Во сне нет ни цвета, ни света, только черное и серое. Сначала хоть какие-то цвета были в лесу, на поляне, с которой всегда начинался мой путь. Но потом и поляна начала линять, выцветать, и каждый следующий раз я находил ее все более серой и поникшей. Зато замок начинал приобретать формы. Бурьян исчезал, открывая черный полированный камень. Я слушал журчание ручья, не видя его, и звук шагов, доносящийся откуда-то сверху, с галереи.

Еще я вижу черный полированный пол. Твердый и холодный, как гранитная плита. И черный. Без прожилок и вкраплений света, как обычный гранит.

Еще я вижу неподвижный воздух вокруг меня. Я сам — воздух. И чувствую, что кто-то рядом. Только увидеть никого не могу — оглядывайся, не оглядывайся.

И всё же — кто-то рядом.

Знакомое имя всплывает само собой в моей голове, но ни назвать, ни произнести про себя я почем-то не могу. Да и вслух — не могу. Впрочем, да. Я же воздух. Я не могу видеть. Я могу только ощущать.

Тьма, затхлая и смердящая, тянется из углов огромного зала к центру. Тянется медленно, как капли смолы по стеклу. И сон тянется. А вокруг меня только пустота. И чёрный камень.

И нельзя проснуться.

Я — сама тьма. Во рту горечь, в глазах — туман. Я вижу то, чего нет и прекрасно понимаю, что этого нет — ни лестниц, ни картин, ни огней, медленно перемещающихся в пространстве. Воздух плотный, как вода. Как будто я плыву, а не иду. На стенах — черепа. Не игрушечные, не стилизованные. Настоящие. Один с трещиной во лбу, другой — с затейливо выгравированными знаками. Я отворачиваюсь. Зачем мне всё это видеть?

Но я вижу. Все равно вижу, даже если закрою глаза. Еще я вижу странную маленькую фигурку в центре всего этого.

И чувствую, что меня здесь быть не должно. Я как ошибка. Как сбой в системе. Только это какая-то странная система.

И вдруг — голос. Знакомый, дрожащий:

— Папа? Андрей? Есть здесь кто-нибудь? Иван... Иван?

Я замер. Сердце бьется так, что его слышно, мне кажется, даже за стенами. Я не отвечаю — не могу. Но всё внутри кричит:

Вася! Василиса!

Но ответа нет.

Воины в гладких доспехах проходят мимо меня. Там, за ними — Василиса. Но стоит мне только подумать, чтобы сделать шаг к ней, пройти сквозь строй — как они останавливаются и разворачиваются ко мне. Стена из доспехов и черных плащей. И я не могу делать ни шагу.

Василису я не вижу. Но слышу всё чётче.

— Я не могу выйти. Здесь нет дверей. Скажи братьям… Я во сне, и не могу проснуться.

Василиса, кричу я. Мой голос тонет в пустоте.

И ни одного слова не прорывается наружу. Ни одного.

— Я не могу проснуться, Иван… — говорит Василиса и поворачивает голову, смотрит куда-то вдаль. — Они не пускают.

Я подхожу ближе — но место, где Вася стояла — пусто. Ее нет. Там зеркало — черная гладь, которая не отражает ничего вокруг.

Я просыпаюсь каждое утро в поту и с охрипшим горлом, словно кричал. И каждую мелочь моего сна помню. Память о сне растекается, прячется в складках сознания и не уходит. Я вспоминаю: черепа, воины, чёрные башни, стеклянный ключ, голос.

Стеклянный ключ…

Нет, этого не было.

И Василиса, которая бродит по замку и не может найти выход.

Я-то знаю, что он не найдет — там просто нет выхода.

Безумие какое-то.

Но что-то подсказывало мне, что надо найти Андрея и поговорить с ним. Очень надо. Чем скорее, тем лучше. Почему-то я верил в эти сны. Ведь Вася действительно спала — и ни один врач, которых уже без счета приводили к ней, не мог точно сказать — что же произошло. Назначали обследования, брали анализы, запихивали Ваську в аппарат МРТ, но все было бестолку: никаких отклонений от нормы не было, а Василиса спала. И не просыпалась.

