– Я получил подметное письмо. Я прибыл к тебе, владыко, чтобы ты осудил того, кто такое пишет. И мы вместе отправились к святейшему патриарху и поддержали его. Как можно на нашего владыку такую хулу возводить? Государь и Дума должны найти, кто это мог делать и осудить, покарать. Или это еретики? Сжечь! – наконец высказал свои тревоги Афанасий.

Корнилий промолчал. Он думал.

– Совсем я забыл, – вдруг, а на самом деле, выполняя заготовку, как учил отец, «вспомнил» Матвеев‑сын. – У меня же письмо от митрополита Казанского и Болгарского Иосафа [единственный иерарх, кто носил такой титул ].

Пока два иерарха Русской Православной церкви буравили друг друга взглядом, Андрей Артамонович передал письмо митрополиту Корнилию.

Митрополита Казанского Иосафа, пребывавшего в Москве, Матвеев уже во многом успел убедить. Более того, во время Стрелецкого бунта Казанский и Болгарский митрополит повел себя нейтрально и даже в какой‑то момент выступил в угоду требованиям старообрядцев Московских, чтобы провести диспут.

Так что боярин смог договориться со стариком Иосафом. Иначе можно было митрополита Казанского отдать на растерзание патриарху Иоакиму, который еще больше был виновен в бунте стрельцов, но вышел сухим из воды. И готов был карать.

Митрополит Корнилий читал письмо и морщился. На самом деле, он не хотел участвовать во всех этих играх. Но…

– Не может русский святейший патриарх предлагать русский Киев и Печерскую Лавру басурманскому царю! – решившись жестко сказал Корнилий.

Он не один. Иосаф Казанский, еще один уважаемый иерарх Церкви, высказывается против патриарха. А это уже очень много. С такими позициями можно и высказать патриарху. Двоих уважаемых иерархов не сможет он лишить кафедр.

– Ты что же? Веришь в письма эти? Да пусть они и правдивы, токмо патриарх…

– И он грешен. Али ты в латинскую ересь подался? Это их Лукавый папа непогрешим, а сам служит Лукавому, – сказал митрополит.

Архиепископ зло посмотрел на своего бывшего наставника, которому должен быть благодарен уже за то, что это именно Корнилий способствовал долгое время продвижению Афанасия. Но нынче уже не так.

– Это может быть новая ересь. И я не буду с том принимать участие, – сказал Архиепископ Холмогорский.

Он, обозначив поклон, тут же направился на выход. Не медля ни минуты, Афанасий хотел спешить в Москву, на Патриаршее подворье, чтобы рассказать обо всем Иоакиму и быть рядом с патриархом, когда на него исполчаются сразу два митрополита. А может и не только они?

– Ты же здесь вот для этого? – расстроенным тоном спросил митрополит Корнилий, обращаясь к Матвееву и показывая на двери, за которые только что вышел архиепископ Афанасий.

Молодой Андрей, выполняющий, пожалуй что первое серьезное задание своего отца, промолчал.

– Бояре думские за что выступают? И за что будет государь? – спросил митрополит.

– Против патриарха, – понурив голову, сомневаясь, что говорит то, что можно, сказал Матвеев‑сын.

– Ну, будем собираться. Отошли батюшке твоему, что остановлюсь у него. Уж к патриарху нынче мне нельзя.

Рекомендация почитать:

1З‑й том!

✅Он попал на поля сражений минувшей войны, став настоящим кошмаром для фрицев. Его оружие – тёмная магия! На все тома серии большие скидки!

✅ https://author.today/reader/358686

Москва. Усадьба боярина Матвеева.

7 октября 1682 года

Двое мужчин стояли неподалеку от печи, украшенной витиеватыми узорами изразцами. Еще пахло штукатуркой и скрепляющим раствором, и казалось, что керамические изразцы только‑только схватились. В комнате было прохладно. Отчего‑т, словно «вдруг» в усадьбе не оказалось в должной мере дров. Потому и холодно было.

Правда, как только временный хозяин дома пригрозил топить мебелью, и уголь нашелся и дрова, и всего вдоволь. Вот и затопили, правда тепло только стало растекаться по просторным комнатам терема.

