– Я понимаю, что каждая секунда на счету. Будете мешать – удалят вас с площадки со службой безопасности.

Наши взгляды скрестились на мгновение – сталь против стали. В его глазах я прочла не просто тревогу. Я прочла предупреждение. И страх. Но было поздно. Двери флая уже были открыты, и моя команда быстро закатывала пострадавшего внутрь.

И вот тогда, в тусклом свете салона, когда суета осталась снаружи, я наклонилась, чтобы проверить крепления капельницы. И увидела его лицо.

Мир перевернулся. Звуки пропали, оставив лишь оглушительный звон в ушах. Кровь отхлынула от лица, оставив ледяную пустоту.

Не Капитан Вандер.

Демиан. Нет. Демид.

Тот, чье имя было болью. Чье прикосновение – ожогом. Чья ложь – ядом.

Он был почти не узнаваем. Лицо – бледная маска, испещренная ссадинами, порезами и синяками. Глаза закрыты. Через прозрачную повязку на его торсе проступало жуткое багрово-черное пятно ожога. Повязка на груди туго стягивала ребра – перелом, трещины. Мониторы показывали слабый, но стабильный ритм. Он был на грани. Он был при смерти.

Внутри меня все рухнуло. Тот самый лед, что я так выстраивала все эти месяцы, треснул с оглушительным грохотом. Но руки… мои руки не дрогнули. Они сами, помимо моей воли, потянулись к мониторам, проверили датчики, поправили кислородную маску на его лице.

– Взлетаем. Состояние стабильное», – сказала я пилоту, и голос почти не подвел. Он был ровным. Чужим.

Я опустилась на сиденье рядом с каталкой, не в силах оторвать от него взгляд. Весь ужас, вся боль, вся ярость – все накрыло меня с новой силой. Но поверх этого, как щит, легла профессиональная привычка. Он был не Демидом, не Демианом. Он был пациентом. Раненым. Тяжелым. Моим долгом.

Я ненавидела его в тот момент. Ненавидела за то, что он снова ворвался в мою жизнь. За то, что заставил меня чувствовать этот приступ старой, дикой паники. За то, что лежал здесь такой беспомощный, не давая мне возможности выкрикнуть ему в лицо всю свою боль.

И сквозь ненависть, сквозь страх, пробивалось что-то еще. Острый, колющий укол того самого ожидания, которого я так боялась. Ожидания, что он откроет глаза. И я с ужасом ждала – кого я увижу? Холодного Демиана? Или того, чью нежность я так безумно полюбила?

Но он не открывал глаза. Он просто дышал – тихо, с хрипотцой. А я сидела рядом, сжимая в руках его историю болезни, и понимала, что моя новая, стройная жизнь только что дала трещину, равную разлому в космосе. И я не знала, смогу ли ее снова склеить.

***

Путь до Центральной планеты стал самым долгим часом в моей жизни. Каждая секунда была наполнена леденящим ужасом, от которого негде было спрятаться. Я сидела, вцепившись в сиденье, и не могла оторвать взгляд от его неподвижного лица, от того, как слабо поднимается его грудь под тугими повязками.

И все внутри кричало от одного-единственного осознания: я могу его потерять. Окончательно. Навсегда.

Все эти месяцы я убегала. Убегала от боли, от предательства, от его лжи. Я строила вокруг себя крепость из работы и одиночества, думая, что это исцелит меня. Но сейчас, глядя на него я понимала, что просто оттягивала момент нашей встречи. Я была глупой, гордой дурой, которая сбежала, даже не выслушав вторую сторону. Не дав ему шанса объясниться. Не дав себе шанса понять, что же тогда произошло.

Потому что, черт возьми, я *выбрала* его. Я выбрала Демида. И сейчас, когда он между жизнью и смертью, эта мысль жгла меня изнутри сильнее любой ненависти. Я все еще любила того, кем он притворялся. А может, я любила и того, кем он был на самом деле, просто боялась в этом признаться. И где он настаящий?

Когда флай приземлился в частном медцентре, мною решение уже было принято. Оно созрело в той ледяной пустоте, что сковала меня при виде его израненного тела. Я не позволю ему умереть. Не теперь. Не после того, как мы даже не поговорили.

