностранного засилья, Бироновщины, привела его на плаху в 1740 г. Комиссия отказалась от идеи создать городской центр на Васильевском о-ве, ввиду его тогдашней транспортной изолированности от остального города, и главное внимание уделила сложившемуся городскому ядру на Адмиралтейском о-ве, где собственно и находился район «погорелых мест».
Комиссия потребовала сноса деревянных слобод в районе Адмиралтейства, да и по всему Петербургу. Напомним, что «слобода» – старая форма расселения служилых и ремесленных людей, как правило, не облагавшихся государственными налогами. В строительном отношении это выглядело хаотично, в пожарном – крайне небезопасно. В новом городе, создаваемом по плану, им уже не было места.
Указ от сентября 1736 предписывал, «как для пространства и красоты города, так и для пользы обывателей, на том погорелом месте как улицы и переулки сделать против прежнего шире, так и обывательские дворы пространством прибавить». И надлежало улицам и переулкам быть не как прежде, вкривь и вкось, а прямыми и взаимно перпендикулярными. Кстати, в апреле 1738 главная улица города получила свое наименование – Невская проспектива, по имени Александро-Невского монастыря, который тогда именовали просто Невским. Так что название проспекту дала не река Нева, как думают некоторые, а святой благоверный князь.
Застройка Невской перспективы была спроектирована Комиссией детальным образом, вплоть до того, где должны были располагаться места общественного питания, иначе говоря, трактиры. Участок Мытного двора предназначался под строительство Гостиного двора. Район между Мойкой и Фонтанкой отдавался под партикулярное, то есть частное строение, причем домам рекомендовалось иметь каменные ворота и железные ограды между дворами.
Отводились места и под религиозные учреждения разных конфессий – лютеранскую немецкую, голландскую реформаторскую и католическую, иноверческие церкви должны были привлечь в город на жительство искателей счастья из Европы.
Однако шло постоянное строительство – а продолжалось оно в течение полувека – и в Александро-Невском монастыре. В 1724 там была открыта каменная Благовещенская церковь, воздвигнутая по проекту Трезини – в нее перенесли мощи князя Александра Невского из Владимира (в 1790 перенесены в Троицкий собор Лавры).
Отводились места и под фабрику Алексея Милютина, изготавливающую «шелковые и шерстяные шпалеры разноцветныя, а при том штофы и парчи». И даже «ягд гартен для гоньбы и стреляния оленей, кабанов и зайцев» должны был учрежден на четной стороне Невской перспективы между Глухим протоком и последующей Садовой. Были учтены вкусы императрицы Анны Иоанновны.
Парадная застройка кончалась на реке Фонтанке. Далее надлежало строиться чистенько, но скромно. На левой стороны Невского, от Литейной улицы до Лиговского канала, отводились места для постройки домов «партикулярной верфи служителям».
Комиссия наметила магистрали, примыкающие к проспекту – улицы Большая Морская и Малая Морская, Казанская, Садовая, Большая Конюшенная, Малая Конюшенная. (В советское время первая из них носила имя человека, который желал уничтожения российского государства, а последние две – имена террористов-народников. Кстати, те из них, которые дотянули до 1917 г., оказались против советской власти, как Е. Брешко-Брешковская, а некоторые напрямую служили иностранными интервентам, как, например, Н. Чайковский.) А вот Владимирская улица уже существовала с 1733. Первым же делом были укреплены сваями берега рек Фонтанки и Мойки, пересекающих проспект.
Наряду с имеющейся Невской и Вознесенской перспективами Комиссия наметила Среднюю Перспективу – Гороховую – проложенную в то время только от гласиса Адмиралтейства до Мойки. Так образовался сходящийся к адмиралтейской башне «питерский трезубец» – три широкие улицы-луча, костяк застройки центральной части города.
Старая деревянная адмиралтейская башня в 1738 была заменена каменной, по проекту И. Коробова, высотой 72 м, с золоченым шпилем и корабликом. Такая адмиралтейская игла и попала впоследствии на большинство рекламных открыток.
В 1740–1750 гг. градостроительство Петербурга в полной мере отразило рост производительных сил страны. Направление, заданное Петром, приносило замечательные плоды.
В это время в архитектурном стиле города господствует русское барокко, в связи с которым сразу вспоминается В. Растрелли. В том месте, где дщерь Петрова Елизавета начала гвардейский переворот, сместивший Анну Леопольдовну, в штабе Преображенского полка у Аничковского моста, – был воздвигнут Аничковский дворец. Возводили его М. Земцов, Г.Дмитриев и В. Растрелли в 1741 – 1750, и было подарено сие величавое строение малороссу, происходящему из старшины войска запорожского, графу А. Разумовскому. Во двор его, точнее, в бассейн, расположенный во дворе, можно было заплыть по каналу из Фонтанки. Вдоль Невского проспекта, от набережной Фонтанки до Садовой улицы протянулся дворцовый парк с фонтанами и оранжереями. Сам дворец неоднократно переходил из рук в руки и много раз перестраивался.
Указ от мая 1745 предписывал всем, кто взял земельные участки на Невском, немедля приступить к сооружению чего-либо красивого и каменного. И знатные особы, так сказать, засучив рукава, взялись за дело.
На углу Невской перспективы и Малой Садовой в 1753 – 1755 по проекту С. Чевакинского был воздвигнут дворец графа Ивана Шувалова, покровителя российских наук и искусств, чей род возвысился делами при Петре. В этом дворце, выходящем фасадом на Итальянскую улицу, приняв горячительного, вели жаркие споры М. Ломоносов и А. Сумароков. «От споров и криков о языке, - свидетельствовал Шувалов, – они доходили до преимуществ с одной стороны лирического и эпического, с другой стороны – драматического рода… В спорах же, чем более Сумароков злился, тем более Ломоносов язвил его; и если оба не совсем были трезвы, то оканчивали ссору запальчивой бранью». Но ведь не били же друг дружку, рождая истину, и это уже хорошо.
Кстати, Шувалов помог Ломоносову основать Московский университет вместе с двумя гимназиями и учредить мозаичную фабрику.
Интересно, что наш национальный гений Ломоносов, открывший закон сохранения массы и атмосферу у Венеры, тоже находится под прицелом западной пропаганды. Не так давно вышла книга Стивена Узитало с подленьким названием «Изобретение Михаила Ломоносова. Русский национальный миф». А согласно западному расистскому мифу у русских не должно быть ни первооткрывателей, ни первопроходцев. Поэтому почти все острова в Тихом океане, открытые русскими мореплавателями в XVIII и начале XIX вв., были англосаксами переименованы, да и весь поток русских географических открытий XVII в. вычеркнут из западной историографии, а Ф. Беллингсгаузен назван не русским мореплавателем, а «балтийским немцем на российской службе».
На соседнем участке, на углу Садовой улицы граф Шувалов построил еще три дома: один, обращенный фасадом на Итальянскую улицу, и два, смотревшие на Невский. Они отдавались «в наём со службами, мебелями» и, видимо, стали первыми приличными доходными домами в Петербурге. В. Растрелли в 1753–1754 построил на углу Невского и Мойки дворец барона С. Строганова (строгановский род, будучи из соликамских промышленников, обживавших Урал, разбогател в XVI в., а в XVIII обзавелся аристократическими титулами). Внешний вид этого дворца сохранился в значительной степени до нашего времени.
