Сначала вся делегация должна будет проехать мимо Кремля. Именно здесь и будет возможность у имперского посла и польского посланника увидеть встроенные ряды новых русских воинов с новым оружием, которое и им сейчас недоступно.

Я знал, и зачем приехали послы, и что в самое ближайшее время должно случиться. Разразится Великая война. Европа окажется на грани того, чтобы потерпеть стратегическое поражение от Османской империи.

В 1683 году лишь только некоторое везение и стечение обстоятельств не привели к взятию турецкими войсками столицы Габсбургов – города Вены. Как история поведёт себя сейчас, я мог только лишь догадываться.

Уверен, что своим появлением в этом времени я уже немало изменил, даже самим фактом своего присутствия. Потому можно не только предполагать, но и вершить новую историю.

Историю, в которой Россия должна стать великой значительно раньше. Готова ли она? Нет. Но даже навскидку я не мог бы назвать и пяти больших войн, которые вела моя Родина, когда Россия была бы к этому готова. И к сожалению, но без войн нам величия не добиться. Слишком много нужно брать территорий, чтобы доказывать свое право на величие.

Но мы медленно запрягаем, лишь потом быстро едем. Я сейчас пытаюсь запрячь русского медведя как можно быстрее, чтобы последующая скорость была выше.

После, как я сдам пост, послов будут закармливать. А сами переговоры могут начаться хоть и через месяц, хоть даже через два. И, скорее всего, посол останется зимовать в России.

А у меня намечаются свои проблемы. Наконец, я привлёк внимание Патриарха. Похоже, что Иоаким готов пойти в наступление. Наступил я ему на мозоль, не простит меня.

Москва. Патриарший двор

10 сентября 1682 года

Патриарх Иоаким сидел на большом стуле у окна. Он любил посмотреть в практически прозрачное стекло на то, что происходит во дворе его большой московской усадьбы. Владыканаблюдал за суетящимися людьми, и думал о своей миссии.

Иоаким был убежден, что если бы не он, борец с латинянством на Руси, и уж тем более, воин против ереси, то и Церковь Православная рухнула бы, а к власти пришли бы еретики, кличущие себя старообрядцами.

– И нет мне никакой поддержки от малолетнего отрока‑государя и от Боярской Думы православной. Все во грехах своих погрязли, – с разочарованием вдруг озвучил свои мысли патриарх. – Латинянам продают веру нашу православную.

– Владыка, мы твоя поддержка, – неожиданно для Иоакима, сказал Иннокентий.

– Что? Ты здесь? – удивился патриарх. – Но как вошел?

– Владыка, так ты же меня позвал, – недоуменно сказал Иннокентий. – Я прибыл, как и велено.

Да, задумался Иоаким, забыл, что к нему с докладом пришел верный пес, который должен был следить за деятельностью одного неугомонного, и от того опасного, как считал патриарх, стрелецкого полковника. Патриарх и вовсе начинал сильно нервничать, плохо спать, если что‑то ускользало от него, если Иоаким чего‑то не понимал.

А в отношении полковника Стрельчина патриарх не понимал очень многое. Уже то, что этот молодой стрелец посмел украсть бумаги патриарха, чуть было не заставило Иоакима пересмотреть свое отношение к миру и людям.

Неужели можно вовсе подходить к вещам патриарха? Не убоятся гнева Божьего? Как посмел Стрельчин? Даже бояре устрашились бы такое вытворять, а этот… А потом еще и шантажировал… Может и не христианин этот полковник? Латинян какой, или того хуже, жидовствующий. Нет, еще хуже – еретик заблудший в старом и неправильном обряде.

– Ты бумаги нашел? – спросил патриарх своего соратника. – Не так легко было добиться, кабы Стрельчину указали головой стать стремянных, что встречали послов имперских и ляхов. Так ты достал бумаги, проник до сховища полковника?

– Да! – обрадовал владыку Иннокентий.

– Давай! – подхватился патриарх.

Он даже не заметил боли в коленях, так быстро встал, и сразу же возбудившись, подошел к Иннокентию. Эти бумаги, особенно письма к османскому султану, сильно сковывали действия патриарха. Он уже скрежетал зубами, издали наблюдая за тем, что царь почти что обходится без его, Иоакима, «пастырского слова».

