– И без того, могу быть подмогой вам. Ничего худого, токмо доброе и правильное вижу в родичах твоих и в тебе. И и спрашиваю тебя о княжне. Анна – дочь знатного бея… князя степного.

– Знамо то, токмо раба она! – вновь перебил меня Ромодановский.

Всем хорош князь, но даже элементарным манерам не обучен.

– Прошу тебя, Фёдор Юрьевич, как бы ссоры между нами не вышло, более таких слов не говори! – решительно сказал я, недобрым взглядом поглядев на Ромодановского. – И не раба она, а волей государя отпущена.

– Экий ты спесивый, Егор Иванович. Откуда же всё это берётся, коли ты не из княжьего или даже дворянского роду, – тон Ромодановского стал куда как мягче. – Токмо всё едино полонянка. И родители её отказались от неё.

Я не сразу ответил. Обдумывал последствия того, что прямо сейчас собирался рассказать Фёдору Юрьевичу. Одно дело – государственные вопросы. А вот лезть в мою личную жизнь я позволять не собираюсь.

– Он не отказался… отец ее, – всё же решился я. – Бей вспомнил о своём умершем сыне и о дочери. Он ответил на письмо.

Князь Ромодановский даже подобрался. Я воспользовался этим, затягивая паузу в разговоре. Пускай потомится в ожидании ответа.

На самом деле ногайских и татарских набегов на Русь до сих пор случается немало. И я даже понимаю, почему такая нелюбовь и даже ненависть была по отношению к Анне в Кремле. Из семи крупнейших прорывов кочевников через засеченные черты, три были совершены отцом Анны и его сыном.

Причём, как мне удалось узнать, активировался этот бей ровно тогда, как узнал о смерти своего старшего сына, бывшего пленником при русском царе.

– А я был убеждён, что бей Кучук уже и забыл о своей дочери. Ну так ты говори – что писал этот разбойник? – нетерпеливо говорил Ромодановский.

Я сам понимал, что обладаю эксклюзивной информацией. Теми сведениями, что дают возможность резко уменьшить количество степных набегов на русские земли. Оказывается, очень деятельный человек мой потенциальный тесть.

Он смог собрать вокруг себя союз сразу из семи знатных беев. Это ещё, наверное, неполноценное войско по нынешним меркам. Однако почти что пять тысяч – на грани того, чтобы показаться мне просто сложно решаемой проблемой на русских рубежах, а полноценной войной со Степью.

– Не томи…

– Дочь он пожелал свою узреть. Говорить желает – наконец произнёс я.

Ромодановский надолго задумался. Я же этот вопрос для себя уже решил.

Сразу, когда пришло письмо от отца Анны, она плакала, даже порывалась сорваться и ехать к своему родителю. Я даже был готов к тому, что лишусь любимой женщины. Отпустил бы. Насильно мил не будешь.

Однако, несмотря на то, что она вдруг стала серьёзной и воспылала желанием посмотреть в глаза своему отцу, который обрёк её на лишения и унижения в Кремле, уходить от меня Аннушка всё же не хотела больше.

– Нынче полюбовница твоя вольная птица. Для спокойствия державы нашей лучше её отпустить, – с суровой решимостью сказал боярин.

– Нет, Фёдор Юрьевич, – не менее решительно отказал я. – Быть ей со мною.

У меня были планы куда как более грандиозные. Реализация их поможет и мне и России.

От автора:  Кто еще не читал новинку от Гурова?

Присоединяйтесь!

Я очнулся в 2025‑м в теле толстяка‑физрука.

Класс ржёт, родители воют в чатах, «дети» живут в телефонах. Я должен сбросить жир и навести порядок железной рукой! https://author.today/reader/492721

Преображенское

6 августа 1682 года

– А ты мне, Егор Иванович, казался более разумным мужем. Разве же не понимаешь, что она нынче христианка? И, даже если вы обвенчаетесь, то её отец сие не примет. Выступит с ещё большей злобой. А сколько казне обойдётся то, что нам придётся усиливать границы наши? У бея войско в пять тысяч сабель. И никогда не знаешь, где они будут прорывать засечённую черту. Оттого усилить границы наши нужно не менее, чем двадцатью тысячами воинов.

