— Ты куда это, чмо? — недовольно спросил Жека и наступил на спину ползущего генерала. — Ты кто такой? Погоняло как?

Спросил, конечно же, шутки ради. Естественно, по-русски генерал бы не ответил. Да и вообще ни на каком не ответил — косо висящая челюсть не давала произнести ни звука, кроме какого-то горлового хрипа.

Жека перевернул генерала на спину, и тот с удивлением уставился на Жеку, вытаращив шары. Конечно же, узнал того, кто попался ему у выхода из гостиницы. И, наверное, крепко пожалел, что пустился в погоню за этим странным человеком. Когда Завоглу напористо выспрашивал у комиссара полиции, что сказал ему постоялец, у которого последний раз видели дорогого Мирчи, разве мог он предположить, что лучше бы вообще ничего не спрашивать, а оставить исчезновение Мирчи в покое? И даже когда узнал, что постоялец следует в город Франкфурт на Майне, ещё был шанс остановиться, оставить всё как прежде… Или понемногу узнавать об этом постояльце, кто такой и откуда… Это было самым разумным. Но генерал привык решать все проблемы кардинально. Сына он любил, несмотря на дурной характер и заносчивость, не подкреплённые ничем, кроме отцовской власти. Однако когда эта власть зашаталась, пришёл конец и Мирчи. В первую очередь. А теперь придёт конец и ему, могучему в прошлом генералу Тенто Завоглу, от имени которого трепетала вся Сербская Крайна.

Вдруг неожиданно осознав, что сейчас сдохнет, как свинья на убое, изрубленный кухонным мясницким топором, и предстоит боль намного более сильная, чем сейчас, генерал попытался договориться, молить опрощении у жестокого убийцы, но к сожалению, его перебитая челюсть не давала говорить внятно, только невнятное бормотание и бульканье доносилось из горла.

— Ну чё ты булькаешь? — Жека потрогал топором голову генерала. — Нахера ты мне завтрак испортил со своей кодлой? Вчера твои лохи мне с ужином помешали. Сегодня ты с завтраком. Вы чё, охренели тут совсем? Ты берега попутал, чмошник?

Наскучив впустую базарить с генералом, Жека с размаху заехал генералу в голову и вогнал топорик прямо в макушку. Потом ударил так же ещё раз и полностью разбил череп и мозг внутри него. Вытащив топор из головы дергающегося генерала, Жека вернулся в забегаловку, снял окровавленный белый халат с шапкой и бросил на пол. Окровавленный топор положил рядом с собой на стол и принялся было за еду, но его выгнала из-за стола недовольная Сахариха.

— Жекич, это чё за свинство? — недовольно спросила Сахариха, указывая на кровавые Жекины руки, которыми он взял вилку. — Иди руки немедленно помой, прежде чем за стол садиться! Кто тебя учил так есть? Мы что, свиньи???

— Извини, Свет, забыл совсем, — засмущался Жека и поднялся из-за стола. — Сейчас помою руки.

Раковина была тут же, у входа в обеденный зал — чистоплотные немцы не стали бы есть с грязными руками. Жека помыл руки, сел за стол и быстро съел свою порцию яиц и бекона. Следовало поторапливаться и рвать когти отсюда, но уезжать голодными тоже не хотелось, да и завтрак вот он, уже готов и какой вкуснячий…

Доев всё, что заказали, Жека с подружкой вышли из закусочной. День был прекрасным, если бы не трупы на асфальте и лужи крови.

— Вроде никто не видел! — заметила Сахариха. — Все свалили. Испугались.

— Да, тут никого нет! — согласился Жека. — Повар с официанткой куда-то в подсобку убежали, когда эти чмошники появились. Чё они их так боятся?

— Им походу сказали не трогать их, если эти цыги по беспределу пойдут, — заявила Сахариха, закуривая Fine 120. — Вот они и приборзели совсем. Только ты их окоротил.

— Да и я тоже не хотел! — возразил Жека. — Они сами полезли на нас! Пожрать спокойно и то с этими чмошниками не получается! Ладно. Поехали, чего уж там…

Жека с Сахарихой сели в машину и не спеша вырулили с парковки на автобан. Жека нажал на газ, добавив скорости.

— Я у них четыре пистолета забрал, — заявил Жека. — На заднем сиденье в сумке лежать.

