Я сосредотачиваюсь, вслушиваюсь, стараюсь почувствовать и этот ритм, и само это движение всем телом. В голове всплывают обрывки мелодий, биение сердца, звук шагов…

Тик… так… тик… так…

Я делаю второй шаг между вращающимися зубцами, стараясь не сбиться. Каждый шаг — точный, выверенный, как танец на острие ножа.

Шестеренки за моей спиной останавливаются, и черный кот проскальзывает за мной. Он рядом, его глаза пылают, и он шепчет, пытаясь сбить меня с пути:

— Не ошибись, Вася. Один неверный шаг — и ты останешься здесь навсегда. Не поздно вернуться, Вася.

Пульс учащается, в висках стучит кровь. Но я не останавливаюсь. Ритм становится частью меня — моих движений, дыхания, сердца.

Шаг.

Еще шаг. Еще…

В машине пахнет нагретым пластиком, пылью и чем-то сладковатым — наверное, остатки энергетика, пролитого пару дней назад на коврик. Воздух густой, липкий, как будто в салоне повесили мокрое полотенце и забыли. Открытые окна почти не помогают — с улицы тянет горячим ветром, насыщенным запахом асфальта и выхлопов. Август в Москве — это когда солнце бьёт по голове, как тяжёлый молот.

Я сижу на пассажирском, склонившись над рюкзаком. Пальцы привычно проверяют содержимое: блокнот, планшет, инструменты, аккуратно сложенные в тканевые чехлы, тонкая катушка кабеля, маленький жёлтый фонарик, пачка пластиковых карточек, каждая с наклеенной цифрой, сканеры и так, пара мелочей. Всё на месте. Но я нервничаю и готов перепроверить все еще раз. Четвертый раз.

— Ты что, полквартиры прихватил? Тут троим в поход вещей хватит.

Иван кидает на меня быстрый взгляд, пока натягивает рабочую куртку. Пот струится по вискам, тёмными пятнами проступает на ткани.

— Тут только нужное, — отвечаю, закрывая молнию. — Чем меньше хлама, тем быстрее двигаешься.

Он фыркает, но ничего не говорит. Я знаю, он просто нервничает. Для него это первый заход на объект, где по бумагам мы — бригада по обслуживанию сети. Достаю из накладного рюкзачного кармана два пластиковых временных пропуска, смотрю на фото и протягиваю Ивану один из прямоугольников.

Пропуска оформлены безукоризненно: гербовая печать, QR-код, даже подпись начальника отдела, все как надо. В брате я не сомневаюсь ни минуты. Кладу в карман сложенный вчетверо листок: наряд на монтажные работы и дополнительное удостоверение электрика. Хрен его знает, что могут потребовать. Еще раз проверяю, чтобы моих реальных документов ни в рюкзаке, ни в одежде не оказалось. Все в порядке. Проверяю еще раз — старый что ли становлюсь? — и поворачиваюсь к притихшему Ивану.

— Готов? — спрашиваю.

— Готов, — отзывается Иван, но слышно, что голос у него суше, чем обычно.

Мы выходим из машины. Сразу обдаёт жарой, которая словно живёт собственной жизнью. Тень от зданий короткая и бесполезная, воздух дрожит, как над плитой. Шум улицы: гул машин, стук каблуков по плавящемуся асфальту, громкие разговоры и одинокие молчаливые прохожие — всё это сливается в вязкую, ленивую летнюю какофонию.

До поста охраны всего пара десятков шагов. Я иду первым: рюкзак за спиной, ремешки плотно затянуты. Иван чуть сзади, и я слышу, как он вдыхает поглубже, когда видит стеклянную дверь.

Внутри прохладно, кондиционер работает на полную. Охранник за стойкой — мужчина лет сорока, с тяжёлым взглядом, который явно привык выискивать лишние движения. Я подхожу, спокойно кладу пропуска на стойку.

— Сеть упала, по нашим данным — разрыв где-то на третьем этаже, — говорю ровным голосом, — пришли по заявке.

Он просматривает документы, задерживает взгляд на моей фамилии, потом на Иване.

— Что так поздно? — интересуется охранник, и по его тону понятно, что это для проформы.