Иннокентий протянул стопку бумаг. Патриарх начал судорожно перебирать компромат. Нашел три письма, наиболее опасных, особенно в условиях предстоящих переговоров с послом Священной Римской империи. Там Иоаким даже намекает на то, что Киев мог быть и под властью султана. Но главное, чтобы всю ересь униатскую, да и латинянскую из Киева каленым железом жечь.

Мечеть в понимании Иоакима меньшее зло, чем кастелы.

– Это те бумаги? – рассматривая письма, спросил патриарх.

– У тебя, владыка, есть сомнения? – спросил Иннокентий.

Иоаким задумался. Да, все написано так, как и было, и почерк…

– Нет сомнений. Ты многое сделал для Русской Православной церкви, – патриарх задумался. – Но предстоит сделать еще больше. Мне нужна голова Стрельчина! Теперь у него нет обвинений на меня.

Лицо патриарха озарила злая улыбка. Он ждал того момента, когда вновь сможет заявить о себе в полную силу, не боясь, что письма окажутся в руках бояр. Нет, Иоаким не думал, что даже такие компрометирующие документы могут заставить владыку каяться и оставить рясу русского патриарха.

Но даже тени сомнения не должно быть на облике перосвященника, пастыря православных. А сношения с константинопольским патриархом, да еще и с султаном – это весьма серьезно. Это может отвернуть от церкви многих стрельцов и бояр, которые принимали участие в недавних Чегиринских походах.

В обществе крайне негативно относятся к туркам, как и к татарам. Ведь это они губители душ христианских, людоловы. Обвинения патриарха в том, что он не занимается важным делом, не освобождает православных из татарского плена – это удар. А если еще и дружба с теми, кто угнетает христиан…

И не было бы альтернативы, если существовала бы только одна единая церковь, так и ладно. Но и без того, даже в Москве очень много старообрядцев. Или тех людей, которые ходят в официальные церкви, но при этом хранят старые книги, дома молятся двумя перстами. Они только и ждут, когда православная Церковь оступится. Они только и ждут, когда православная Церковь оступится.

Иоаким вновь сел на большой стул, лишь только развернул его не в сторону окна, а дверей.

– А теперь говори, чему учат Петрушу, что учудила ведьма Софья в Новодевичьем монастыре, – потребовал патриарх.

Иннокентий начал докладывать. По сути, ничего нового он не рассказал, лишь только озвучил, что и ранее было известно патриарху. Но сейчас глаза владыки наливались кровью. Он жаждал мести. И не столько даже к тем, как считал Иоаким, злодеяниям, что творятся сейчас в Преображенском и в Новодевичьем монастыре. Он хотел уничтожить Стрельчина. И воспринимал такие же слова, как и вчера, но иначе, по злому.

Как посмел этот стрелец шантажировать его, самого государя русского! Ведь в России было и есть два государя. Один отрок несмышленый, второй же умудренный старец. И патриарх был уверен, что его место не на Патриаршем Дворе, а подле государя. Иоаким хотел стать тем, коим был патриарх Филарет при Михаиле Федоровиче, первым из Романовых, при деде нынешнего государя.

Ведь страной управлял, пока не умер Филарет, именно что патриарх. И почему бы Иоакиму не управлять малолетним Петром?

– Так что в православном монастыре учат… – Иннокентий специально делал паузы во время своего рассказа, интригуя владыку. – Латинскому языку, богословие дают, примешивая латинскую ересь. Даже упоминания про унию есть!

– Софья… я знал, что она латинянам продалась. Это все Симеон Полоцкий. Он же иезуит! – срамная девица, – до хруста костяшек сжимая свой посох, говорил патриарх.

Иннокентий промолчал. Еще не так чтобы давно владыка тоже самое говорил про Наталью Нарышкину. А до этого и про Матвеева… про многих. Если проследить, чьи имена прозвучали в контексте обвинения, так, по мнению патриарха, и нет в Москве среди знатного населения достойных православных людей. Все либо еретики, либо тоже еретики, но тайные, ну или вовсе безбожники.