И двое уважаемых себя мужей не могли позволить себе приложить руки к теплым изразцам, чтобы согреть ладони. И все равно, разговаривали стоя и рядом с печью.

– Я не пойду на это! – выкрикивал Ян Казимир Сапега, поворачиваясь к печке и наслаждаясь растекающимся по комнате теплом.

– Но ясновельможный пан, разве же нам не нужно выстоять против османов? Разве же не готовятся они к войне? – продолжал уговаривать строптивого литвина чешский дипломат на службе австрийских Габсбургов.

Бернард Таннер словно незаметно, но чуть прислонился своим камзолом к изразцам. Быстро, не успел нагреть прохладную не самую плотную ткань. А шубу скинул. Начало октября, но вдруг наступили марозы. Говорили, что так, на пару дней, к Покровам сойдут. Но все же… В Австрии так быстро не холодает, а Таннер и вовсе предпочитал жить на юге Богемии.

– Мы уже разбили турок не так давно. И армию они привели огромную. Так что и без московитов справимся, – возразил Ян Казимир.

Таннер вздохнул. Австрийский посол повесил вопросы дипломатической миссии на него, практически удалившись от переговоров. И теперь Бернадру отдуваться, пока граф… Банально пьет. Австрийский посол торгует своим лицом, Таннер торгуется за успех австрийской дипломатии.

– Ну никто же вам и дурного слова не скажет, или может лишь слово, но не будет действий, если вы вернете Киев силой после войны с Османской империей. Австрия даже деньгами поможет, или же вооружением, – привел вполне основательный довод Бернард Таннер.

Когда Ян Казимир Сапега получал инструкции от сейма и короля по тому, в чем можно уступить, такой аргумент звучал. Можно было соглашаться на временную потерю Киева, но только если заключить тайно гарантийный договор с Австрией на предмет помощи Габсбургов в вероятной войне с Россией.

Да и инструкции эти были… Наверное, скорее, как дань приличия. Клан Сапег нынче входит в такую силу, что может принимать многие решения и самостоятельно.

– Ну же… Речь Посполитая сейчас сильнее, чем когда‑либо ранее. Столь достойно вы отразили османскую армию более чем в сто пятьдесят тысяч солдат. Неужто же с нашей помощью, а еще и шведов подговорить на временный союз, – соблазнял речами польского магната чешский дворянин. – Швеция уже намекала, что на Севере готова к сотрудничеству [речь идет о польско‑турецкой войне и скорее всего о битве при Хотине, где поляки разгромили турок 1673 года ].

Яну Казимиру понравилось упоминание о славной битве.

– Как вы оцениваете то, что нам показали? Бравада? Ложь? Или плохо постановленный спектакль? – спросил вместо ответа польский посол.

Внутренне Таннер улыбнулся. Три варианта ответа, но ни одного правильного. И то, что поляк спросил о впечатлениях чеха о показанных в Преображенском учениях, говорит в пользу того, что Ян Казимир, на самом деле, высоко оценил постановку русских.

– Смею заметить, ясновельможный пан, но это будущее. Русские продемонстрировали, как можно воевать в будущем. Но я, признаться все равно больше предпочел бы пику, чем ружейный штык. А эти бочки с водой? Разве же нам, воюющим в местах полных воды они нужны? – лукавил Таннер.

Да, он не мог откровенно соврать, что показанные учения были никудышные, что в них задействованы были всего‑то не более тысячи солдат и офицеров. Но опытный взгляд выцепит важное: русские учатся воевать новым оружием, которое сами же придумали и сами теперь апробируют новые тактики.

– Но чего стоит их косой строй. Понятно, что всего лишь рота солдат, обученных так атаковать и на поле боя реагировать и маневрировать, – это даже не полк, и уж точно не дивизия. Но все же… Это находка! – все же не сдержался чех, но тут же поспешил поправиться и уточнить в угоду своему собеседнику: – И конечно же литовские крылатые гусары такой строй разобьют в первой же атаке.

– Вот‑вот! – сказал Ян Казимир и наставительно поднял указательный палец к верху.