Дверь, ведущая в зал заседания Боярской думы, была хоть и массивная, но бояре столь громкие, что я многое смог услышать.

– Чего молчишь, Афанасий Кириллович? – слышал я, как Юрий Михайлович Долгоруков обращался к Нарышкину. – Все порешали, а иные мысли так и не выказать?

Действительно, из того, что я знал, так это то, что на каждом заседании Афанасий Кириллович хочет показать себя первейшим боярином, встревает в каждый разговор. И не сказать, что глупец последний, хотя образования ему явно не хватает. Но чувства такта у этого Нарышкина, впрочем, как и у большинства других членов семейства, нет совершенно.

– А что молвить мне, бояре? Обстоятельно всё изложено, – чуть слышно, мне даже пришлось прижаться к дверям, отвечал Афанасий Нарышкин.

А что ему ещё ответить, если получил взятку в пятьсот ефимков, из которых моих была половина, остальное давал Григорий Григорьевич Ромодановский.

Вот в упор я не понимаю Афанасия Кирилловича. Ведь у него сейчас скапливаются очень немалые средства. Земли нахапал себе столько, что и сложно представить. И все равно за каждую копейку готов душу продать. Это явно болезнь. Ею я и воспользовался. Но так как общаться с Афанасием Нарышкиным я не хотел, да и он слишком гонорливый, подкупили Кащея, что над златом чахнет, Ромодановские.

Лишь только некоторые бояре, например, тот же Долгоруков, не были на моей стороне и явно удивлялись, почему такое происходит, что решения Следственной комиссии даже не подвергаются спорам и обсуждению.

Впрочем, от них и немногое зависело. Главные игроки в Боярской думе были либо подкуплены, либо заинтересованы иными моими уступками.

Вдруг дверь распахнулась, на пороге появился думный дьяк.

– Зайди, Егор Иванович, – сказал он.

Ну что? Будут свое решение оглашать? Приняли же итоговые протоколы. Или нет?

От автора:

Новинка от Гурова! Я очнулся в 2025‑м в теле толстяка‑физрука.

Класс ржёт, родители воют в чатах, «дети» живут в телефонах.

Я должен сбросить жир и навести порядок железной рукой!

https://author.today/reader/492721

Москва. Приображенское

24 мая – 1 июня 1682 года

Я чинно, словно бы и сам являюсь боярином, вышел в центр зала, встал напротив сидящих на лавках бояр. Поклонился – без этого в подобной ситуации было никак.

– Есть у нас вопросы до тебя, – сказал Матвеев, и началось…

Этот момент я тщательно репетировал, в мыслях прокручивал всевозможные вопросы, которые могут мне задавать бояре. Доходило до маразма, но очень много ответов проработал.

– А сколько Василий Васильевич Голицын серебра даёт, кабы в монастыре школу и типографию ставить? – первым задал свой вопрос Афанасий Кириллович Нарышкин.

Лечиться бы этому человеку не помешало. С ума сходит по деньгам.

– Сто тысяч на всё ложит! – тут же сказал я.

Многие из бояр чуть ли не засвистели. Сумма‑то была очень большая. Но отнюдь не настолько, чтобы разорить Василия Васильевича. Да и нечего большинству присутствующих удивляться. У самих хватает серебра. Которое, между прочим, не работает на экономику, а в сундуках лежит.

– То не сразу все сто тысяч, двадцать лет ложить будет, – уточнил я.

Конечно, Василий Васильевич львиную долю должен будет заплатить сразу. Ведь ещё необходимо заказывать печатные станки в Голландии или в Англии. Бумаги очень много потребуется. А в России её, если и производят, то качества низкого и немного.

Так же необходимо подготовить учебные кабинеты, сделать некоторые пристройки в Новодевичьем монастыре. Буквари и азбуки закупить, если такие имеются. Ну или создать и напечатать, если их не существует.

Букварей я не видел даже у Петра Алексеевича, наверняка их нет вовсе. Ну так, такой‑то учебник я уже точно смогу достаточно быстро создать. Хотя бы тот, по которому учился сам. Почему‑то, но отчётливо помню и картинки, и буквы, и как они были там прописаны.

