Германская сторона города отличалась от польской, несмотря на почти одинаковую чистоту и ухоженность. У немцев была не только чистота, но и некий порядок и рациональность. Более точных слов Жека не подобрал бы. Дороги идеальные, и как ни странно, асфальтированные. При этом ровные как стекло — немцы ни за что бы ни стали греметь подвеской машин на брусчатке. На асфальте нанесена разметка, надписи, указатели куда ехать. Направления движения продуманы для мелочей. На каждом углу маленькие лавчонки, магазинчики, рыночки.

— Германия отличается от Польши, хоть тут и рукой подать, — заметила Сахариха. — Порядка и устроенности больше.

— Поляков кто только не учил устроенности, да так и не выучили, — усмехнулся Жека. — Однако не забывай, что мы на территории бывшей ГДР. Капитализм здесь тоже только приживается. В настоящей Германии поинтереснее будет.

— Ты и в политике шаришь, Евген, — усмехнулась Сахариха, закуривая Fine-120. — Куда, кстати, путь держим? И какие планы на дальнейшую жизнь?

— Путь мы держим во Франкфурт на Майне, — уверенно сказал Жека. — У меня открыт счёт в Дойчбанке. Там нехилая сумма лежит. То, что я вывел с комбината. И есть моя фирмёшка на Каймановых островах. Там тоже бабла нехило. План такой — доезжаем до Франкфурта, останавливаемся там. Подаём документы на гражданство. Оседаем. Покупаем виллу и живём как миллионеры. Как план?

— Так себе! — заявила Сахариха, выпуская ароматный ментоловый дымок в открытое окно машины. — В первую очередь потому, что у меня туристическая виза на месяц, а у тебя рабочая. На сколько она? Полгода? Год? Нас пинком под сраку выгонят отсюда.

— Гражданство мы получим в любом случае! — уверенно сказал Жека. — Потому что когда я суну миллион долларов тому, кто это делает, тебе принесут его лично. И до кучи я открою какой-нибудь бизнес, хотя бы небольшой, для удовольствия. Не сидеть же дома. Это будет плюс для получения гражданства.

— Ты так уверен? — усмехнулась Сахариха, щелчком пальцев отправляя бычок за окно. — Ты привык, что в России всё продаётся и покупается. А если на Западе не так? Вдруг тут люди законопослушные?

— Ахаха! — рассмеялся Жека. — Не смеши меня. Люди везде люди. Любого можно купить. Просто у каждого своя цена. И надо знать, кому и где предложить.

— Ладно, верю на слово. Сколько будем ехать до нужного места? — не отставала Сахариха. — В Берлин будем заезжать?

— Нет! — покачал головой Жека. — Нам там делать нечего. Это большая деревня, даже не столица. Поедем через Потсдам, Магдебург, Брауншвейг, Эрфурт и потом на юг. Ехать примерно 500 километров. Это как от нашего города до Красноярска. Ночью должны доехать. Но, естественно, ехать ночью нахрен не сдалось, поэтому доберёмся до Эрфурта и там заночуем. Утром продолжим путь. К завтрашнему вечеру доберёмся. Не ссы!

— Да не ссу я! — возразила Сахариха и вкрадчиво спросила. — А ты мне дашь порулить? Я умею!

— Не, Свет, не дам! — решительно возразил Жека. — Ну что за дурость? Мы в чужой стране. Прав у тебя нет. Мусора остановят — не откупишься! Это в России бы проканало. Тут нет пока. У нас тут связей нет ещё. Извини, малыш, потом на ноги встанем и купим тебе тачло.

— Хм… — иронично хмыкнула Сахариха и отвернулась, уставившись в окно.

А там было на что посмотреть. Это в Сибири прогоны меж городами и деревнями — десятки и сотни километров, а тут, в тесной Европе, казалось, село на селе теснится, городок на городке. Да и движение плотненькое — только смотри в оба.

Перед Магдебургом ещё раз заправились и пообедали в забегаловке для дальнобоев. Взяли опять сосиски и пиво. Жека, правда, пить пиво не стал — не родина. Проблем с полицией не хотел. А Сахариха, как назло, попивала вкусное свежее пиво и причмокивала, как будто стараясь подначить и позлить.

— Классное! Свежее какое! И сосисочки вкусные!

