На мой взгляд это было слишком прямолинейно и как‑то… по‑детски что ли. Мол, одна банда подростков не хотела связываться с другой бандой, потому как там среди бойцов есть грозный воин.

А может быть, действительно, не всегда нужно искать сложности и ещё больше погружаться и учитывать специфику нынешнего времени. Если кого боятся, значит, явно уважают и, значит, можно за этим человеком спрятаться.

А разве в будущем не так? Да нет же. Именно так, лидеров боятся. И то, что возможно при слабом лидере, недопустимо при сильном, пусть они и занимают одно и тоже положение. Лишь только прячутся за многими условностями и нагромождениями.

– Всё как скажешь, так и сделаю, – сказал я, подумав, добавил: – Еще соберу челобитную от всех стрельцов. Пусть они тебя просят быть головою над ними. Ну и ты мне чинить преград не станешь.

– Вот же… Говорю с тобой и в толк никак не возьму… Ты откель такой взялся? – усмехнулся Ромодановский. – Согласный я.

– И я согласен.

Легко соглашаться, когда делать будешь то, что и так собирался.

– А насчёт серебра… полтысячи ефимок хватит? – спросил я, ввергая Ромодановского в недоумение.

– Это ж сколько ты взял с усадьбы моей? Приказчик мог пятнадцать долей отдавал. Там столько не было, – удивился и даже несколько с угрозой задал вопрос Григорий Григорьевич.

– Сильно меньше взял от тебя, боярин. А потерял там сильно больше. Когда твоё добро и твоего родича спасали, добрых стрельцов, товарищей своих я потерял, – дозированно добавляя металл в свой голос, говорил я.

Тут бы ещё не перегнуть палку, не задеть боярский гонор Ромодановского.

В целом мы с ним решили. И этому обстоятельству я был безмерно рад. Я ещё сильно хотел пойти на контакт с Одоевскими. Что‑то они лихо начали вокруг себя собирать «беглецов» – тех бояр, которые покинули Москву в преддверии бунта.

У меня есть показания на некоторых из бояр, из числа тех, что вернулись уже через день после неудавшегося штурма Кремля. Причём нисколько не поддельные. Почитай, что треть из беглецов высказывали своё одобрение в нелёгком деле, как оказалось, свержения Петра Алексеевича Романова. Они не высказывали своего желания видеть на престоле Софью, но все говорил в пользу Ивана Алексеевича.

Думаю будет достаточно, чтобы анонимно припугнуть таких деятелей, дабы они хором пели в защиту тех решений, что мной уже приняты, реализацией которых я прямо сейчас занимаюсь. Ну а не анонимно… Так разворочу выводами Следственной комиссии боярское болото так, что пищать еще станут, упыри. Дали такой инструмент в мои руки!

– Добрый конь. Видал я этого коня, – когда по моему жесту конюх подвёл великолепного жеребца, Ромодановский даже забыл уходить.

– Да вот… один болезный подарил. Ну и ему, хворому да духом сломленному, ни к чему такие кони. Подобный зверь слабого хозяина не примет, – сказал я, используя огромное количество намёков.

Получилось, что я рассказал и про Хованского, что он, дескать, не помер. А ещё, что сам себя считаю сильным, что означало к бою готовым.

Тут бы ещё мне лихо вскочить на коня и отправиться на выезд, за конюшню, на круг, чтобы учиться ездить. Но, конечно, такой воин, как Ромодановский, раскусил бы мою немощь, как наездника. Учиться мне еще и учиться.

– Лихой ты, полковник. Коли что случится с тобой, и свечку поставлю в храме, и горевать буду, – сказал Григорий Григорьевич, направляясь к группе людей, ожидавших его неподалёку.

Проводив взглядом Ромодановского, я обратился к конюху.

– Давай, Антип, десять кругов, более времени сегодня потратить не могу, – сказал я.

Антипа, если можно так сказать, «завербовал» Никонор. Далеко не все подчинялись стряпчему у крюка. Он хоть и главный среди стряпчих, но всё больше командует непосредственным бытом царя и других обитателей Кремля. А вот конюхи ему не подвластны.

Более того, мне нужен был кто‑то, кто будет со мной заниматься верховой ездой. Это же просто позор какой‑то, что я отвратительно держусь верхом на коне. Вдвойне стыдно, что имею одного из лучших коней во всей Москве.