— У нас третий вызов. А вообще, хрен знает что сегодня творится: все бригады на вызовах, и у всех на сегодня аврал, по два вызова минимум. И что примечательно — большинство заявок в этом районе. На вашу фирму стоит приоритет, поэтому сверхурочно работаем.

Пока я говорю, пропуска сканируют, и, видимо, охрану все устраивает. На панели загорается зелёный свет. Пропуски нам возвращают. Можно проходить. Подталкиваю Ивана впереди себя.

— Лифт по коридору налево, — говорит один из охранников.

— Благодарю, — киваю.

Мы идём дальше, мимо камер. В их объективы мы не попадём — днем вся система видеонаблюдения накрылась в этом богоугодном заведении медным тазом. Досадная “случайность” повлекла за собой необходимость вызова ремонтников. Ладно, будем уходить — включу им камеры. Только выйдем в слепую зону.

Лифт везёт нас на третий этаж. Здесь пахнет сухим кондиционированным воздухом с лёгкой примесью нагретого пластика. И наши шаги звучат слишком громко. Я открываю дверь серверной ключ-картой, заранее запрограммированной.

Внутри — ровный, низкий гул. Ряды стоек, мигание зелёных и синих огоньков, тонкое жужжание кулеров. Температура ниже, чем в коридоре, но всё равно теплее, чем хотелось бы. Я снимаю рюкзак, достаю аккуратно сложенный технический план здания, раскладываю его на ближайшей пустой поверхности.

— Смотри, — говорю Ивану, показывая на агрегат. — Вот здесь основной узел. От него идёт кабельный канал на северное крыло. Нам нужно понять, где он поднимается на верхний уровень.

Иван склоняется, изучает схему. Его глаза бегают по чертежам, он что-то прикидывает.

— Похоже, вон там, за стеной, — он тычет пальцем в место, где план показывает узкий проход, ведущий в закрытый отсек. — Но туда просто так не попадёшь.

— Попадём, — говорю я спокойно. — Сейчас обойдём с другой стороны.

Я складываю план, убираю его в рюкзак, достаю инструменты. Иван молча наблюдает, пока я отключаю питание от одной из второстепенных стоек. Щёлк — и полоса огоньков гаснет, словно кто-то выключил звёздное небо.

В серверной становится чуть тише. Мы работаем быстро: проверка кабелей, фиктивная диагностика, подключение тестового модуля. Всё должно выглядеть так, будто мы просто делаем свою работу.

— Готов? — тихо спрашиваю я, когда все приготовления закончены.

— Готов, — отвечает он, и в этот раз в голосе уже меньше сомнения.

Мы выходим через боковую дверь, минуя основную зону камер. План в голове — чёткий. Дальше будет сложнее, но сейчас у нас есть всё, чтобы пройти незамеченными.

Я чувствую, как под курткой спина покрыта потом, но мысли уже переключаются на новую задачу — на то, что ждёт нас за той самой стеной, которую мы вычислили на плане.

Василиса

Ворота из труб и шестеренок захлопываются за моей спиной.

Туман ложится плотной вуалью на поверхность озера, и всё вокруг будто будто сделано из серебра: воздух, трава, отражение — даже звук становится серебристым, дробится и распадается на мелкие колокольчики. Я стою на берегу и слышу себя словно в двух вариантах сразу — голос в реальности и голос в зеркале.

Передо мной вздымается башня — высокая, тонкая, холодная, как лунный столб. Её поверхность гладка и нежна, отражает туман во всех мельчайших штрихах нюансах, так, что понять, где заканчивается туман, а где начинается стена — почти невозможно. Кажется, что если подойти ближе, я увижу внутри мельчайшие вихри, мысли, аккуратно прячущиеся в полированных стенах.

Дверь в её основании — зеркало. Оно не просто отражает, оно смотрит в ответ, и в отражении я не всегда узнаю себя: то я — девочка с косой, то женщина, то кто-то без лица. И там, в зеркале, рядом — козленок.

Козлёнок прыгает вперёд, лёгкий и милый, и из стены тумана будто появляется дорожка. Или из зеркала…

Козленок кружится вокруг меня, мекает тихим, детским голосом, зовёт за собой, манит. Когда я хочу сделать шаг, он подпрыгивает ещё выше и смотрит мне в глаза с таким доверием, будто знает меня давным-давно. Протягиваю руку, и пальцы чувствуют мягкую нежную шерстку.