Да всё я это понимал. Но питал надежду на то, что все не так уж и худо. Ну не хотел бы бей Кучук знаться со своей дочерью, так и не отвечал бы на письмо.

И мало того, так посланник вернулся с дарами для дочери. Я не говорю про некоторые золотые украшения, которые не зазорно было бы одеть и царице. Или же о серебре, рулоне шелка и двух конях. Но сам факт, что такие подарки есть говорит в пользу любви отцовской к своей кровинке. С вещами в эквиваленте стоящим не менее восьми сотен рублей, просто так не расстаются.

– Я отправлюсь вместе с Анной на переговоры с ним. Я смогу договориться, – решительно сказал я.

– Не по чину тебе вести такие переговоры, – Ромодановский в отрицании покачал головой.

– Так ты со мной и отправляйся! Разве же не будет тебе привычно с того, что сможем договориться почти что с половиной малой Ногайской орды? – закинул я наживку.

– Чую я, спокойной жизни подле тебя не будет никому. То письмо мне покажешь. И никуда не срывайся. С родичами своими совет держать буду. Как на духу скажу тебе, что и тут вопрос денег встаёт. Решали давеча на думе, что засечные черты усиливать надо.

Я соглашался. Лететь прямо завтра и встречаться со своим потенциальным тестем у меня не было никакой возможности. К таким долгим поездкам и отсутствию рядом с государем нужно готовиться тщательным образом. Ещё не хватало, чтобы прогулка к южным рубежам державы обернулась для меня потерей важного места рядом с государем.

– А не считаешь ли ты, Фёдор Юрьевич, что пора бы уже решить вопросы с Крымом? Не позор ли это для русской державы, кабы до сих пор платить? – спрашивал я, переводя тему.

– Коли это было возможно, то уже сделали бы. За спиной у крымского хана стоит османский султан. Да и сами крымчаки не лыком шиты. Сильны, сученые дети, – посетовал Ромодановский

– А то мне известно. А ещё думаю я, что скоро османы начнут войну с европейцами. Что они осадят Вену и что войском пойдут туда бесчисленным, – я закинул очередную удочку.

Может, всё‑таки на какой‑нибудь крючок Ромодановский и клюнет. А это очень жирная рыба, если считать не только нынешнего моего собеседника, но и других князей из этого рода.

Я знал, что уже скоро, буквально в следующем году, начнётся грандиозная война. Османская армия числом то ли в сто двадцать тысяч, то ли ещё большим, вторгнется на территорию Австрии.

По сути, это противостояние станет главным как для Австрии или даже всей Европы, так и для Османской империи. Если турки возьмут Вену… а они были очень близко к тому… неизвестно, как история станет развиваться. И останется только гадать, когда Германия станет мусульманской страной. Возможно, даже более мусульманской, чем та Германия, которую я покинул в будущем.

– И ты предлагаешь выступить нам? С тобой я перестаю чему‑либо удивляться, – сказал Ромодановский и громоподобно рассмеялся.

– Нам сейчас сложно выступать. Но это такая возможность, что не скоро появится вновь. Крымцы выгребут всех своих лучших воинов и отправят на помощь турецкому визирю. Само ханство окажется без защиты, – сказал я и пожалел о том, что не взял с собой одну из своих важных папок с бумагами.

Я вчерне уже проработал план военной кампании на следующий год. Первоначально думал о том, чтобы вместо польского короля Яна Собеского выступить к осаждённой Вене и деблокировать её. Ведь силы сторон были настолько равны, с очень малым преимуществом турок, что даже появление и десяти тысяч хорошо обученных и вооружённых русских воинов могло сыграть существенную роль в этом противостоянии.

Почти так и случилось в иной реальности, когда Ян Собеский привёл далеко не самое многочисленное войско под стены Вены, присоединив к себе некоторые отдельные отряды европейцев. Тогда он неожиданно ударил туркам во фланг. И осада посыпалась.

Меня не столько привлекало даже спасение Вены, хотя и допустить того, чтобы Османская империя её взяла, нельзя. Меня в подобном варианте решения вопроса Великой турецкой войны более всего прельщала добыча, которую можно взять, если разграбить турецкие обозы.