Так что в любом случае сто тысяч для такого дела – это не такие уж огромные деньги, если раскидывать их на двадцать лет. Как бы ещё не пришлось доплачивать.

– А самого, стало быть, Василия Васильевича в Сибирь… Переговорщиком? И по что сия ссылка, коли ты, полковник, отписал, что нет вины на Василии Васильевиче? – спрашивал старый Одоевский.

Чуть сидит на лавке, но приехал, вокруг себя сколотил партию. Если бы не явная старость и болезненность, то мог бы и Матвеева подвинуть своей энергией.

Матвеев этого вопроса не задал бы, так как я ему всё объяснил.

– Вина – есть суть не токмо действие, но також и бездействие. Василий Васильевич ничего не сделал, как бы предотвратить бунт. А мог. Потому и на плечах голову свою носить будет, отечеству и государю нашему повинен отбыть, – отвечал я.

О как начали переглядываться бояре. Поняли, пауки, что с такой формулировкой тут каждого второго можно было бы обвинить. Ну и пусть думают так, меньше артачиться станут.

Не хотел я первоначально Голицына отправлять в Китай. Думал, что он смог бы удачно справиться с подписанием вечного мира с Польшей. В иной же истории подписал, Киев сторговал. Хотя этот город и так был наш, по праву того, что заняли его, ну и по исторической справедливости. Сколько бы при этом поляки не спорили, что Киев – их исторический город.

Но тут упёрся Матвеев, не желающий видеть рядом с собой умного Голицына. Явно своих людей хочет продвигать, в том числе и в дела внешней политики.

Так что Голицын отправится в Китай. Полномочным представителем России. Естественно, после того, как получит ряд консультаций. От меня‑то он уже их получил, пускай и в завуалированной форме. Но напомнить нужно. Я хотел встретиться еще раз, а после не единожды, с Софьей Алексеевной и Голицыным. Как минимум, нам нужно обсудить центр Просвещения.

А о том, что нужно делать русскому послу в Китае, я договорюсь с Матвеевым. Артамон Сергеевич – сложный человек и ни разу мне не друг. Более того, лично для меня он мог бы стать и врагом. Но вот в чём я уверен, так это в том, что Матвеев искренний сын своего Отечества. Так что если мы сделаем общее дело, то не вижу смысла ругаться по пустякам.

И в данном случае Голицын – есть тот самый пустяк. Ему бы только такое не брякнуть.

– А у нас что, великая война в Сибири али бунт? – всё‑таки встрял Юрий Михайлович Долгоруков. – С чего посольство? Это же траты. И дары нужно и дорога.

– Там русская земля, земля государя нашего, – одёрнул Матвеев князя Долгорукова. – Оттого и много стрельцов ссылаем туда. Пущай службу сослужат добрую, а после и вернуть можем. Поиграем маньчжурам, и Сибирь не долга потерять, а там и башкирские степи и Урал.

Вот за такой спич боярина Матвеева я бы даже сказал ему спасибо. Но только в том случае, если бы Артамон Сергеевич не имел бы собственной выгоды, чтобы чуть подальше убрать государя, по крайней мере, на время. Но это же хорошо, когда даже низменные желания, но приводят к благостным решениям.

Когда Матвеев открыто за меня заступился, а после поддержал Ромодановский, Нарышкины смолчали, остальные бояре приняли всё без дополнительных обсуждений.

Выходил я из Грановитой палаты с чётким убеждением, что только что мне, прежде всего, Матвеев показал свою силу. Ведь могли бы и час, и два меня клевать, а потом и пересмотреть все решения. И это несмотря на то, что они уже были приняты в тот момент, когда я находился за дверью. Бояре могли поменять своё мнение.

Ну да и ладно. Артамон Сергеевич Матвеев, как и другие, ещё даже не подозревают, чем для них может аукнуться отсутствие государя. И то, что он не будет под пристальным их вниманием, а значит и не попадет под их влияние.

У меня же ещё больше развязываются руки. Так что будем учить государя и выжидать момент, когда мы… Очень рассчитываю на то, что именно «мы»… Когда мы Петром Алексеевичем вернёмся в Кремль. И будет государь у нас самодержцем.