Потому конюху и было выплачено пять ефимок, обещано ещё больше, чтобы он и новости какие сообщал – мало ли о чём говорят в конюшне сильные мира сего, – и учил меня верховой езде.

Туда пять ефимок, сюда… Лучше бы корову купил, да не одну, сколько уже приходится тратить. И не отобью траты жалованием главы Следственной комиссии. Не дешево все же обходятся мне моё положение и необходимые политические игры.

В этот раз я уже более уверенно держался в седле.

– Признал тебя, полковник, Буян, – придерживая за уздцы коня и поглаживая его гриву, сказал конюх Антип.

Действительно, конь будто бы чувствовал, в чём я не уверен, подставлял мне чаще свою шею, приостанавливался, как только я начинал заваливаться из седла. Такое поведение животного позволяло быть ещё более уверенным, и на девятом круге я уже достаточно бодро шёл рысью.

– Люди бают, что прогнул ты стряпчего у крюка. С повинной пришли сыны его, да стерьви Настасьи отказал… Он человек злобливый. Такого за спиной не оставляют, ежели нет желания жить без тревог, – напоследок сказал мне Антип.

– Без тревог, Антип, живет только тот, кто ничего не делает. Но за совет спаси Христос тебя. Учту, – сказал я.

Разделся, еще немного в конюшне же позанимался: качал пресс, отжимался, провел бой с тенью.

После направился в Посольский терем, домой, к еде и к Анне. Мы прибыли от отчего дома с немалым запасом продуктов и Анна должна была сама готовить. Есть хотелось неимоверно. Да и было уже достаточно поздно, чтобы ещё позаниматься шпагой или потягать камни, которые я же и собрал за конюшней.

А ещё ноги будто бы сами вели меня к Аннушке. Организм недвусмысленно намекал, что к сладкому процессу любовных утех готов. И что важнее? Еда, или это… Вот бы одновременно есть и заниматься этим… Двойное удовольствие. Но, нет, смешивать же мед с сахаром?

Открывал я дверь с улыбкой мартовского кота. Предвкушал, как поем и начну баловаться со своей кошечкой. Можно было бы и поменять местами: сперва баловство, а потом приём пищи. Так и не определился.

Зайдя в спальню, я увидел стоящие на столе горшочки, но далеко не сразу заметил Анну. Куда запропастилась? Должна же быть уже дома.

– Что случилось? – выкрикнул я, подбежав к корчившейся от боли девушке.

Она держалась за живот и согнулась под стол. Потому не сразу и заметил. Глаза Анны были красными, болезненными.

– Я укусила, – дрожащими губами пробовала что‑то сказать Анна. – Я маленький кусочек укусила… Не вини меня за то, что трапезу твою порушила.

Да о чём она вообще думает?

А вот то, о чём думаю я, некоторым деятелям очень не понравится… Пора бы и оскал свой вновь явить. Все знать должны. Но действовать буду нелинейно. Подставляться так же нельзя. Мысли были…

Я тут же принялся промывать желудок Анне. Надеюсь, что все не так критично. «Кусочек» же только съела. Обманщица. Говорил же, чтобы сама готовила и не отходила от еды ни на миг.

От автора:

✅ Самый редкий жанр на АвторТудей – ОБРАТНЫЙ ПОПАДАНЕЦ!

✅ Читайте громкую новинку о нестандартном попаданце. Вышел седьмой том.

Матерый опер погиб в 1997‑м, выполняя долг.

Очнулся – в теле молодого лейтенанта в нашем времени. Мир изменился. Преступники – нет.

Старая школа возвращается.

✅ Первый том со скидкой: https://author.today/work/450849

Москва

22 мая 1682 года

Что сделать, если нужно прикрыть откровенную глупость или ложь? У меня есть убеждение, что при такой необходимости эту ложь нужно кричать громче всех. Создать шум, панику. Условно нужен эффект массовости. Ну и верить в то, что выкрикиваешь.

Это когда все что‑то делают по твоему сценарию, но до конца не понимают, что именно и ради чего. А ещё, если все вокруг кричат одно и то же, то даже умный человек, способный критически мыслить, постесняется высказывать своё недоверие к происходящему.