— Круто! — согласилась Сахариха, перегнулась через сиденье, выставив кверху обтянутую синей джинсой красивую задницу. — Я себе один возьму.

— А ты стрелять-то умеешь? — усмехнулся Жека.

— Имея такого папаню, как у меня, в куклы играть не научишься, а стрелять точно будешь! — заявила Сахариха, вытаскивая и снова засовывая обойму пистолета и проверяя предохранитель. — Куда бы его только пристроить… В лифон, что ли? Так сиськи прострелишь ещё!

— Кобуру заплечную по идее надо! — сказал Жека. — Видела же, я дома с такой ходил. Конечно, можно и в кармане таскать во внутреннем, но это не есть хорошо — и с предохранителя можно случайно снять, поранить себя, да и одежда в смазке будет и рваться начнёт. Однако нам пока не до жиру, первое время потаскаем и в кармане.

— Урааа! — закричала Сахариха, открыла окно и выстрелила в воздух, чем вызвала у Жеки крайнее недовольство. Он даже машиной вильнул от неожиданности.

— Свет, ну чё за дурость? — сурово спросил Жека, с лёгкой злостью, но в то же время и со смущением глядя на расшалившуюся подружку.

— А чё такое? — дерзко спросила Сахариха, закинув ноги на панель и закуривая сигарету.

— Свет, мы вообще-то сюда не сосиски есть приехали! — с внушением сказал Жека. — Мы считай что сматываемся изо всех сил, потому что накософорили знатно. Хоть и не по своей вине, но тем не менее. А ты ещё внимание привлекаешь. Нам тише воды, ниже травы надо валить отсюда, в надежде не привлечь внимания, а ты наоборот его к себе притягиваешь. Это может обернуться грозной бедой! Нам и от мусоров надо сторожиться и от этих цыган в военной форме. Ты прям как маленькая!

— Ну прости, Жекич, я не подумав! — Сахариха с усмешкой посмотрела на Жеку, но он видел в её глазах, что подружка никакого стеснения не испытывает.

Жека хотел было сказать, чтоб она отдала пистолет, так как вышла из доверия своим сумасбродством, но тут же подумал, что пожалуй, не стоит его забирать — слишком негостеприимной оказалась Европа к беженцам из России.

Жека всегда считал, что самое опасное место на свете — это родной сибирский город, который по праву считался криминальной столицей сначала СССР, а потом и России. Считал, что уж в сытой благословенной Европе будет не так, как дома. Однако в реальности ситуация оказалась ещё хуже. Но пока выпутываться удавалось…

Приближение Франкфурта можно было определить издалека, километров за полста как минимум. Город считался финансовой и промышленной столицей не только Германии, но и всего мира. С протяжённой агломерацией и множеством предприятий, находившихся в округе десятка километров. В центр города вели множество транспортных артерий — железных дорог, автобанов, линий метро и городского поезда, воздушных трасс и водных путей. Всё вместе выглядело как гигантский организм, где каждая часть необходима другой и гармонично сливается с ней.

Движение всё более становилось оживлённым, а позже дорога вывела на широкую автостраду, сплошь заполненную машинами, несущимися на больших скоростях. Иногда автобан эстакадами пересекали линии метро и железной дороги с мчащимися по ним поездами. Вдали показались высотные здания делового центра города. Это и была цель их путешествия. Но как туда проехать, особенно если только по своему Зажопинску ездил за рулём, где машины у трёх калек были? Впрочем, над дороги натянуты указатели, но бегло читать, да ещё из машины, находящейся в движении, увы, Жека не мог. Ехал в первом ряду, как чайник, внимательно вглядываясь по сторонам.

Город производил совсем другое впечатление, чем Москва, хоть и был меньше по численности населения. Машин в нём было явно больше, учитывая, что в голодной нищей России 1992 года автомобиль, как и в советское время, считался предметом роскоши. Москва хоть и была по численности населения больше, но промышленности во столько же раз имела меньше. Во Франкфурте считалось незазорным ездить на работу за 100 или 200 километров, не говоря уж о пригородах, откуда на метро до делового и промышленного центра можно было добраться за пару десятков минут. Однако у многих местных были автомобили, поэтому в городе был весьма плотный трафик, самый оживлённый в Европе.