Грен встретил нас у входа. Его увидеть было неожиданно, тем более с бейджем говорящим всем, о том, что он здесь главный.

– Эль, – начал он, но я перебила его, и мой голос прозвучал тверже, чем я ожидала.

– Я остаюсь. Он мой пациент.

Грен только одобрительно кивнул на это.

– Формальности я улажу. Но ты уверена?

– Я уже совершила одну ошибку, сбежав, – тихо сказала я. – Не позволю себе совершить вторую.

Следующие несколько дней слились в один. Я меняла повязки, и мои пальцы, несмотря на профессиональную точность, дрожали, прикасаясь к его обожженной коже. Вводила антибиотики и обезболивающее, следила за показаниями мониторов, боролась с каждым делением повышающейся температуры. Говорила с ним, даже зная, что он не слышит. Говорила о пустяках, о погоде за окном, о случаях в госпитале – лишь бы заполнить гнетущую тишину.

Я ухаживала за ним не только как медик. Я ухаживала как женщина, которая понимает, что ее гордость – ничто по сравнению с хрупкостью этой жизни.

И вот, на четвертый день, он пришел в себя.

Его веки медленно поднялись. Взгляд был мутным, неосознанным, блуждающим по потолку. Он пошевелил губами, и первое, что он прошептал, было:

– Северус...

Мое сердце екнуло. Я наклонилась, чтобы он мог меня видеть.

– Он здесь. Я его позову.

Его взгляд сфокусировался на мне. И то, что я увидела в его глазах, заставило мое сердце разорваться на части. Это была не радость. Не удивление. Это была... безнадежная, измученная боль.

– Опять, – его голос был хриплым шепотом, полным горькой насмешки над самим собой. – Галлюцинации. Окончательно свихнулся.

Он закрыл глаза, словно пытаясь стереть меня из своего поля зрения.

– Северус, – снова позвал он, уже с оттенком отчаяния. – Где ты, черт возьми? У меня... опять глюки.

Я застыла на месте, не в силах пошевелиться. Он думал, что я – плод его больного сознания? Видение, преследующее его? От этой мысли по коже побежали мурашки, а в горле встал ком.

Когда Северус вошел, его взгляд мгновенно перешел с Демиана на меня, стоящую в тени. Он все понял без слов.

– Я здесь, – сказал Северус, подходя к кровати.

Демиан с трудом повернул голову.

– Северус... скажи мне, что это просто побочка от лекарств. Что ее тут нет.

Северус посмотрел на меня. В его глазах был немой вопрос. Я медленно кивнула, давая понять, что не хочу быть просто призраком.

– Она тут, – тихо, но отчетливо произнес Северус. – Это не галлюцинация.

Демиан замер. Он снова открыл глаза и уставился на меня, но теперь в его взгляде было нечто большее, чем боль. Это был шок. Страх. И крошечная, дрожащая искра чего-то, что я боялась назвать надеждой.

– Эль? – мое имя на его устах прозвучало как молитва и как приговор одновременно.

И в этот момент вся моя выдержка рухнула. Потому что я увидела в его глазах то, что скрывалось за всей ложью, игрой, за холодной маской Демиана Архи. Я увидела тот же самый страх и боль, что были во мне.

– Да, – выдохнула я, делая шаг вперед. – Это я.

И поняла, что наш настоящий разговор только начинается. И на этот раз я не убегу.

Северус, поняв, что его миссия выполнена, бесшумно исчез, оставив нас одних в тихом гудящем пространстве палаты. Дверь мягко защелкнулась.

Мы остались одни.

Он попытался приподняться на локте, и резкая боль скривила его лицо. Я инстинктивно бросилась вперед.

— Не двигайся! — в моем голосе прозвучала привычная команда, но тут же я осознала, как это прозвучало, и смущенно отступила. — Ты... у тебя переломы. Ожог.

Он медленно откинулся на подушки, не сводя с меня глаз.

— Ты здесь, — констатировал он, и это было не вопросом, а попыткой убедить самого себя. — Почему?

Я подошла к окну, чтобы не видеть его лица, чтобы собраться с мыслями. За стеклом медленно падал дождь, превращая огни города в размытые акварельные пятна.

— Меня назначили твоим координатором. Ты был... в критическом состоянии.