К Эрфурту подъехали вечером, отмахав километров 300. Местность была густонаселённая, дорог и перекрёстков множество, ехали небыстро и постоянно смотрели на указатели, чтоб не ошибиться и не проехать нужную развязку.

Город выглядел ещё более готическим, чем остальные города Германии, хотя в прошлом и находился в ГДР. От войны он пострадал не слишком.

В исторический центр не стали заезжать. Увидев на обочине светящуюся вывеску с названием «Нotel», Жека притормозил и свернул на стоянку перед длинным трёхэтажным домом.

— Смотри, Свет! Офигеть! — удивлённо воскликнул Жека, выбравшись из машины.

Прямо в доме была сделана арка, через которую текла небольшая бурная речка, берега которой были выложены камнями, на которых стояли большие каменные вазоны с поздними цветами, астры, пионы, хризантемы… Зелёные, коротко стриженые лужайки с беседками, в которых горели лампы. Да и почти все окружающие дома были ярко освещены разноцветными декоративными светильниками. Но речка под домом… Это смотрелось оригинально.

— Красиво! — согласилась Сахариха и подтолкнула Жеку острым кулачком в спину. — Пошли уже. И жрать и спать охота.

— А потрахаться? — лукаво спросил Жека.

— Какая рулёжка, такая и потрахушка! — рассмеялась Сахариха, схватила сумку с сиденья и чуть не побежала к входу в отель.

Жека неспеша отправился за подружкой, оглядываясь по сторонам. Город казался тихим и безопасным, что, конечно же, было не так. Жеке ли не знать, что за благостной обстановкой всегда может скрываться самый настоящий ад? Социализм рухнул во всей Европе, и наружу, как поганки, вылезли преступники всех мастей. Многие из них хлынули в богатые европейские страны, надеясь поживиться на сытых изнеженных европейцах.

В Югославии началась гражданская война, и в разные стороны хлынули потоки беженцев, из которых не все подходили под этот статус. Многие были бандитами или террористами, решившими в нужный момент попасть в места обетованные.

Сахариха первая вошла в отель, Жека за ней. И чуть не споткнулся прямо на пороге — дорогу Светке перегородил какой-то длинноволосый чернявый хрен в полувоенной одежде. По виду цыган, что ли. Очевидно, что дорогу Светке мужик перегородил в надежде, чтоб позаигрывать, но увидев, что у неё есть спутник, нехотя отошёл в сторону, к своим дружбанам, сидевшим на диване у окна.

Подойдя на ресепшен, Жека подал паспорта метрдотелю и огляделся. Обстановка приличная, в стиле «западный модерн». Этот отель не косил под старину 19 века, как те, в каких Жека останавливался ранее. Здесь всё походило на начало 20 века. Деревянные панели, скрипучий лакированный паркет, свисающие тарелки светильников. Картины авангардистов на стене.

— Хорошо тут у вас! — улыбнулся Жека метрдотелю. — Нам комнату на ночь. Завтрашним днём мы уедем.

Сзади раздался взрыв хохота. Хохотали те цыгане, что зависли у входа. И объектом их шуток с вероятностью ста процентов были Жека и Сахариха, потому что насмешники дружно отвернулись, когда Жека посмотрел на них, но продолжали усмехаться в кулак, переглядываясь друг с другом.

— Что это за клоуны? — Жека кивнул головой на шутников.

— Это боснийцы, — осторожно, чуть не шёпотом ответил метрдотель, пожилой немец в широком костюме моды 20-х годов, и прошептал: — Официально они проходят как беженцы. Но на деле это военные из Боснии, их поселило министерство обороны. Это Мирчи Завоглу, сын генерала Тенто Завоглу. Слышали про такого?

Конечно, Жека читал про этого ублюдка. В России в газетах про него писали ужасные вещи. Считался он военным преступником, якобы торговал славянскими детьми и женщинами и вырезал целые деревни в Сербской крайне. Но в последнее время его теснила сербская армия и генерал сбежал с семьёй и телохранителями на Запад, бросив своих головорезов на произвол судьбы. Но Западу он оказался почему-то нужен.

Чернявый длинноволосый хрен был его сын. Жил со своими дружками в хороших номерах, в три горла жрал-пил, да наезжал на мирных туристов. И вот надо ж такому случиться, что в этот отель приехал Жека со своей спутницей. Поистине, повороты судьбы бывают причудливы…