Алена переживает — но это понятно, она за Андрюху переживает. Андрей ходит сам не свой — это тоже понятно, он сестру очень любит. А я не рискую спрашивать, что с Васькой, какие прогнозы… Правда, стремно как-то и…

Да, нравится она мне. До сих пор нравится. Но я до сих пор и разговор с Андреем помню, когда он мне сказал, чтобы я не повторял его ошибку. Я тогда обиделся. А как еще, раз он мою сестру ошибкой назвал. А потом подумал, что Ваське точно жениха уже нашли — ну вот семья у нее такая, братья старшие все, кто женился, все ж своих невест и не искали, отец привел…

Да какая разница! Пусть есть. Но ведь во сне ее я вижу. И значит — я должен что-то сделать. А дальше — ну пусть уж как будет. Я понимаю, что ей не пара, козел недоделанный. Но ведь ей помочь надо!

У подъезда пахнет мокрым асфальтом и железом. Я стою у двери и не решаюсь набрать номер. Вообще, конечно, мне с отцо Василисы наверное проще будет поговорить.

Я еще раз повторяю, что хочу сказать. Чтобы быстро и четко. Я думаю, тогда мне поверят наверняка. Надеюсь.

Изнутри поднимается тошнота и дрожь. Я волнуюсь, как школьник перед контрольной. Ага, волнуюсь… Я психую, давай уж по-честному. Стою перед дверью и не могу руки из карманов вытащить. Потому что в таком случае надо набирать номер Васиной квартиры. А я не могу. Не могу. Не могу.

— Ты к нам? — слышу знакомый голос за спиной. Андрей.

— К тебе, — отвечаю, и чувствую, что меня сейчас вырвет.

Андрей тоже, видно, понимает, что со мной не все в порядке. Берет за плечо и подводит к скамье у подъезда, плацдарму местных бабушек. Сейчас поздно, и здесь свободно до утра.

Мы садимся. Я медленно вдыхаю влажный воздух, мне становится легче. Андрей молчит, закрыл глаза и сидит рядом. Выглядит неважно.

— Ну? — спрашивает он. — Ты что хотел сказать? Чего пришел?

— Как Вася? — спрашиваю, вместо того, чтобы быстро все рассказать.

— Все также, — отвечает Андрей. — Все? Я тогда пойду, Иван. Устал. И ты иди, Алену волновать лишний раз не надо.

— Понимаешь, я… — мнусь и не знаю, как начать.

— Ну?

— Я должен тебе рассказать. Только не считай, что я сумасшедший.

— Сначала расскажи, потом посмотрим.

Блин, у Андрюхи совсем характер попортился. Печально. Думал, нормально скажу. Но все равно.

— Я вижу Василису во сне. Каждую ночь. Она заперта в черном замке. И не может проснуться. И еще она очень просит сказать тебе об этом. Говорит, ты знаешь, что делать.

— Все?

Я киваю.

— Иван, я все понимаю. Ты тоже переживаешь. Знаю. И давай без подробностей, я на память не жалуюсь. Ты переживаешь, и все это отражается на снах, — у него усталый голос, и глаз он не открывает, так и сидит. — Странные, согласен. Но все это объяснимо. Поговори с Васей во сне. И все. Пройдет.

— Андрей! — ору я. — Ты не понимаешь? Я знаю, что это все как бред звучит, но это не просто сны! Слышишь? Ваське плохо там! Она выйти не может.

— Но ты ведь можешь?

— Но я ведь и не человек! — это последний аргумент. Если не поверит — придется показывать. — И во сны ее я могу попасть только когда не человек. Вася в ловушке. Я сколько дней прохожу в этот долбанный замок — она с каждым разом все хуже выглядит. Как будто и во сне засыпает. Понимаешь? Андрей! Пожалуйста, поверь мне. Я не знаю, как тебе доказать, что это не просто сны.

— Вань. Это все?

— Все, — говорю и оборачиваюсь козликом. Милым таким, белым козликом. — Так лучше?

— Твою ж… мать… — бормочет Андрей. — А… Аленка… Она тоже?

— Нет, — мекаю я, — сестра у меня нормальная, здоровая и адекватная. Только я козел. Алена вообще не в курсе. И ты козел будешь, если ее после этого бросишь. Только мне Ваську надо спасать и просьбу ее выполнить, тебе все передать.

Я оборачиваюсь обратно.

— У меня не просто сны. Все время нормально же все было. А как только Вася заснула — так вот этот замок черный и появился. И сны… Они не такие... Это не просто сон. И Васю я вижу, только если засыпаю как… козел, ну, в облике козла. И там я козел.

— Угу, — задумчиво бормочет Андрей.

— Так что делать будем? — спрашиваю я. Ей-Богу, с котами проще договориться, чем с одним человеком.